Габриэль Витткоп - Хемлок, или яды

— Глубоко сожалею, мадам, - сказала Элизабет, - но вы же знаете, шкатулку забрали...

— Хорошенькое дельце: комиссар Пикар унес шкатулку, принадлежащую мне!

— Тут я бессильна.

С искаженным от гнева лицом Мари-Мадлен приказала доставить ее к Крейбуа, которого заставила спуститься прямо к портшезу. Сержант был человеком скромным и заробел перед красивой Дамой, которая, облокотившись о дверцу, говорила высокомерным тоном.

— Ко мне приходил господин Пеннотье, - сказала она. — Он признался, что чрезвычайно нуждается в шкатулке и готов отдать за ее содержимое пятьдесят луидоров. Все, что в ней находится, касается только Пеннотье и меня, и мы вынуждены действовать сообща.

Крейбуа не понял ни слова, но сразу смекнул, что так выражаются только виноватые.

Пеннотье! Она не смогла придумать ничего лучшего, временно применяя тактику беспросветной нищеты, которой будет придерживаться вплоть до самого процесса, пытаясь объединиться с человеком, чьим влиянием надеялась спекулировать.

— Дело в том, мадам, что я не могу ничего предпринять без участия комиссара Пикара.

— Вы уверены?

— Клянусь честью, мадам. Я мог бы отдать вам шкатулку только в присутствии господина Пикара.

Мари-Мадлен приказала доставить ее к Пикару, куда прибыла почти в одиннадцать. Пока отмыкали дверь, она изнывала от жажды, одежда липла к телу, а сердце выскакивало из груди. Мари-Мадлен объяснила цель своего визита лакею, поднесшему к ее лицу фонарь. Когда слуга передал просьбу хозяину, тот велел сказать, что уже почивает и примет мадам де Бренвилье завтра утром.

Ночью маркиза отослала записку господину Деламару - защищавшему ее интересы прокурору из Шатле. Тот ранним утром явился к Пикару и принялся втолковывать, что шкатулка крайне важна для мадам де Бренвилье, готовой отдать за нее все на свете. Эти слова, более чем странные в устах юриста, случайно подслушал Брианкур, тоже пришедший к Пикару.

В пикпюсовском доме воцарились хаос и смятение - беспрерывной вереницей шли посетители, которым даже не удосуживались предложить напитки. Деламар умолял Мари-Мадлен уехать из Пикпюса и помог ей спрятать в надежном месте некоторые ценности. Сама же она вызывала к себе сержантов Клюэ и Крейбуа, стараясь убедить их, что хитроумный Сент-Круа подделал письма, но она сможет все исправить, так как у нее есть высокопоставленные друзья. Безусловно, невинность подбирает иные выражения.

По просьбе Мари-Мадлен в Пикпюс приехала Элизабет, которой та надменно сказала:

— На что мне сдалась шкатулка? Ведь там могут лежать разве лишь какие-то безделушки.

— Говорят, еще письма...

— Ну и что с того? С Сент-Круа мы давным-давно не виделись. Даже если там окажутся какие-нибудь подложные письма, лично мне оправдываться не в чем. И знаете что? Если тень падет на меня, Пеннотье не отмоется!

Элизабет ушла, и сердце ее сжалось в тревоге. Она опасалась, что преступления мужа подмочат ее собственную репутацию, и гадала, успеет ли обналичить хранившиеся в шкатулке векселя, пока их не заграбастали мужнины кредиторы.

Узнав, что ходят слухи о ее причастности к отравлениям, Мари-Мадлен принялась хорохориться.

— Парижские слухи недолговечны. Все быстро с ними свыкнутся и всё забудут. Когда вместе со мной обвинят другого, пусть незнатного, но богатого человека, он уладит этот вопрос за четыре-шесть тысяч ливров.

Теперь она уже понимала, что шкатулку не отдадут никогда.

— Я сделала все возможное, чтобы забрать ее у Сент-Круа при жизни, и если бы это удалось, тотчас приказала бы его убить.

Когда 11 августа гражданский наместник распечатал красную шкатулку, Деламар, представлявший маркизу де Бренвилье, сделал заявление: «Ежели там обнаружится подписанное мадам де Бренвилье обязательство на сумму тридцать тысяч ливров, это станет для нее полной неожиданностью, а в случае если подпись окажется подлинной, маркиза намерена обратиться в суд с жалобой, с целью признания оной недействительной».

Врачи провели эксперименты над животными с различными ингредиентами шкатулки - в частности, с загадочным порошком в маленьких пакетиках, и все подопытные умерли. Но яд (вероятно, знаменитый порошок наследования) был настолько неуловим, что не оставлял никаких следов, которые можно опознать с полной уверенностью. Совершенно непредсказуемо реагируя на испытание водой и огнем, он заставлял кардинально пересмотреть все известные в ту пору химические реакции. Видимо, после смерти братьев д’Обре Сент-Круа добился огромных успехов в токсикологии.

Весь Париж перемывал косточки Пеннотье, и против него заочно выдвигались самые несусветные обвинения. Мари-Мадлен набралась наглости явиться к человеку, которого всячески старалась опорочить, но он оказался в отъезде, а мадам Пеннотье презрительно выставила гостью вон: теперь уже с ней многое стало позволительным. Но Пеннотье не забыл об услуге, некогда оказанной семьей Бренвилье, и по возвращении спешно отправился к Мари-Мадлен в Пикпюс. Позже его спросили о цели данного визита, и к чести своей он ответил: не в силах поверить в то, что мадам де Бренвилье виновна в подобных преступлениях, он поехал поклониться ей, как обычно поступают в аналогичных случаях. Возможно также, он хотел договориться с ней о найденных в шкатулке деловых бумагах, так как знал, что вскоре обоих вызовут в суд. Когда гражданский наместник пригласил их для соблюдения этой формальности, Пеннотье находился за городом, а Мари-Мадлен представлял Деламар.

Прежде чем потратить хотя бы су, офицер полиции Тома Ренье по семь раз вертел монетку в кармане, однако, дорожа чувством достоинства, которое внушала ему собственная должность, упрямо носил парик и кружева, пусть даже парик был из козьей шерсти, а кружева - бумажные. Стремясь выслужиться перед господином де ла Рейни, Тома Ренье проявлял чрезмерное усердие и решил добыть решающую улику, доказывавшую виновность маркизы де Бренвилье, огорошив ее последними новостями. Мари-Мадлен встретилась с офицером напротив голландского сада, прогуливаясь в его прохладе.

— Сдается, мадам, мы завладели славной добычей. Сегодня в шесть часов утра я задержал Булыгу. Он выходил из гостиницы, пряча нос под плащом.

— Разве он под подозрением? - с напускным безразличием спросила Мари-Мадлен.

Она попала в самую точку: знакомство Булыги с лабораторией Сент-Круа позволяло предположить, что он целых семь лет активно пособничал отравителю. Проведав, что шкатулка описана полицией, Булыга сбежал от банщика Госсена, которому с недавних пор прислуживал, и, не желая уезжать из столицы, стал вести бродячую жизнь. Его арест дал новую пищу для слухов, но столь могущественную даму, как маркиза, пока еще не решались задерживать. Узнав, что Булыга найден, Брианкур невольно воскликнул: «Мадам де Бренвилье обречена!»