Маргарет Джордж - Елена Троянская

Дерево Гермионы выросло, стало огромным. Его густая крона тихо шелестела под ласковым ветром середины лета. Нужно еще побывать возле кургана, насыпанного над жертвенной лошадью в день клятвы женихов. В тот день были посеяны семена зла, которые проросли войной. Я должна увидеть этот курган, подняться на него и проклясть его.

Курган находился довольно далеко от Спарты. Я помню, как долго шла наша процессия до того места, и всю дорогу мое сердце колотилось в груди от волнения. Теперь я проделала тот же путь со спокойным сердцем, глядя по сторонам и замечая все, что пропустила тогда: тихие долины, темные леса по обе стороны от дороги. День был жаркий, все притихло кругом.

«Насыпьте курган в память об этом дне и об этой клятве», — сказал тогда мой отец. Его голос был звучным и сильным, не то что сейчас.

Когда я подошла к кургану, он оказался выше, чем я думала. Я вскарабкалась наверх, соскальзывая, цепляясь за траву. Под этим холмом лежат лошадиные кости. Славные мужи сдержали клятву! Сидя наверху, я вспоминала их лица. Отец надеялся предотвратить кровопролитие, а на самом деле подготовил его.

Знамения. Предсказания. Если бы я могла начать жизнь сначала, я бы не обращала внимания на знамения и предсказания. Я не пыталась бы ни следовать им, ни избегать их. Если мы не считаемся с ними, они теряют свою силу, как забытые боги, которым больше не поклоняются.

Ветерок ласково перебирал траву. Как в Трое — я вспомнила луга, на которых лошади щипали траву. Троя. Лошади. Конь, который погубил город. Троил и его лошади, которых он водил на водопой. Парис, который объезжает лошадей. Гектор — конеукротитель. Все они остались на Троянской равнине. Загадочные маленькие лошадки с острова Скирос. Лошадь, чьи кости лежат под этим курганом.

Я положила голову на колени, закрыла глаза. Не знаю, что я рассчитывала найти здесь, но явно не этот мирный, наводящий дремоту холм. Я, наверное, задремала, а когда открыла глаза — передо мной стояла стройная незнакомая женщина.

Я не видела ее никогда раньше. Она, прищурившись, смотрела на меня, потом наклонилась вперед, чтобы лучше видеть.

— Ты не так уж прекрасна, — проговорила она.

— Вот и хорошо! — улыбнулась я, гадая, кто она такая. — Наконец-то слышу что-то новое. Старый припев «Ты прекрасна, ты прекрасна» мне порядочно надоел.

— Конечно, найдутся подхалимы, которые будут утверждать, что ты по-прежнему прекрасна. — В ее голосе и во взгляде была враждебность.

Я не вставала, тогда она тоже села рядом, прикрыв глаза.

— Я узнала — мы все в Спарте уже знаем, — что Елена вернулась.

— Да, после долгих скитаний, — кивнула я, решив, что это горожанка.

— Если точно, прошло двадцать семь лет… — Она не договорила.

Было что-то в ее голосе, наклоне головы… Я посмотрела ей в глаза и встретила ответный взгляд карих глаз.

— Для нас в Трое время шло иначе. По-моему, не без вмешательства богов. Но я не спорю с тобой: если ты говоришь «двадцать семь лет», значит, так оно и есть, — ответила я.

— Это значит, что твоей дочери сейчас тридцать шесть лет. Твоей дочери Гермионе, которую ты бросила. Ты когда-нибудь вспоминала о ней?

Эта горожанка удивительно дерзкая, раз отваживается допрашивать меня, как бы то ни было — царицу Спарты.

— Каждый день, — послушно ответила я. — Она была со мной в Трое. Ходила со мной по городским улицам. Грелась у камина во дворце Приама. Взбиралась на гору Ида.

— Ничего подобного! — вырвалось у нее.

Гермиона? Неужели Гермиона?

— Ты?! Ты…

— Я — твоя брошенная дочь! — Она вскочила, чтобы лучше видеть меня. — Ты всех нас бросила, и меня тоже. Ты бросила меня, как надоевшую игрушку. Да, я Гермиона! Будем знакомы, матушка!

— Дочь, родная моя.

Я тоже поднялась на ноги, но не так быстро, как она.

— Ты называешь меня «дочь»? Я стыжусь того, что я твоя дочь! Дочь Елены Троянской! Какое звание может быть позорнее?

Я смотрела на нее и не узнавала. Ничего не осталось от прежней девочки. Темно-каштановые волосы, карие глаза, лицо миловидное, но из-за него никто не стал бы воевать. Из-под платья видны широкие ступни ног в крепких сандалиях.

— Мой позор — не твой позор, — сказала я.

— Я часто прихожу на это место. Пытаюсь понять, что тут началось и как.

— Тебе не удастся. Холм — всего лишь холм, трава — лишь трава. Тебе нужно было бы услышать слова отца, увидеть лица мужчин, которые тут собрались.

Я протянула руку — мне хотелось обнять ее, хотя бы коснуться, — но она отстранилась.

— Как ты могла бросить меня? — спросила она. — Разве мать может бросить свое дитя? И убежать с мальчишкой, ведь он был немногим старше меня.

— Я не хотела тебя оставлять. Я хотела взять тебя с собой. Но ты отказалась. Ты решила остаться с черепахами.

— Мне было всего девять лет! Я даже не понимала, о чем ты говоришь.

— Да, Парис тоже так считал.

Я сделала шаг к ней, но она снова отодвинулась.

— Парис! Не произноси при мне это имя! Имя человека, который украл у меня мать, лишил бабушки, а потом и отца отнял на много лет.

Когда-то он ей нравился. Но сейчас он означал для нее только список ее потерь.

— Парис…

— Я не хочу слышать это имя! — оборвала она меня и отвернулась, чтобы уйти.

— Подожди! — побежала я следом. — Пожалуйста, не уходи.

Она резко обернулась, подхватив свое платье.

— Сколько раз я повторяла эти слова: «Не уходи! Не уходи!» Я умоляла тебя, но ты не слышала. Ты была слишком далеко.

— А бабушка… расскажи про нее.

— Это я нашла ее! Да, я!

— Нет! — Я пошатнулась от ужаса. Такой картины я не рисовала в своем воображении. Я надеялась, что это был кто-то из слуг. Или охранник. В конце концов, отец. Но не Гермиона же!

— А что тебя так пугает? Ах, тебе это в голову не приходило? Я пришла к ней в комнату — она любила завтракать со мной, если ты помнишь. А куда я еще могла пойти после того, как ты сбежала? Я пришла рано-рано и нашла ее там. Она повесилась еще вечером, поэтому, как мне объяснили, так посинела. Я взяла эти проклятые лебединые перья и сожгла их в жаровне. Будь моя воля, я и тебя бы сожгла!

Я должна обнять ее, хоть она меня и отталкивает. Я обвила ее руками и заплакала. Гермиона перестала сопротивляться, стояла неподвижно.

— И правильно бы сделала, — пробормотала я. — А этот лебедь… Пусть он оставит нас в покое. Давай сходим на могилу бабушки.

Усыпальницу устроили в пещере естественного происхождения на склоне холма недалеко от дворца — ее только немного расширили. Там покоился прах матушки, Кастора, Полидевка и было оставлено место для отца.

— Я прихожу сюда каждый день, — сказала Гермиона. — А двоюродная сестра Электра ходит на могилу своего отца. Она поклялась отомстить за него.