Виктор Пономарев - Записки рецидивиста

— Наверх, пожалуйста, проходите.

И я попылил по ступенькам. Только поднялся на второй этаж, ко мне подскочила клевая молодая официантка в белом коротеньком фартуке.

— Молодой человек, вам место?

— Да.

— Пожалуйста, сюда, — сказала официантка и повела меня к столику у самых перил яруса, в руки сунула меню.

За столом уже сидели двое: пожилой мужчина и женщина лет тридцати. Они о чем-то весело лопотали на непонятном мне языке. Потом уже понял, что это были англичане или американцы. Кроме русского языка, досконально я знал только один — воровской. Но не рискнул общаться по «фене» с иностранцами. Поэтому спокойно сидел и изучал меню, но ничего в нем понять не мог, какие-то мудреные названия блюд: лангеты, антрекоты и прочая ерунда. О таких в тюрьмах и зонах и слышать-то не приходилось. А когда подошла баландерша (раздатчица баланды, официантка), я сделал ей чистосердечное признание:

— Три вторых, можно разных, но чтобы мяса побольше было, пива шесть бутылок и графин коньяку.

Официантка улыбнулась красивой белозубой улыбкой, спросила:

— А на десерт? Кофе, чай, шоколад, фрукты?

— Во-во, все, что назвали, то и тащите, — ответил я. — Только чай сделайте покрепче, чтобы ложка в нем стояла. А если хотите, я помогу вам заварить.

Официантка уже не улыбалась, а смеялась. Видимо, не так часто приходится ей обслуживать столь необычных клиентов. Успокоившись немного, она сказала:

— Заказ принят. Приготовим в лучшем виде, — и ушла.

Минут десять ее не было, а вернулась с полным подносом бутылок и тарелок, расставила их на столе с трудом.

— А чай? — в шутку спросил я.

— Заваривается, — ответила деваха.

У меня было хорошее настроение. Я сидел, зырил на публику, не спеша наталкивал себя жеваниной и «озверином». Англичанин подозрительно косился в мою сторону, видя, как я приканчиваю второй фужер коньяку. У них, говорят, его наперстками пьют. А откуда у меня наперсток с собой?

Неожиданно внизу заиграл оркестр, и на сцену выскочили девушки, человек двадцать. Одеты они были, точнее говоря, раздеты они были почти полностью, из «прикида» только ленточки на грудях и ниже пояса. Стали телки танцевать. Что за танец, не знаю, только ноги задирали выше головы. «Ништяк, ништяк делают, почище лошадей», — подумал я и вспомнил пивную «мордобойку» в своем леспромхозе. И тут же новая мысль приканала: «А что, если из наших баб собрать такой же кордебалет? Взять в него Машку мою, Тамарку из хлебного „тупика“ (магазина), погромщицу Жанну д'Арк. Бабы они как на подбор, каждая не меньше девяноста килограммов. И пусть тоже голые бегают по „мордобойке“ и ноги задирают». Меня смех даже разобрал, как я представил это зрелище. А иностранцы покосились на меня, как на ненормального.

К нашему столику подошел парень «семь на восемь», сказал, обращаясь ко мне:

— Вас человек приглашает.

Я удивился, машинально спросил:

— Кто?

— Пойдемте.

Я поднялся и пошел за парнем в другой конец яруса. И не поверил своим глазам: за столиком сидел Огонек, вор в законе, авторитет Ванинской и Магаданской зон сороковых-пятидесятых годов.

Огонька я знал хорошо, почти год мы с ним пайку хавали в БУРе Ванинской зоны. Я тогда еще пацаном был, в пятнадцать лет я пришел на зону за побег из Абаканской малолетки, где сидел за убийство.

С Огоньком за столиком сидел еще человек среднего возраста, крепкого сложения и явно уголовной мордой. Я стоял у столика, как пень, настолько была неожиданной встреча. Уж сколько лет прошло с тех пор. Огонек сильно постарел, голова почти вся была седая, но лицо такое же темное, худое и с волчьим блеском в глазах.

