Геннадий Карпов - Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043

На побережье амеры строят укрепрайон, а где-то в горах срочно копают целую сеть тоннелей, огневых точек, ставят пушки и радары. Короче – подземный город-крепость. Потому что граница с Мексикой – рукой подать, и не сегодня-завтра этот район от Америки отделится сам, или его отделят силой. Население из города бежит, причём бежит почти в прямом смысле: с горючим – перебои, оно почти всё уходит в армию. А поскольку пешком ходить белый человек почти разучился – вдоль дорог – сотни непогребённых трупов, местным койотам и стервятникам на радость. Хорошо тем, у кого авто на солнечных батареях. На севере, в Лос-Анджелесе, несколько лет назад было землетрясение, город сильно пострадал, но главное – пострадала местная атомная станция, и туда соваться небезопасно. По радио и телевизору звучат бравурные марши, дикторы говорят, что город и станция давно восстановлены и никакой опасности нет, но те, кто там был, рассказывают страшные вещи, и предпочитают сидеть тут и дожидаться мексиканцев, чем пробиваться через пустыню и заражённую территорию. Многие драпанули через горы на восток, пытаясь через Финикс и Эль-Пасо добраться до Техаса. Но там дикие края, которые контролируются теми же мексиканцами, которых кукурузой не корми – дай вывернуть белого мехом внутрь. Те, кому повезло проскочить в Техас или Оклахому, с удивлением обнаружили, что, если рожу не измазать гуталином, то шансы выжить стремятся к нулю: там хозяйничают негры, которые уже создали на этих территориях какое-то подобие государственности и даже собственной религии, открыли свою радиостанцию, создали суд, и вешают уже не всех подряд, а только белых и мексиканцев, проникающих на эти территории незаконно. Так что, уже назревает война между мексиканскими горными штатами и чёрной равниной. По Рио-Гранде ещё кое-где стоят заставы, которые подчиняются Вашингтону, да, вроде бы, в крупных городах типа Далласа остались гарнизоны и полиция, которая появляется только в центре и только днём. Всё остальное – мрак и хаос. Поэтому правительство перебросило сюда войска и сгоняет разный сброд для организации второго завоевания запада. Но чем войскам платить – неясно, чем кормить и как вооружать – тоже. Своё производство в загоне, за доллары в Китае и Бразилии уже давно ничего не продают, еды не хватает. Вокруг – чужая земля. Мексика официально предъявила требования о возврате аннексированных территорий. Моральный дух армии – ниже некуда, так что всё вокруг бурлит, как вода в чайнике, и вот-вот бахнет, а второе завоевание попахивает катастрофой. Группа, которая встретила нас на стадионе – это мексиканцы, приплывшие на местные мексиканские острова к родственникам. Когда они плыли обратно, их шхуну конфисковали пиндосы, а их самих привезли сюда. Они успели отправить "SOS", так что надеются, что их правительство уже в курсе, и сделает всё, чтобы их вызволить.

Один из стоявших рядок китайцев расставил руки в стороны, и принялся что-то шептать. Раньше я принимал это за их молитву, но теперь до меня дошло, что этот парень принимает такую позу ради того, чтобы пообщаться, но не с Буддой или Христом, а с кем-то более телесным. Во-первых, он покрутился на месте, как бы определяя направление, потом закрыл глаза, и что-то забубнил. Потом замолчал, несколько раз кивнул головой, буркнул: "Щи!", опустил руки, и что-то сказал своим землякам. Те покивали головами, некоторые тоже упомянули щи, а потом один из них (Даже не знаю, как его описать. Они все были совершенно одинаковые, с моей точки зрения: невысокие, невозмутимые, коротко стриженые, худые, с непробиваемыми лицами живых мумий.) подошёл ко мне, и тихо, на хорошем русском, сказал:

– Мы связались с центром. Одного нашего, который прикинулся мёртвым, подобрали. Нас предупредили, что утром в порту будет организована диверсия. Специальная группа взорвёт танкер. Мы должны в это время сбежать. Идти надо на юг, в Мексику. Там нас встретят, и переправят в Китай и Россию. Переведи это товарищу в шерстяном плаще. Ты готов стрелять в американских империалистов из своего пистолета?

