Александр Грязев - В рай с пересадкой

— Нравится? — спросил Николадзе.

— Первый раз такое вижу.

— Я тоже первый раз на такой высоте, — сказал Колька.

— Давно стоит Тбилиси? — спросил Селезнёв.

— С пятого века.

— Стало быть полторы тысячи лет.

— Вот это возраст!

— Я, может быть плохой экскурсовод, — начал Гурам Александрович, — но, попробую… Так вот, начало города связано с именем нашего национального героя, грузинского царя Вахтанга Горгасали. Как рассказывает легенда, однажды он охотился в этих местах. Царский сокол настиг фазана и оба исчезли в ущелье. Вон в той стороне. Когда царь со свитой спустился туда, то увидел бьющие из-под земли горячие ключи, а в воде сварившихся птиц. Он повелел здесь заложить город и назвал его по тем тёплым водам. «Тбили» в переводе значит «тёплый».

— А до этого где он жил? — спросил Колька.

— В Мцхете, недалеко отсюда. Это была тогда столица Восточной Грузии. А памятник царю Вахтангу у Метехского замка на самом берегу Куры.

— Мы у него побываем?

— Обязательно. Это в старой части города.

— А твой дом где, Гурам? — спросил Селезнёв.

— Вон там, — показал Николадзе, — в левой, новой части города. Только отсюда не видно.

— Да, красота необыкновенная.

— Я люблю осенний Тбилиси.

— Почему?

— Тогда не жарко. Тихо, спокойно. А ещё потому, что осенью у нас бывает Тбилисоба. Не слыхали об этом?

— Нет.

— Это праздник нашего Тбилиси в последнее воскресенье октября. В этот день приезжают в город люди со всех концов Грузии и улицы Тбилиси становятся местом настоящего народного праздника. Заходи в любой дом — везде будешь желанным гостем. Приезжайте к нам в этот день и сами всё увидите.

— Спасибо.

— Ну, а теперь погуляем немного и обратно поедем. Нам ещё во многих местах побывать надо.

Все пошли по аллее. Народу в парке было много, Колька то и дело глядел по сторонам. На скамейке, мимо которой они проходили, он увидел девушку. Что-то в ней Кольке показалось знакомым и он, уже несколько шагов пройдя, оглянулся и узнал в девушке проводницу Любу.

— Люба!? Точно! Здравствуй, Люба.

— Привет.

— А ты что тут делаешь?

— То же, что и вы — отдыхаю.

— Одна?

— Пока одна.

— Ну, а чего одна-то? Пойдём с нами.

— Спасибо. Сегодня некогда.

— А вечером? А, Люба?

Люба ответить не успела. Неожиданно подошли два грузинских парня. Она встала им навстречу. Один из подошедших преподнёс ей букетик цветов.

— Всё в порядке, пошли, — сказал он.

— Послушай, Люба, — заговорил было снова Колька.

— Извини, дорогой, — остановил его парень, беря под руку девушку. — Любе некогда, понимаешь?

— Пока, — сказала Люба и помахала Кольке рукой, удаляясь по аллее с парнями.

— Архандер хиндер дергауз, — только и смог сказать удивлённый Колька, смотря им вслед, а потом побежал догонять своих.

Путешествие друзей по Тбилиси продолжалось. На обратном пути с горы Мтацминда посетили за оградой храма на её склоне пантеон писателей Грузии, где похоронен и Грибоедов. Прошлись по узким улочкам Старого Тбилиси. Побывали там же в древней городской цитадели и у Метехского замка на берегу Куры. Да мало ли что ещё показывал своим друзьям в родном городе Гурам Александрович Николадзе. К его дому подъехали только под вечер. Там их уже ждала хозяйка — Тамара Луарсабовна.

Празднично был накрыт стол в доме Гурама Александровича. Тамара Луарсабовна хлопотала у стола и потчевала гостей, а хозяин возглашал тост за здоровье друзей, за верность в дружбе и любовь.