— Садись, Дим Димыч, — сказал Огонек. — Что, не ожидал встречи? Я тоже. С полчаса за тобой кнокал, ты или не ты. Но не ошибся, в масть попал. Ну, здравствуй, бродяга!

Огонек поднялся из-за стола и протянул мне руку, я крепко пожал ее.

— Здравствуй, Огонек! Не ожидал, никак не ожидал, — ответил я.

Мы сели за столик, сел и Спортсмен. Мысленно такое погоняло я дал парню, что подозвал меня.

— Это, Дим Димыч, люди из моей «дружины», Чехарда кличут и Пегас, — кивнул Огонек в сторону коллег. — Давай выпьем за встречу. Банкуй, Пегас. Всем по полной.

Спортсмен разлил по фужерам водку. Мы чокнулись, выпили, закусили. Огонек сказал, обращаясь ко мне:

— Мы тут с братвой наслышались баек про тебя. Хотим от первого лица услышать, что и как.

— Что говорить, Огонек. Из «царских дач», считай, не вылазил. Разве когда в бегах был. От «хозяина» из «крытой» я звонком откинулся, пять лет «чалился» в подвале Таштюрьмы, чуть на век не остался в ней, когда Ташкент трясло. А сейчас я в «командировке» — в ссылке на Севере, на лесоповале, — ответил я.

— Вот те фуй. В ссылке, говоришь? Ну, если быть в столице и шастать по кабакам, это, по-твоему, ссылка на Север, то неплохо, неплохо, Дим Димыч, — сказал, улыбаясь, Огонек. — И «прикид» на тебе ништяк, фартовый. Или сейчас такой «прикид» стали заместо ватника выдавать на лесоповале? За морду твою и не говорю, в натуре ни в какие ворота не влазит. Еще бы, хавать баланду в ресторане «Арбат»! И делянка у тебя ништяк, кубатурная попалась на самом Арбате. Только чую, Дим Димыч, ты что-то в натуре перепутал. Тут не лесоповал, а блядонавал настоящий. Присмотрел молоденькую блядь, чекеруешь ее, тащишь в «пятый угол» и пилишь в поте лица на благо Родины. А? Скажи, Дим Димыч. Разве не так? — продолжал шутить Огонек.

— Считай, Огонек, что ты прав. Только я в натуре в ссылке. А тут проездом на Украину. Кенты у меня там. Работали на лесоповале, и я договорился с ними, что дадут телеграмму: «Бабка умерла». Вот я и еду с понтом на похороны, — ответил я.

— Ну, Дим Димыч, тогда другой базар. Пошутил я это. Давай выпьем за бабку твою и удачу по жизненной тропе, — сказал Огонек.

Пегас налил водки. Выпили.

— А у нас, честно говоря, тоже траур сегодня. Товарища нашего «коршуны» (сотрудники уголовного розыска) замели. Да ты должен, Дим Димыч, его знать, он тоже «бродяга» и лет десять по среднеазиатским «кичманам» ошивался. Рябой погоняло, — сказал Огонек.

— Как же, Огонек, знаю Рябого. В Навои с ним пайку хавали. Отчаянный парень был. На моих глазах «из Волги приехал» (бежал из колонии) вместе с Клопом. На «ЗИЛе» свалили, солдаты автоматы даже не успели скинуть. Жаль только, через три дня взяли их, — сказал я.

— Так вот, Дим Димыч, мысля подвалила тебя в дело взять. Чую, ты сейчас «безникому». Вот Рябого и заменишь. Но об этом побазарим не здесь. Поедем «в пятый угол», там и побазарим, — сказал Огонек.

Я сидел и не знал, что ответить. Вспомнил про билет на поезд, сказал:

— Поезд у меня утром. Хоть билет сдать.

Огонек ухмыльнулся, сказал:

— Вот этого и не надо делать. Это ксива для алиби, если что. А сейчас катим на «химань» (ночлег, притон). Иди, Пегас, заводи «бригантину». Все, харе, съем. Пошли, Дим Димыч.