Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2012)

— Рыба какая? — спросила Валя придирчиво.

— Рыба славная… судак… свежий…

— Что ты меня судаком, — сказала Валя с обидой. — Денег, что ли, на хорошую рыбу жалеешь? Судак! Сам ешь судака. Нет бы сестре рыбки красненькой… импортной… дорогой.

— Ее на гормонах выращивают! — возмутился Илья. — Сто раз разморозят и переморозят, пока везут. Травиться… У нас никто из мужиков не ест. А этот свежий… чешуя вон — серебро… сладкий…

— Конечно, конечно, вы богатые… причуды-то можно позволить. А я красной рыбы лет пять не нюхала. Я на пенсию живу. Я вон газировки, которую везде рекламируют, купить себе не могу. — Она скривилась, едва не плача.

— Какой газировки, зачем? — не понимал опешивший Илья. — Где мясо растворяется? Ею чайники чистят от накипи… я девчонкам пить запрещаю вообще. Что ты на старости лет — газировка…

— А что же мне, на старости лет жить не хочется? — Она все-таки заплакала. — Я тоже жить хочу, как человек…

— Куплю я тебе газировки! Хочешь — упаковку куплю!

— Не надо мне одолжений. — Валя всхлипнула и вытерла глаза.

— Как хочешь, — сказал Илья сердито. — Давай есть. Увидишь, вкусная.

Он достал из багажника стальные котелки, которые они с рыбаками использовали в качестве тарелок. Валя, по-своему оценив металлическую посуду, вздернула нос:

— Не хочу… не буду.

Илья опустился на траву.

— Не будешь? Зачем тогда варили?

— Не знаю зачем. Не буду, не хочу. У меня дома каша есть. Подумаешь, одолжение…

Илья посидел и подождал — может, передумает. Но Валя отвернулась. Тогда он пожал плечами, снял котелок и вылил уху в воду.

— Сам-то жрать не хочешь, — прокомментировала Валя ядовито, с сожалением проводив глазами содержимое котелка. — Катьке-то своей небось не повез. Небось она не ест.

— Как везти, — возразил Илья сухо. — В руке? Не надо — значит, не надо.

И он зачерпнул из озера воды, чтобы залить костер.

Обратно ехали молча, и Илья безнадежно думал, как исправить положение, и не видел выхода. Он понимал, что их долг — окружить ее заботой, вниманием… помогать… отвлекать от дурных мыслей… но все это было некогда, и он был уверен, что забота ни к чему не приведет, а будут постоянные придирки и гадости за глаза. Ему было неприятно, и он решил, что расскажет братьям и передаст им эстафету — пускай потрудятся… может, у них получится. Еще он чувствовал себя усталым, точно он много работал, и ему, как никогда, хотелось домой.

Они подъехали к подъезду, и Илья повел Валю в квартиру. Когда поднялись на этаж, Валя коротко взвизгнула, а Илья замер: под потолком, выкрашенным масляной краской, выглядывая из-за трубы, сидел небольшой черт: он был величиной с большого кота, только не пушистый, а плешивый, сквозь редкую клокастую щетину просвечивала бледная кожа в черных разводах, а посреди розовой морды, как прыщ, красовался черный подвижный пятачок. Илья попятился, а черт ударил копытцем о трубу, беспокойно дернулся, пополз куда-то и исчез.

Михайлов Сергей Юрьевич родился в 1970 году в Молдавии, с 1988 года живет в Калининграде. Окончил филологический факультет Калининградского государственного университета. Поэт, прозаик, переводчик. Автор поэтического сборника “Новые песни западных славян” (2004). Публиковался во многих интернет-изданиях, журналах и альманахах. Стихи переводились на европейские языки. В “Новом мире” публикуется впервые.

* *

*

...колебания поколения...

Ян Сатуновский

С грустью смотрю, как уходят

в трэш, китч и фарс мои конфиденты,

с кем пролетели веселые годы надежд и открытий.

Так же, должно быть, они

видят меня отступающим в тень смирным шагом,

с миной, как тара пустая, и взглядом тяжелым.

(Время — вот говорят — движение после Большого Взрыва.

Малым осколкам его, нам, возможно ли остановиться?

Нет: разбегаясь, мы раздвигаем границы этого мира.)

* *

*

подлесок тянется к верху

да знает меру

лес вымахал

стелет боярскими рукавами

а бурелом? —

есть же и бурелом —

пылкий мемориал

легкий сарданапал

где чей шесток? —

падаль труха подзол —

и нет никаких сверчков

* *

*

лучшее в этой жизни

я испытал во сне

летал без страха

дышал под водой

разговаривал с мертвыми

любил тебя не таясь

сон мой счастье мое

Что нужно

Учись у гастарбайтеров

беженцев эмигрантов —

лимитчиков тесных оазисов

благополучия

Они знают

что человеку нужно:

крыша над головой

дешевые макароны мелким оптом

барахло рабочее и на выход

если дело пойдет хорошо —

в складчину —

ламповый телевизор

по которому в новостях из горячих точек

можно увидеть

дом

* *

*

Умирало лето, тихо тлело,

Сентябрем окончиться хотело.

Золотым дождем еще струилось.

Откупалось, что ли? Не скупилось,

Неумело с жизнью расставалось,

Ничего ему не оставалось —

Дня, ни полдня. Только понимало

Лето, что такому лету лета — мало.

Ах, ему хотя б еще полстолька!

Столько сил оно таило, света столько

Не излило — и томилось этим даром,

Точно подозрением, что даром

Было здесь и быть не уставало,

Так любило жить, что жизнь давало,

И теплом и негой угодило,

А теперь вот угасало, уходило

В мрак и холод, сбрасывая зелень

Как улику нежности на землю.

…И Земля, уже полунагая,

На бок повернулась, как Даная,

После жаркой встречи засыпая.

Море волнуется — три

Теплый воздух на побережье пришел с ночным ветром

Вода поднялась

Резче стала линия горизонта

Приезжий в мертвый сезон

ляпнув некстати “Домой… мой ад…”

обмирает как пораженный громом

Мелко хлопает брючина

Из пучины встает многорукая гидра судьба

и нежно душит его в объятьях

Пойманный мотылек

Она качала твою колыбель.

Когда она отходила, ты плакал.

Возвращалась потом — постепенно.

Не балуя. Не отпуская.

Засыпала кошка. Хомячок. Попугай.

Пойманный мотылек.

Первые шаги вы делали вместе —

было весело, как летаешь.

Но вдруг умирал бушевавший всю ночь сосед,

незнакомый далекий родственник,