Юрий Любопытнов - Мурманский сундук

— Не прошло и пяти минут, как выскакивает этот ихний приятель Афонька, жилистый скотина, ну я и дал дёру. Хорошо кота взял с собой, пришлось его кинуть ему под ноги, это и замешкало Афоньку. Убежал я огородами к себе. Он по следам, скотина, вычислил меня. Утром заявляется, но и… нашёл пистолет, аппаратуру.

— Что ж ты, малаец тропический, домой побежал, — встрял в разговор Волдырь, которому надоело стоять с закрытым ртом, — надо было в лес бежать, а оттуда домой. Считаешь себя умным, а ума у тебя хватает только на то, чтобы закладывать других, а в твоём котелке одна каша, каторжник лысый.

— А ты помолчи, таблеточник, — обрезал Волдыря Зашитый, видя, как скривил губы Стысь, слушая разговор Васькиного сподвижника. — Тебя не спрашивают, и закрой сифон.

Волдырь замолчал, совершенно не обидевшись. Такие одергивания были в привычке Зашитого, и никто на него не обижался, зная, как скор был пахан на расправу.

Стысь важно выпрямился, развернул грудь, хотел ещё выпить, но бокал был пуст также как и бутылка, сдвинул брови и, придав голосу высшую степень важности, сказал, обращаясь к Фотографу:

— Я тебя прощу, денег дам и отпущу на все четыре стороны, если ты мне скажешь важное, о чём ты узнал, стоя под окном.

— Ой, узнал, хозяин, — обрадовался Фотограф. — Многое узнал. Они там трепались и не знали…

— Говори! — Стысь внутренне подобрался, надеясь услышать от Фотографа что-то интересное.

— Они о грибах говорили, кто какие любит…

— Ты к делу. Нам надо знать, у них ли икона и если у них, что они задумали. Ты инструктировал старика? — обратился он к Зашитому.

— А как же, — возмутился Зашитый — ему не доверяют? — В пределах твоих указаний.

— Ну, так рассказывай, старик.

— Об иконе они ничего не говорили. Они говорили, что идут в какой-то скит. Какой не знаю.

Стысь посмотрел на Зашитого.

— Это хорошо, старик.

— У них какой-то зуб имеется, и он показывает дорогу.

— Зуб? — переспросил озадаченный Стысь. О зубе он ничего не знал.

— Зуб, — повторил старик. — Они долго спорили, какой дорогой идти. На зубе две дороги. Одна идет от какой-то старой мельницы, другая от излучины реки Язовки, они и место называли. Сейчас вспомню. Сухой Брод. Да, Сухой Брод. Решили идти в этот скит от этого Брода, потому что, идя от мельницы боялись утопнуть.

— Хорошую новость ты мне принёс, старик, — довольный разговором сказал Стысь. — Прощаю я тебя. Вот что значит техника, — он гордо поднял указательный палец правой руки вверх. — А чья это была идея? Моя. Сценариста из Цюриха. Молодец, старик. Теперь мы знаем, что икона в их руках, иначе, зачем бы им идти в скит. Они туда идут не зря. — Он победоносно поглядел на потускневшего Зашитого: — А ты — возьму, писку не будет. Зачем брать, когда и так всё выяснили.

— Значит, они ушли по направлению к Сухому Броду, — сказал Зашитый. — Надо там их и искать.

— Они не ушли, — поправил его Фотограф. — Они уехали на машине, на «Жигулях» — у них две машины, вторая «Запорожец».

— Теперь одна осталась, — пробормотал Волдырь, взглянув на Зашитого и переведя взгляд на Фотографа, — лопух вонючий.

— А ты слыхал, что они собрались ехать на машине? — спросил Стысь.

— У них поклажи много: лодка резиновая, лопаты, топоры. Они спорили и решили: до Брода на машине, а оттуда на лодке до скита.

— Всё, старик! — уверенным голосом проговорил Стысь и для убедительности стукнул ребром ладони по столешнице. — Можешь быть свободным. Иди к дому и жди меня там. Я вернусь и заплачу тебе, и шманай, как говорит вот этот в кепке, откуда пришёл. Твоя работа у меня окончена. Но если о ней кому скажешь, пеняй на себя. У меня руки длинные, — он указал на Волдыря и Зашитого. — Из-под земли достанут…

— Да я… я, — лепетал Фотограф, радуясь, что всё так хорошо обошлось.

— Иди! — вскинул голову на старика Волдырь. — Султан обрезанный… Таких, как ты, только трое: ты, Кудин да ещё один. — Он плюнул в сторону Нила Петровича.

Нил Петрович ушёл на подкашивающихся ногах, вытирая влажное лицо грязным носовым платком.

— Ты тоже свободен, — ткнул Стысь пальцем в Волдыря. — А ты, — он обратился к Зашитому, — пойдёшь со мной. У меня есть вариант, о котором я говорил. Нам только карта нужна. Обсудим, как быть дальше. Да и пить хочется — трубы горят. — Он посмотрел на Зашитого — это были Васькины излюбленные слова, — и рассмеялся, довольный.

С рассветом кладоискатели были на ногах, проверили снаряжение и тронулись в путь. Сергей вёл машину на небольшой скорости, глядя, как бы не напороться на пень или корневище, которых на этом зарастающем просёлке было в избытке. Солнце только что поднялось, и его косые лучи, пробиваясь в редколесье через листву деревьев, падали на мокрую траву.

— Сколько километров до Сухого Брода? — спросил Сергей дремавшего Афанасия.

Тот открыл глаза.

— Сейчас посмотрим, — Афанасий опустил руку в карман и достал помятую пятивёрстку. — Так, — зевнул он, — дорога идёт почти параллельно шоссе, потом круто сворачивает направо. Около тридцати километров.

— Ого‑о, — протянул Сергей.

— Что — много? — спросил Николай, взглянув на сосредоточенное лицо Сергея.

— Дело не в километрах, а в дороге — кочки да ухабы, полдня будем ехать.

— А ты ровно на свадьбу торопишься, — рассмеялся Афанасий. — Лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Машина скользила по мокрой траве на спусках, и приходилось выходить из неё и толкать, чтобы она не съехала в сторону, а в низинах надо было рубить кусты и подкладывать ветки в канавы, чтобы не буксовали колеса.

— Мне мой сосед покою не даёт, — сказал Николай, когда они отдыхали, втащив на себе «Жигули» на берег крутого оврага. — Как вы думаете, освободили его?

— А тебе, видать, его очень жалко, — усмехнулся Сергей, — что ты так печёшься о нём.

— Да я, собственно, не о нём, а больше о нас думаю. Какие они шаги предпринимают? Что делают?

— Да, наверное, всю свою команду на ноги поставили. Рыщут повсюду. Всё будет зависеть от того, что им расскажет Нил… Язык не поворачивается его по отчеству назвать, — проговорил Афанасий. — Если этот Нил через своё подслушивающее устройство узнал наши вечерние разговоры, то я могу с уверенностью сказать, что они скоро нам сядут на хвост.

— Печальная перспектива, — вздохнул Николай, водружая шляпу на голову и вставая с земли.

Они выехали на широкую просеку, видимо, давнюю, потому что по бокам поднялись молодые деревья, кустарник, особенно было много орешника. Просека была прямая, и видно было далеко.

— Смотрите, впереди человек, — вдруг сказал Сергей.

— Где? — лёгкая дремота слетела с остальных участников экспедиции, и они стали вглядываться в узкий просвет между вырубленными деревьями.