Твою же мать! Оказывается, про мой пистолет и они знают! Я, прям, корни пустил и остолбенел от всего, что только что увидел и услышал! Наши заволновались и загалдели, но китаец приложил палец к губам, и народ приутих. Я почти на ухо перевёл радостную новость мексиканцу, тот мой инглиш, вроде, понял, и рассказал новость своим.

Я достал свою драгоценность из кобуры, и крутанул барабан. Тот скрипнул и застрял. Старпом подошёл к китайцу, и заверил его, что оружие – в надёжных руках, и к утру будет в полной боевой готовности. Володя Глубоков, мой тёзка, и по совместительству – судовой электрик, метнулся к трибунам, и притащил старую банку из-под тушёнки "Великая стена". Под крышкой ещё оставался старый вонючий жир, который был аккуратно собран соломинкой, и перенесён на трущиеся детали револьвера. (Я только сейчас узнал, что являюсь счастливым владельцем не пистолета, а револьвера. Всегда думал, что это одно и то же!) Вытащили патроны, всё протёрли, продули и собрали. Ствол внутри сильно заржавел, но наши меня успокоили тем, что после первого же выстрела он станет чист, как попа младенца. Я нервно следил за тем, как моя единственная радость, опора и надежда переходит из рук в руки, но ствол мне вернули обратно. Я бы даже сказал – мне его заново торжественно вручили с напутствием бить гадов в глаз, не портить шкуру. А если патроны закончатся – просто наставить ствол на ближайшего пиндоса, и крикнуть страшным голосом: "Бросай, сука, оружие!"

Я покрутил в руке железяку, вспомнил эсминцы в порту, самолёты, джипы с пулемётами, тысячи две пехоты с автоматами – и понял, что завтра у нас будет не война, а прогулка! Так, в тире из воздушки побахать! Спрятал оружие в кобуру, глянул на смертничков, но было уже совсем темно, и ничьих взглядов разглядеть было уже невозможно. Думаю, все они не хуже меня видели, сколько солдат вокруг, сколько техники. А у нас было шесть патронов в барабане! Видела бы меня сейчас мама! Ведь ей, скорее всего, просто скажут, что умер от какой-нибудь малярии, или погиб в авиакатастрофе. А я готовлюсь к бою. Первому и последнему в своей жизни. И живот крутит от страха так, что надо срочно бежать за дальние ворота. И руки дрожат, и ноги трясутся. Хорошо, что темно, никто не видит. Хорошо, что я не один. "На миру и смерть красна!" – вспомнилась вдруг русская поговорка. И вправду: один бы повыл на Луну, а принародно – как-то неприлично. Ведь никто же не падает в обморок, не скулит, даже не предлагает что-то отсрочить или изменить. (План прост до безобразия: взрыв – и сразу кидаемся на охрану. Я стреляю, ближайшие ко мне хватают освободившиеся автоматы, и тоже стреляют. Прорываемся в город, проходим сквозь него до гор, поворачиваем направо, а там до Тихуаны – рукой подать. На границе нас должны ждать. Конечно, короче бы перебраться на косу Коронадо, там, где красивый мост, срезать угол. Или вообще – захватить судно, и доплыть до Мексики по воде. Но, если весь наш план был полной фантастикой, то такие завихрения не вписывались даже в жанр фэнтэзи. На Коронадо было не протолкнуться от грузовиков и солдатни, а одного самолёта с авианосца достаточно, чтобы пустить на дно любую шаланду.) И ещё вспомнилось высказывание какого-то нашего адмирала: "Русский моряк спрашивает не – сколько врагов, но – где они?" Странно! Из каких глубин памяти это всплыло? Значит, я и такое читал? Или это во мне с рождения? Ведь много лет на языке были только рекламные слоганы типа: "Новый год – это праздник, который надо встречать в "Икея"! Или – "Выпей пепси! Влей в себя глоток мечты!" Или – "Вставь себе нашу свечку – и выиграй новую печку!" Или – "До сих пор горбатишься на своём "Кразе" за сущие копейки? В Вашингтоне тебя ждёт то, что ты заслужил: Единый Американский Банк!".