Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2013)

Мы продали всё и с 5000 долларами отправились в Бразилию.

sub 19 /sub

В Паране в деревне стретились с дядя Маркой Килиным, он приезжал на своёй машине грузовой четырёхтонке. Посовещались с ним, он нам посоветовал: «Здесь всё дешевле, и я еду простой [78] ». Мы взяли ледник [79] и разный мебель, загрузили на машину, а сами отправились на автобусе.

Приезжаем в Мато Гроссо, в деревню Масапе. Возле Николая Чупрова стоял моего друга Максима Поликарповича (он уехал в Боливию) дом пустой, заведовал ём дядя Василий Килин, мы его попросили пожить, он разрешил, и мы устроились в нём жить. Суседи нам стали справа Мурачев Селивёрст Степанович, слева — Николай Семёнович Чупров. Поискал и работу. Все хозяева договор делают с рабочими после урожаю.

Не пришлось рыться [80] , а устроились у Берестова Николая Даниловича, у него посеяно 300 гектар бобов, пять рабочих-бразильян, зарплата не очень — 25 000 крузейров, и инфляция. Нам тут пришлось трудно, с куска на кусок перебивались, но жили. Работа чижёла, денег никуда не хватат, но добры люди помогали: хто молочкя, хто зерна, хто мяса. Марфа давай корить, что уехали с Уругваю, я не слушал, старался работать, а в свободно время учился грамоте духовной. Старики мня поддорживали, за мало время научился читать паремии, Апостол, Евангелие, Поучение, екса-псалмы, Псалтырь, к пению тоже подтянулся, стал хорошо петь и читать. Дед Данила Берестов всегда разъяснял, как читать, кака прогласица, открытым ртом, громко, чтобы все слыхали, развязно по точкям и запятым — всегда следил и подсказывал.

В Масапе народ выпивал лишновато, особенно молодые мужики, как праздник — так пьяны. Я при гулянке всегда был весёлый и чудаком, за ето молодёжь мня уважали и всегда приезжали за мной и везли меня на веселье. Марфа злилась и не хотела ехать со мной, я на неё не обращал внимание и уезжал, но внутри мне было её жалко. Часто хворала, надсада донимала, ей было невесело, больницы недоступны, своими средствами как могли, так и обходились.

Вскоре приехал в Масапе Кузьмин Евгений Иванович, старый приятель с Кулуене, устроился жить в деревне.

Сусед Селивёрст Степанович угодил богатый, весёлый, но наглый идивот и развратник, часто устраивал пиры и спаивал молодёжь. Хто с нём связывался, тот превращался в пьяницу, и немало превратил браки в хаос.

Мурачевы — ето Ирон Степанович, жена Басаргина с России, с Приморья, у них два сына — Степан и Ефрем. Дед Ирон Степанович часто говорил старикам: «Взял ету Басаржиху, перепортила мою породу». Правды, старуха была маленькая, но вредная, и сынки угодили в неё. Степан вообче непонятный: ни в соборе, ни с суседьями, ни в компании, ни в гулянках — не везло нигде ему. Ефрем: в Китае на охоте медведь сломал ему ногу, и он из-за ето выучился грамоте духовной, хороша память, хороший полемист, но завидливый, вредный, строгий и порядливый. Он не терпел в соборе, вмешивался в каждоя дело и немало принёс вреда старообрядцам, потому что не справедлив, а лицемер.

У Ефрема жена Степанида, восемь сыновей, четыре дочери. Детей всех выучил грамоте духовной, жена очень добрая, дети, которы угодили в мать, очень хороши, а которы угодили в отца, такие, как и отец. Дети Фаддей, Ульян, Терентий, Елисей, Ефим, Иван, Николай, Арсений, дочери Варвара, Татьяна, Хиония.

У Степана Ироновича два сына: Селивёрст и Андрей — и три дочери: Федосья, Арина, Татьяна, а жена Фетинья Калугина — под вид моёй тёщи.

У Селивёрста Степановича жена Домна Валихова, умница и добрая, дети у них — три сына, три дочери. Селивёрсту прозвище Селькя. Рос он оторви башкой; уже женатым на тракторе убил брата — задавил по неосторожности; через сколь-то время в аварии убил три бразильянина и убежал в Уругвай, там проскитался три года, ето произошло в 1970-х годах. С Селькяй в машину лучше не садись: летает как бешеный.

Ефрем Поликарпович Ревтов с Селькяй вырос и шшитались друзьями, но ето человек благородный, добрый, милостливый, богатый. Судьба у него сложилась нескладна. Он праздновал и любил Марью Даниловну Берестову, но почему-то Поликарп не разрешил взять её, но заставил взять Парасковью Назаровну Ерофееву. Назар был добрый, но мать чижёла. Ефрем сошлись не по любви, и Парасковья старалась везде вред причинить Ефрему. У них шесть детей, но всех на имя не знаю, опишу, с которыми судьба свела и кого знаю.

На Ефрема в моленне была надёжда: грамотный, красивый голос, хорошо пел, красиво читал, как станет читать Поучение, многие плачут. Но у его получилось три несчастья. Перво: в моленне был уставшик, Ефрем ради зависти выжил его из сана; второ: дружил с Селькяй, Селькя превратил его в пьяницу; третья: разошёлся с женой.

Ну вот. В работе я старался, грамоте тоже учиться старался, и гулянки не оставлял, всегда в присутствии Сельки. В Бразилии мужики с базару пиво и водку пили тайно от стариков, но шило в мешке не утаишь. Старики за ето убеждали и ставили на правило [81] , выводили на собор и заставляли прошшаться. Чем чаше человек провиняется, тем боле старики жёстче становются, но не издевались, хотя и некоторы хотели бы поиздеваться, но старики не давали. Мужики научились пить водку в Китае на охоте, некоторы даже брали с собой китаянок на развлечение.

В Бразилии мужики часто ездили в город, потому что все связаны с банком, вот и в городе и шла баловня. Мне приходилось ездить редко в город, потому что рабочий, а ездил — ето оформлял документы бразильски на временное проживание, и вот здесь с мужиками участвовал на гулянках.

Приезжаем домой — старики уже знают и в моленне выговаривают, все отпираются: нихто не пил. Мне ето казалось жутко. Рассказать — будешь враг всем мужикам. Как-то раз отмолились, идём домой, дед Данила говорит:

— Тёза [82] , заходи ко мне, хочу с тобой поговорить.

Захожу. Он завёл к себе в комнату, посадил и говорит:

— Данила, мне тебя жалко, живёшь безродный, один, некому подучить, защитить. Послушай, вижу, хорошо работаешь, хорошо учишься, у тебя всё получается, старики тебя уважают. Брось гулянки, брось Селькю, он тебя к добру не приведёт, брось на базаре пить водку.

— Деда Данила, спаси Господи за вашу заботу. Но сам же сказал — безродный. А куды мне деваться? Я точно знаю: по вашему совету — сразу буду всем мужикам враг. А кому ето охота?

— Данила, послушай, — открывает книгу и читает мне: «До полцеркви таящихся еретиков ништоже вредит церкви, и ежлив сколь в моленне осквернил, за всех должен правило нести». Ну вот, подумай и пошшитай, за каждего на шесть недель, по сто поклонов земных, а в моленне боле сотни, и сумеешь ты за всех отмолиться? Давай, парень, подумай.

Да, я задумался.

— Ну хорошо, придётся выпить — вместе молиться не буду, но выдавать никого тоже не буду.

— Но ты становишься соучастник.