Евгений Будинас - Перловый суп

Долго искали разные способы, возводя санатории и дома отдыха. Но это все никак не срабатывало...

А я сказал Кривошееву, что никакой проблемы вообще не вижу! Предложил сделать так: за три минуты до начала обеденного перерыва распахиваются двери и шесть абсолютно голых девиц медленно проходят по цеху. И исчезают. Я уверен: после этого в одну секунду все мужики забудут о работе! Переключение мгновенное!

Кривошеев посчитал эту идею гениальной, и физиологически и психологически правильной.

Надеюсь, движется к воплощению.

Разговаривал как-то с одной белорусской бизнесменшей, которая находилась под следствием.

Когда ее пришли арестовывать, она впала в ярость и укусила сначала за ухо, а потом за горло милиционера. За это ее скрутили и отвезли в «дурку». Там ее привязали к кровати, а когда она успокоилась, ее высвободили и разрешили сходить в туалет.

Подходит она к туалету и видит, что в кабинку дверь открыта, а перед кабинкой стоит женщина, но не заходит. Моя героиня ждала пять, десять, пятнадцать минут, и когда ей стало уже совсем невмоготу, решилась спросить:

— Женщина, почему вы не заходите?

— Жду свою очередь.

— Так ведь в туалете нет никого!

— А я за хлебом стою.

Когда я отводил своего четырехлетнего сына в сад, он вдруг спросил:

— Папа, а кто такой пиздобол?

Я, зная кое-что о педагогике, решил не заострять на этом слове внимание и быстро ответил сыну первое, что пришло мне на ум:

— В древности люди такие ездили на лошадях с копьями. А сейчас это слово уже не употребляется, потому что нет уже таких людей.

Тем же днем мне позвонила директор сада Мария Ивановна и попросила срочно зайти, потому что произошло нечто, по ее мнению, немыслимое.

Я бросил все дела и помчался в сад.

Оказалось, что в нашем образцово-показательном садике проходил городской конкурс по лепке, было даже приглашено республиканское телевидение. Дети с удовольствием перечисляли перед камерой, кого они будут лепить: котика, лошадку, грибочек. Кто-то с заявками «посерьезнее» — мушкетера, гусара, Суворова. Дошла очередь и до моего сына:

— А я, — говорит, — буду лепить пиздобола.

Прихожу я утром в парикмахерскую. А она закрыта. Я постучался. Открывает пожилая, полная, на вид добрая женщина, вообще не похожая на парикмахершу.

— А я, — говорит, — выходила и дверь закрыла.

Я подумал: «Как же она выходила, если дверь закрыта изнутри?»

Ну да ладно, сел. Она спрашивает:

— Немножко подкоротим?

— Да, знаете, чуть-чуть подкоротим, примерно на треть.

Она берет машинку и «вжик»!

— Что вы делаете? — аж вскрикиваю я.

— Вы ж сказали треть оставить!

— Я сказал треть убрать! Но то, что вы оставили, это все равно меньше трети!

Она так грустно:

— А! Значит, я вас не поняла...

— Ну, ничего, — говорю, — лето, ладно...

— Что значит: «Ничего»! — уже немного агрессивно. — Я виновата!

— Да что уж там, виноваты — не виноваты...

Но она не останавливается:

— Понимаете, вам вообще надо иметь своего парикмахера, к которому вы будете постоянно ходить. И тогда у вас не будет никаких претензий.

— А у меня нет никаких претензий.

Она вроде бы успокоилась.

— Бороду будем?

— Да, будем.

Она продолжает водить машинкой по голове, и вдруг опять:

— Что значит, у вас нет претензий? Я же виновата! Понимаете, каждому ведь нужно свое. Сейчас все носят-то коротко, а вам, видите, длинно надо. Вы сказали, но я не поняла.

— Хорошо, хорошо, не переживайте.

— Хм, — она и стричь перестала, руки в боки. — Что значит «хорошо-хорошо»! И так вот каждый придет, и каждому надо угодить, и к каждому надо подстроиться! Знаете, получается, что если я не могу подстроиться, то мне здесь вообще делать нечего!

— Да оставьте вы уже эти разговоры, давайте стричься!

Но через некоторое время, глядя на свое отражение, я не вытерпел:

— Я вас просил убрать треть. Вы мне оставили меньше трети, но продолжаете состригать. Прекратите. Только подравняйте слева. Уберите столько же, сколько убрали справа.

— Вот и будет, как я вам говорила, коротко! Как все сейчас носят!

Я молчу.

— Ну да, я виновата! Так я, в отличие от других, это и признаю! А вы на мое место встаньте — одному укороти так, другому укороти так... Был бы у вас свой этот самый...мастер. Вот вы сюда ходили раньше?

— Да.

— Ну так что вы не пошли к той, которая раньше стригла?

— Так я пришел к той, которая...

— Ну, так что ж вы к ней не пошли?

— Так нету ж никого!

— Видите, никого нету, а я виновата! Все время я виновата, что ни происходит!

Я даже не знаю, почему я все еще сижу. Почему не убил ее до сих пор, не разгромил парикмахерскую. У меня, может, первый раз в жизни такое нормальное состояние — я просто сижу и просто стригусь. В какой-то момент вижу, что уже все: то, что она сделала, — это п-ц. Я уже давно слюню ладонь и приглаживаю то, что у нее не получается.

— Смотреть будете? — протягивает мне увеличивающее зеркало.

— Нет.

— Ну да, я понимаю. Вы не будете и смотреть.

— Лето. Мне все равно. Не переживайте.

— Как я могу не переживать? — Она прямо взорвалась. — Ну как я могу не переживать с таким клиентом! Вот придет, ему то сделай, это сделай... И все же надо сделать! Я же понимаю, моя работа такая, да? А вы бы мою работу за такие деньги делали? — Резко успокаивается. — Ну что, бороду-то как будем?

Я даже не успеваю ничего ответить.

— Правильно, не будем!

— Что значит, не будем? — я опешил.

— Если вам так не нравится моя работа, зачем же мы с вами будем делать бороду?

— Ну ладно, вы меня достали! Сколько с меня?

— Я с вас денег не возьму!

— Это еще почему?

— А потому что вам все не нравится!

— Я что-нибудь сказал вообще?

— А я сама знаю! Всем вечно все не нравится!

— Не дурите мне голову! Сколько с меня?

— Я сказала, я с вас денег не возьму! Нисколько!

Я уже начинаю орать, что сейчас вызову хозяина, что она улетит отсюда в эту же секунду...

— Что вы на меня повышаете голос? Четыре восемьсот...

Я швыряю деньги, разворачиваюсь по направлению к и двери, а она мне вдогонку:

— Слава богу, бороду не трогали. Вам и так хорошо. Все равно вам угодить невозможно!

Когда мы говорим о бане, я вспоминаю любопытство Анатолия Стреляного, которого ужасно интересовало, как я буду решать вопрос обеспечения Эстонии цветным металлом.

Стреляный уговаривал меня, чтобы я взял его с собой, так сильно он хотел посмотреть, как это все происходит, как решаются вопросы в банях. В это время промышленность Эстонии задыхалась без поставок, и нужно было выходить на уровень Госснаба СССР.