Виктор Корнев - Четыре реки жизни

***

Глава 6. Ледоход.

В конце марта, когда высокое яркое солнце начинает струить капель с сосулек и появляются первые ручьи, снег садится, тропы становятся легко проходимыми, а клев, проснувшейся от талой воды, проголодавшейся рыбы увеличивается с каждым днем. Но здесь появлялась опасность при переходе через речку. Утром идешь, все подморожено и спокойно, а после обеда реку не узнать – вода поднялась и начинает идти поверх льда. Несется мутноватый поток в пол сапога глубиной. Где тебя ждет промоина, один Аллах знает, вот и долбишь пешней лед, через каждый шаг. Но Бог был видимо милостив, коль я до сих пор жив, хотя столько раз зарекался, выбравшись на берег живым, что не буду ходить по весеннему опасному льду. Однако хожу до сих пор.

Постепенно река набухает, лед становится синим, ноздреватым, покрывается трещинами и вот, вот должен начаться ледоход. Но лишь всего несколько раз я видел настоящее начало ледохода, хотя полжизни отдал рекам. Все дело в том, что он нередко начинается вечером или ночью, напитавшись дневными полными ручьями.

Но на этот раз ледоход случился теплым солнечным полуднем. Яркое апрельское солнце уже хорошо подсушило дорожки у реки, снег остался лишь в оврагах, да в затененных кустами и деревьями местах и исходил оттуда чистыми весенними ручьями. Теплый легкий ветерок дополнял прекрасную весеннюю идиллию.

Расположился я на пологом каменистом берегу, чуть ниже нашей тогда еще огромной Рощи, напротив сплошного массива льда на реке. Ниже по течению реки, метрах в трехстах, уже поблескивала свободная ото льда река. Лед начинался с поворота на ДОК, выше тоже попадались свободные участки на перекатах, а здесь видимо остался самый толстый лед, именно в этих местах он первым замерзал и мы здесь переходили речку по перволеду. Напряженная тишина, этот бело-синий ноздреватый лед, что на глазах медленно начинает подниматься и наползать на берег, говорили о близком начале ледохода.

Вот раздался оглушительный треск и льдина длиной далеко за триста метров и шириной от берега до берега, отделилась от сплошного массива и стала медленно набирать ход. После первого могучего удара последовали другие, не менее мощные раскаты, массив и отколовшаяся первой льдина, на глазах начали разрушаться на более мелкие, но все еще могучие куски, за двести квадратных метров. Когда первая огромная льдина, стала срезать, как нож масло, каменистый гравийный берег, где я стоял, я прыгнул на нее, решив покататься. Это же интересно, когда по берегу из камней, посуху, идет огромное белое поле толщиной более метра и срезает все на пути, как бульдозер. Но через несколько минут я пожалел об этом. Ледяное поле перекрыло путь воде и она устремилась широким ручьем вокруг льдины, быстро заливая мой путь к отступлению на берег. Пришлось рвануть спринтером по льдине вперед, обгоняя начавшийся поток и прыгать в него, где он был не очень глубок. Но все равно одним сапогом зачерпнул холодной весенней воды. Забежав на безопасный пригорок, вылил воду из сапога, отжал носок и повесил сушиться на солнцепек. Ногу замотал газетой от еды, а в мокрый сапог набил сухой прошлогодней травой и стал бегать по льдинам, уже более осмотрительно.

Первые огромные льдины ушли, ушел и так напугавший меня стремительный мутный поток. Берег вновь обнажился и лишь изредка на него наползали вновь и вновь крупные, метров в пятьдесят, льдины. Вода прибывала на глазах. Вот на холмик, где я только что стоял, стала наползать, осыпаясь и шипя, очередная громадина. Сзади ее подпирали не мене мощные сородичи. Срезав холмик она развернулась, раскололась, ее задний кусок стал стремительно уходить под воду, под тяжестью наползавших на него глыб льда. Шум, треск, всплески падающих в воду кусков льдин, все это очаровывало и внушало преклонение перед силой разбушевавшейся природы.

Опять меня, как раньше в раннем детстве, поразила мощь реки, мощь движущегося ледяного панциря, весом в несколько тысяч тонн. Показало всю слабость и тщедушность человека и его дел, в сравнении с могучими силами природы. Через многие годы, будучи в Братске, стоя на нижнем бьефе плотины ГЭС, у подножия скалы, наверху которой располагались меговаттные трансформаторы, я вновь поверил в силу человека и его разума. Огромная трехсотметровая скала вибрировала от мощных трансформаторов – человеческого творения. Силы человека выходят на уровень природных.

Много раз мне приходилось наблюдать ледоходы, но такую мощь, когда идет сплошная льдина, от берега до берега и длиной в несколько сот метров, я видел впервые. Обычно мы заставали, идущие по реке льдины в двадцать и меньше метров в диаметре, нередко запрыгивали на них и использовали, как плоты, загоняя в заливы и рукава.

Ледоход обычно длился несколько дней, вода все прибывала и прибывала, становилась все темней и начинала выходить из берегов. Еще там, где ты вчера бродил в резиновых сапогах и ловил рыбу в мутной воде сеткой-подъемником, сегодня несется сильный поток мутной весенней воды.

Излюбленным местом наших юношеских похождений - Роща, с очередным половодьем теряла по несколько громадных, в три обхвата, высоченных ветлы. Мощный поток и удары льдин, постепенно, за двадцать с лишним лет, скосили все вековые деревья. Особенно гибель деревьев ускорилась , когда люди прорыли канал для спрямления русла реки. И хотя по этому каналу вода шла мощным потоком лишь в половодье, а летом он мелел так, что можно было перейти его, не снимая сапог, он и решил судьбу некогда непреступной рощи. Как только выше Рощи укрепили берега бетонными плитами и нарастили их и прорыли канал, вся мощь паводка устремилась на эти гигантские деревья. Через пять лет от былой красы не осталось и следа. Лишь в памяти немногочисленных пастухов, рыбаков да бывших заключенных, работавших на ДОКе, остался этот громадный зеленый массив. Взрослые, видевшие Рощу во всей красе, давно ушли в мир иной, остались в живых лишь несколько бывших пацанов, что считали ее своей, затевали в ней игры и не раз ночевали в ней у костра. Теперь эти пацаны сами уже старики, их годы сочтены и уходят они, как когда-то деревья в их любимой Роще.

Некоторые поваленные деревья, своими громадными кронам, с распустившимися листьями еще целое лето сопротивлялись стихии воды. Под их стволами и ветками скапливалась рыба, а на толстых стволах и крупных ветках нередко балансировали не только рыбаки-мальчишки, но и взрослые. Мелкая рыбешка хватала мошку и насекомых, вечно порхающих

среди листьев упавших деревьев. Мелочь привлекала более крупных хищников и спокойными вечерам и по утрам, когда только встает раннее летнее солнце, вода плавилась от мощных бросков щук и жерехов, крупных голавлей и других их зубастых сородичей. Здесь часто мы ставили закидушки с большими пробковыми поплавками наживленными пескарями. Затаившись в ветвях упавшего ствола, распластавшись на высоте около двух метров над водой мы наблюдали, как хищник нападал на живца и утаскивал его в глубину, под донные коряги. Иногда на такую нехитрую снасть попадались даже трех килограммовые сомы.