— Дорогие мои друзья! — говорил он. — У меня сегодня счастливый день. Судьба подарила мне нечаянную радость. Ну разве мог я ещё вчера или сегодня утром подумать, что встречу здесь моего друга Серго, Серёжку Селезнёва. Так выпьем за то, чтобы такие, счастливые дни были у каждого из вас! За счастье ваше и ваших родных, друзья!

— Спасибо, Гурам, — сказал Сергей Иваныч. — У меня тоже сегодня счастливый день. Я в доме моего друга и брата… Жалко, что ехал сюда так долго… Прости, меня, Гурам… Но всё же я здесь! И поэтому счастлив. Здоровья вам Гурам и Тамара и детям вашим!… Это ведь они здесь? — заметил Селезнёв на стене фотографию.

— Да, Серёжа. Это наши Верико и Зураб.

— Они не с вами?

— Что ты! Дочка с мужем в Ленинграде живут, а Зураб здесь недалеко в Рустави, инженер-металлург. У нас с Тамрико уже пять внуков. Сын приезжает иногда в выходные. А Верико только в отпуск. Так что мы с женой здесь одни. А у тебя как?

— Так же. Три дочки и ни одной дома нет. Все разлетелись по сторонам. Только в отпуск и приезжают. Правда, летом у нас весело: внуки отдыхают. А так тоже одни живём.

— Да, Серёжа. Се ля ви, как говорил наш друг Жан. Помнишь его?

— Ну как же! Разве можно забыть этого марсельца.

— Подожди, — Гурам Александрович поднялся из-за стола.

Он пошёл ненадолго в другую комнату, а, вернувшись оттуда, протянул Селезнёву ещё одну фотографию.

— Узнаёшь?

— А как же? — воскликнул Сергей Иванович. — У меня тоже такая есть.

И они стали рассматривать фотографию. Рожков и Колька подсели поближе. На снимке была группа молодых людей в полувоенной одежде, в каких-то странных фуражках с косыми ленточками на околышах.

— Вот мы с тобой сидим, Гурам.

— Да, Серёжа. А какие молодые!

— Это, по-моему, Паша Родионов.

— Он… А вот Вася Нестеренко. А это ведь Ваня Сухарев! Вот кого я сто лет не видел! Надо бы к нему в Рязань съездить.

— Поздно, Серёжа… Нет Вани. Ещё в прошлом году скончался.

— Да? А я и не знал.

— Я тоже от ребят узнал. Что поделаешь… Уходят ребята. Всё меньше и меньше нас остается. Потому и встречаться надо чаще, пока живём. Тогда живы и те, кто ушёл.

— Ты прав, Гурам, — после недолгого молчания произнёс Сергей Иваныч и вновь обратился к фотографии. — Вот этого парня не могу вспомнить.

— Так это же чех, Яном звали, штабник. А вот этот, в берете, Жан и есть.

— Отчаянный и весёлый был француз. Из Марселя. Всё время пел. Особенно свою любимую песню земляков.

— Он даже многих научил её петь по-французски. И нас тоже. Ты помнишь её, Гурам.

— Помню и хоть сейчас могу спеть.

— Так вот почему ты, Иваныч, по-французски-то знаешь. Понятно, — сказал Колька.

— Ты говоришь по-французски? — спросил Гурам Александрович.

— Так же, как и по-китайски. Просто однажды я ребятам прочитал «Марсельезу» на память.

— А ты им про это рассказывал?

— А чего рассказывать-то? Воевали и всё, обычное дело.

— А это где? — кивнул Колька на фотографию.

— В Чехословакии. В конце войны нас с Гурамом забросили к чехословацким партизанам. Для помощи им в деле связи с нашими войсками.

— Там было целое соединение партизанских отрядов, — подсказал Гурам Александрович.

— Да. А сфотографировались мы на память уже после окончания войны, где-то в середине мая. Город Оломоуц. Так кажется его название.