Константин Смелый - Кругом слоны, Миша

Хорошо помню выражение почти детской обиды на Вашем лице: мол, ну об этом-то зачем? Потом Вы признались, теперь уже к моему огорчению, что жена у Вас ветеринар. Профессиональный признак не давал желаемого результата, но оставалась возможность, что Ваша жена просто неверно себя отсортировала. Я спросила что-то вроде: «Правда? Ветеринар? Случайно не Лена Ветренко? Из Института ветеринарной биологии?» Клюнув на это, вы сообщили мне, что нет, её зовут Полина и работает она в маленькой ветеринарной клинике на Бухарестской. «Недалеко от дома», — обронили Вы.

Дня три я гадала, что же проще: ехать выяснять сорт Вашей жены, с неизвестным исходом, или сразу искать другого любовника для Веры Кукушкиной. Снова и снова прокручивала в уме список Ваших достоинств: 1) неглупый, но и не семи пядей во лбу, 2) нестрашный, но и не в моём вкусе, и при этом 3) женатый, 4) трусоватый, 5) в меру обходительный, 6) уже ест меня глазами, 7) уже вовсю косится на мои ноги. В конце концов рассудила, что Вы слишком точно вписываетесь в роль — жаль упускать. Оставалось только надеяться, что Ваше жена не вызовет у меня ни симпатии, ни уважения, ни сожаления.

Не помню, сколько прошло дней, прежде чем я выбралась к Полине. Помню только, что всё это время получала от Вас СМСки с шуточками и комплиментами, ни к чему не обязывающими, и отвечала в том же духе. Когда я входила в клинику на Бухарестской, как раз пришло очередное сообщение. Прочитать его сразу я не успела — к Полине записалась на половину второго, не рассчитала дорогу и уже опаздывала минут на пять. Полина встретила меня у входа, в комнатке, где у них была зооаптека. Она удивилась, что я одна, без четвероногого друга, но провела прямо в смотровую. Там, если Вы помните, больше и некуда было проводить, в их крошечной клинике.

Я представилась Татьяной Бельской. Рассказала свою легенду, нарочито абсурдную: что я физиолог и что беру интервью у практикующих ветеринаров, поскольку пишу диссертацию о предельной скорости падения кошек — с целью постичь страшную тайну их завидной способности валиться с пятого этажа и, отряхнувшись, бежать дальше. Полина внимательно слушала меня, улыбаясь одними глазами, но под конец расхохоталась. Насмеявшись, посоветовала мне с моим научруком посмотреть разгадку в интернете, а в сэкономленное время заняться чем-нибудь «по интересам». Добавила, что предельная скорость средней кошки («в условиях земной гравитации») составляет чуть меньше сотни км/ч. Остальное я не помню. Сама Полина уверяет, что вкратце изложила мне всё, что должен знать образованный котовладелец о выравнивании тела при помощи хвоста, об амортизирующих свойствах кошачьих лап, а также об отношении контактной площади лап к массе тела.

Полина не оправдала моих гнусных надежд. Передо мной сидела обаятельная, умная, спокойная женщина, которая знала своё дело и обладала хорошим чувством юмора. Под конец она пожелала мне удачи в выборе новой темы. Она сказала даже, что мне не нужно платить за консультацию, раз уж я отняла у неё всего пятнадцать минут, да ещё и повеселила, а других посетителей на это время всё равно не было.

Я поблагодарила её и, кажется, поднялась, чтобы уйти, когда вспомнила про Ваше сообщение. Не знаю, помните ли Вы его: «Природа моего сознания мне не известна, но предназначение очевидно — устремляться мыслью к Вам, Вера». Я достала телефон и пробежала глазами Ваши слова, пока Полина стояла рядом, терпеливо улыбаясь. Я поняла, что не могу просто взять и уйти от неё с этим. В моей голове образца 20… г. всё выглядело предельно просто: Полина была человеком первого сорта, а значит, никто не имел права ей врать — и уж точно не потенциальный любовник Веры Кукушкиной, вроде Вас. Я прочитала сообщение вслух. Я сказала, кто автор. Я попросила прощения за ложь и вполголоса объяснила настоящую причину своего визита.

Хорошо помню, что Полина восприняла это совершенно спокойно, разве что перестала улыбаться. По её предложению, мы вышли на улицу, где нас не могли подслушать её коллеги. Во дворе, у гигантской кучи листьев на обочине проезда, поёживаясь от ветра, я подробно рассказала Полине про наш обед, зачитала все Ваши СМСки, призналась, что планировала эпизодически спать с Вами и морочить Вам голову, пока не надоест. Полина куталась в плащ, накинутый поверх белого халата, кивала и, возможно, не говорила ни слова — во всяком случае, я не помню. Помню, как я сказала всё, что могла сказать, и долго вглядывалась ей в лицо, опасаясь то ли истерики, то ли агрессии. Вглядывалась, пока не услышала: «Мне нравится ваш план, Таня».

Позже, когда мы с Полиной встречались в другой обстановке, она, конечно, много рассказывала. О Викторе, которого ради Вас бросила. О Лене, с которой Вы продолжали встречаться два с лишним года после свадьбы. О брезгливом равнодушии, которое Вы чередовали с простым равнодушием. О беременности, из-за которой она не ушла от Вас, когда в первый раз собиралась уйти. Хотите других подробностей — спросите у неё сами. Мне, по большому счёту, было всё равно, почему Полина Вас ненавидит. Она хотела напоследок сделать Вам больно, а я хотела побыть полноценной Верой Кукушкиной. Наши интересы совпадали.

Знакомая Полины, Ира с какой-то грузинской фамилией, уезжала на полгода в США и сдавала комнату в центре, которую купила незадолго до того. Так Вера Кукушкина поселилась на улице Радищева. Первые три месяца оплатила я; весной, уже по возвращении хозяйки, Полина доплатила остальное. Я не жила на Радищева постоянно, хотя и старалась ночевать не меньше трёх раз в неделю. Полина появлялась по вечерам, если удавалось отвезти дочку бабушкам-дедушкам. Она бы честно сказала Вам, что ездит к подруге, но Вы ничего не спрашивали.

Хозяйка оставила жильё в идеальном порядке, что, разумеется, было не к лицу Вере Кукушкиной. Из едва обжитой комнаты деловой девицы, улетевшей доучиваться в Бостон, мы соорудили берлогу сумасбродной аспирантки философского факультета. На наше счастье, хозяйка даже обои не успела переклеить, не говоря уже о евроремонте, да и мебели у неё было совсем немного: безликий шкаф, половинка стола от прежних владельцев, офисный стол из «ИКЕИ», несколько стульев оттуда же. Стол из «ИКЕИ» мы временно перетащили к соседу дяде Гере; новые стулья выменяли у него же на старые — расшатанные и поцарапанные. Затем я выпросила у отца письменный стол из его кабинета — тот самый, на котором декламировала в детстве «Апологию Сократа». (Божилась отцу, что через три месяца верну, но стол развалился, когда мы в марте спускали его по лестнице.) Полина нарыла где-то антикварный компьютер с Windows 95. Знакомые охотно сплавили мне старый диван вместе с накидкой и подушками (хозяйка Ира спала на стимулирующем матраце, который сворачивался и убирался в шкаф). Последний штрих внёс дядя Гера, причём по собственной инициативе. Так и вижу, как он просовывает голову в дверь и говорит: «Девушки, я тут журнальный столик бесхозный подобрал на рынке. Не хотите принять в ансамбль?»