Тоби Янг - Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть

Однако если истории «Спай» о жадности и лживости правящего класса Нью-Йорка были продиктованы внутренним несогласием, а за сарказмом и сатирой скрывалось нечто большее, чем просто зависть, тогда нынешнее положение Грейдона начинает вызывать легкое сомнение. Для многих людей «Спай» был маяком, блистательным бунтарским журналом в традициях «Американ Меркури» Г. Л. Менкена. [83] Г. Л. Менкен (1880–1956) — американский критик, публицист, сатирик, известный как «Балтиморский мудрец» и «Американский Ницше». И с этой точки зрения Грейдон похож на человека, который заключил сделку с дьяволом, отвергнув свои убеждения ради всемирной славы и успеха. Данный довод убедительно приведен Тимом Карвеллом в статье «Шпионы, которые поимели Манхэттен». («Фортуна» от 19 июля 1999 года. С. 30–31).

Я не считаю Грейдона лицемером. Возможно, как соредактор «Спай» он и занимался разоблачением двойных стандартов нью-йоркской верхушки, но Грейдон никогда не заявлял о своих высоких моральных устоях. Если, обвиняя некоторых политиков в коррупции, журнал позволял себе замечания, выставляющие его праведником, то, как правило, это было всего лишь литературным приемом, чтобы еще больше подчеркнуть продажность властьпредержащих негодяев. Не следует путать сатиру с нравственной цензурой, даже если сатирик иногда оказывается на поводке.

Нет, Грейдон изменился в другом — в нем угас его пыл. Он больше не был прежним бесстрашным воином. «Вэнити фэр» разочаровал меня тем, что в нем практически отсутствовали те непокорство и беспощадность, благодаря которым «Спай» был таким потрясающим журналом. Я подписался на него в 1987 году, и именно подобное слияние юмора из разряда «взрывающейся сигары» и не взирающих на запреты репортажей заставили меня увидеть в нем воплощение аристократическо-демократического идеала. Это была журналистика в ее лучших проявлениях — непочтительная, непослушная и никому ничем не обязанная. Грейдон был великолепен, критикуя напыщенное самомнение богатых и влиятельных людей. Он был настоящей занозой в боку медиаиндустрии. В общем, он был для меня примером.

Его не удалось полностью приручить, но в нем больше не было огня; он размяк. Стал походить на лидера партизанского движения, который помирился со старым режимом и получил за это в награду баронетство. Иногда еще в нем можно увидеть проблески того бунтовщика, каким он когда-то был, заметить дьявольский блеск в его глазах, когда он на мгновение задумывается, а не бросить ли бомбу в машину какого-нибудь капиталиста-толстосума. Но такие моменты очень скоротечны. Ведь теперь у него есть обязательства и толстосум-сосед в Коннектикуте.

Неистребимое желание создавать проблемы заставляет Грейдона подталкивать и других на их осуществление. Он постоянно уговаривал меня запустить журнал, похожий на «Спай», заявляя, что в Манхэттене полно напыщенных кретинов, которые только и ждут, чтобы их забросали тортами: «Будь я помоложе…» Возможно, в его представлении, если бы он смог воспользоваться своим влиянием, чтобы помочь таким людям, как я, начать карьеру в Нью-Йорке, компромиссы, на которые он пошел ради своего продвижения наверх, не были бы такими… компромиссными. И возможно, я просто льщу себе, но, учитывая мое несоответствие работе, которую он мне предложил, я не могу найти иной причины, объясняющей, почему он это все-таки сделал. Грейдон искал того, кому бы он мог передать эстафетную палочку, прежде чем навсегда выпустить ее из рук.

Приближалось Рождество 1995 года. Перед отъездом домой на праздники я в последний раз появился на работе и обнаружил на своем столе подарок. Первое издание книги Конрада Берковичи «Вокруг света в Нью-Йорке». На форзаце была сделана надпись: «Увидимся в следующей комнате… С Рождеством, Грейдон».

Слава Богу! Он меня простил.

До Рождества 1995 года я провел в Нью-Йорке шесть месяцев. И даже представить не мог, насколько сильно на меня это повлияло, пока не сошел с самолета в аэропорту Хитроу. Я словно увидел Англию глазами американца. Из-за болезненного цвета лица и невзрачной дешевой одежды люди вокруг выглядели серыми и мрачными. Мне даже показалось, а может, и нет, что от них слегка попахивало. Такое ощущение, будто я вышел из декораций «Секса в большом городе» и попал прямиком в фильм Майка Лейя. [84] Майк Лей — английский режиссер («Вера Дрейк», «Все или ничего» и др.).

Прожив в Штатах полгода, я поневоле перенял взгляды американцев на Британию. Подсознательно я ожидал попасть в добрую старую страну, какой ее изображает «Мерчант айвори», [85] Кинокомпания, снимающая костюмированные драмы. с джентльменами в бриджах для верховой езды и леди, затянутыми в корсеты. «Итак, мистер Дарси, что привело вас в Хертфордшир?» На фоне этого образа Британия казалась неряшливой и старомодной, словно ее покрывал толстый слой пыли. Все выглядело таким поношенным после блеска и сияния Манхэттена… Мне хотелось встать в позу и, вытянув руку вперед, произнести любимую американцами фразу: «Слишком похоже на реальность».

Меня вдруг осенило, что, вероятно, именно этим объясняются мои неудачи по ту сторону Атлантики. Представляя британцев, жители Нью-Йорка рисуют себе этакий образ патлатого Хью Гранта, а не лысеющего политика Уильяма Хагью. К сожалению, никто из них не собирался поцеловать меня, чтобы проверить, не превращусь ли я в прекрасного принца. На одной вечеринке красивая девушка, с которой я болтал, попросила меня показать зубы. Когда я обнажил десны, она позвала кого-то из своих друзей: «Ой, ты только посмотри! У парня "английские зубы"». Судя по состоянию моих коренных зубов, «английские зубы» — это не то, о чем просят американки у своих стоматологов.

Впервые попав на Манхэттен, я надеялся, что быть «сыном туманного Альбиона» — здесь достаточно ценное качество. Мой дядя Кристофер Мурсом, живший в Нью-Йорке в 1950-х, убеждал меня, что на мой английский акцент слетятся все самые аппетитные «пташки». Великосветские дамы будут спотыкаться друг о дружку, торопясь пригласить меня на свои приемы, а богатейшие люди Америки выстроятся в очередь, чтобы познакомить меня со своими дочерьми. В общем, я был настроен получать удовольствие от жизни.

Но ничего такого не произошло. Прежде всего ньюйоркцев, вскормленных костюмированными драмами Би-би-си, повергал в шок вид моих кроссовок «Найк» и классических джинсов «Ливайс-501». Разве англичанину не положено быть щеголеватым денди с безупречными манерами и идеальной кожей? Что это за… гомункулюс? После инцидента со стриптизершей Грейдон сказал мне: «Тоби, ты похож на англичанина, рожденного в Нью-Джерси».