Маргарет Джордж - Елена Троянская

— Я знаю тебя. Ты Елена.

— Да, — кивнула я.

Как ни странно, я понимала ее, хотя не представляла, на каком языке она говорит. Она продолжала:

— Ты оказала нам честь своим пребыванием, пусть недолгим. — Ее голос оживился. — Ты искала меня, чтобы получить один из моих эликсиров.

Я совсем не искала ее и понятия не имела о ее эликсирах, но возражать не смела.

— Да, — снова кивнула я.

— Мы, египтяне, умеем готовить самые разные снадобья, — говорила она. — Я могу сделать человека молодым, старым, могу вернуть память, могу отнять ее…

— Да, я хочу получить эликсир, который отнимает память! — обрадовалась я. — Дай мне его!

— Только те, кто много пережил, просят этот эликсир, — улыбнулась она. — Те, кто пережил мало, просят о другом. Они хотят придать своему прошлому яркость, значительность. Или сделать себя моложе — чтобы прожить жизнь заново.

Что, если я признаюсь ей? «Я вызвала ужасную войну, из-за меня погибло много людей. Мне пришлось вернуться к человеку, от которого я бежала».

— Прошу тебя, дай мне эликсир забвения! — взмолилась я. — И научи меня приготовлять его. Мне он будет нужен всегда, пока я жива!

— Это очень сильный эликсир. Он действует так, что ты ничего не будешь чувствовать, даже если у тебя на глазах убили твою мать, твоих детей.

Моя мать сама убила себя, Парис погиб, Троя сожжена. Поможет ли мне этот эликсир?

— Дай мне его, я хочу попробовать, — сказала я.

— Хорошо, — согласилась женщина и приступила к приготовлению своего снадобья.

Она протянула мне бутылочку с теплой золотистой жидкостью. Я выпила ее залпом, как было велено. Я ничего не почувствовала, кроме тепла, когда эликсир оказался в желудке.

— Подожди немного, — предупредила женщина и начала ставить на место бутылочки, горшочки и баночки.

— Научи меня его готовить, — коснулась я ее руки.

Она объяснила мне, в каком соотношении и в каком порядке нужно смешивать измельченную кору, сухие семена и сироп. Внезапно я почувствовала внутреннюю легкость и беззаботность. Мне пришлось прилагать большие усилия, чтобы запомнить ее слова, мне вдруг все показалось совершенно неважным, хотя умом я понимала значение ее рецепта.

— А теперь подумай о том, что тебя так мучило, — сказала женщина. — Пора проверить действие эликсира.

Я глубоко вздохнула и представила Трою в огне пожара, я даже ощущала запах дыма, слышала крики обреченных, но у меня было такое чувство, будто я вижу фреску. Я не испытала приступа острой боли. Но тут гибли незнакомые мне люди. Когда же я представила Париса, боль, как прежде, пронзила сердце.

— Дай мне еще, — попросила я. — Не подействовало.

— Неужели ты все еще чувствуешь боль? — удивилась она. — Боюсь, увеличение дозы окажется смертельным.

Что ж, может, оно и к лучшему, подумала я. Полное избавление от боли было бы предательством по отношению к Парису.

Мы провели в Египте семь лет. В это трудно поверить. Да, семь раз Нил выходил из берегов и заливал поля: в Египте считают годы по разливам Нила. Кто мог подумать, что наше пребывание здесь затянется так надолго и что мы его выдержим? Но эликсир… Он помог мне. Благодаря ему время сжималось, и семь лет пролетели как семь дней.

После долгих просьб Менелаю удалось получить у фараона согласие на наш отъезд, и мы отправились домой. Мы плыли вниз по Нилу, опустив парус, течение само несло нас к морю. Женщины, которые с кувшинами поднимались по крутым берегам, останавливались и глядели нам вслед: люди всегда смотрят вслед кораблю. Они стояли, прямые и стройные, и смотрели, как мы навсегда покидаем их страну.

Менелай взял меня за руку и сказал:

— У меня такое чувство, будто ты все время войны провела здесь. Да, настоящая Елена находилась в Египте и ждала меня, а в Трое был всего лишь призрак, двойник. Свою Елену, Елену, о которой я тосковал, из-за потери которой страдал, я обрел в Египте.

Он нашел такой способ примириться с прошлым, принять его.

Что касается меня, то все было наоборот. Настоящая, подлинная Елена навеки осталась в Трое, а в Египет семь лет назад приплыл призрак, двойник.

Мы высадились в Гитионе. Именно здесь все началось в тот день, когда я пришла с Геланором на берег собирать раковины-багрянки и повстречалась в гроте с Афродитой. А десять дней спустя отсюда я отплыла с Парисом. Когда мы причаливали к берегу, я бросила безнадежный взгляд на остров Краная, который призывно возвышался среди волн и манил к себе. Ночь, проведенная там с Парисом… Меня охватила дрожь от воспоминания о ней. Нет, не только от воспоминания. Это была дрожь желания и тоски. Все позади. Впереди только чувство вины, подневольная жизнь в Спарте, роль беглой и пойманной жены.

Менелай опустил сходни и сошел на берег. Первым делом он почтил богов, совершив жертвенные возлияния.

— Благодарю вас за то, что позволили мне вернуться домой.

Он долго стоял на коленях; никто не сходил с корабля. Потом он указал рукой в мою сторону:

— Спускайся.

Это был приказ, и я подчинилась.

Уже стемнело. Следовало бы заночевать в Гитионе, а утром отправиться в путь. Правда, колесницы нас ждали, но они могли подождать и до рассвета. Но Менелай взошел в колесницу и распорядился:

— В Спарту! Я ждал этого дня целую вечность. Девушки, которые родились в год моего отъезда, давно стали матерями. Я не могу больше ждать.

Он снова сделал жест рукой в мою сторону, и я заняла место рядом с ним.

Возвращение. Возвращение по той же дороге, на которую я надеялась больше никогда не ступать. Менелай обнял меня за талию.

— Мы начнем новую жизнь, — прошептал он мне на ухо. — Так, словно прошлого не существует.

Я посмотрела на него, на изрезанное морщинами лицо и поредевшие волосы.

— Прошлое существует, — ответила я, но, не желая спорить, добавила: — Что-то нас ждет? Мне страшно.

— Скоро узнаем.

Он сжал поручень колесницы и пристально посмотрел вперед.

Перед последним подъемом нашим взорам открылась Спарта. Безмятежная и прекрасная, она спала, раскинувшись на берегу Еврота. Быстрая река ловила своими водами лунный свет и, играя, возвращала его нам. И крепость, и дворец, расположенные на вершине, были хорошо видны.

— Давай подождем здесь, — попросила я Менелая. — Лучше приедем, когда рассветет, когда во дворце все проснутся.

— Ждать рассвета, чтобы вернуться в собственный дворец? Какая глупость!

Он резко дернул поводья, и лошади тронулись с места, одолевая последний подъем.

Когда мы подъехали к воротам, было еще темно. Я обратила внимание, что ворота прежние: деревянные, выкрашенные в красный цвет. Менелай позвал стражников, и они, протирая глаза со сна, открыли ворота, не особенно интересуясь тем, кто мы такие.