Альберто Васкес-Фигероа - Айза

И вот она осталась одна!

Она осталась одна — и почувствовала, как же она беззащитна без тех способностей, которые всегда вызывали у нее отвращение, особенно сейчас, когда приходится иметь дело с человеком вроде Гойо Галеона, в чьих золотистых глазах она читала с каждой минутой все более твердую решимость.

Айза утратила уверенность. За сорок восемь часов — возможно, из-за недосыпа, усталости, навалившегося на нее чрезмерного груза событий или из-за того, что ее покинули те, с кем она была вместе с тех пор, как себя помнила, — Айза Пердомо, младшая в роду Вглубьморя, та, что «приманивала рыбу, усмиряла зверей, приносила облегчение страждущим и утешала мертвых», утратила веру в себя, которая была одной из главных черт ее характера. Словно она внезапно осознала свою принадлежность к миру смертных, к тем, кого Гойо Галеон мог уничтожить одним ударом.

И он тут же это понял.

Достаточно было взглянуть ей в лицо во время обеда, чтобы обнаружить тень озабоченности и растерянности, омрачавшую ее взгляд и исказившую прежде невозмутимое спокойствие ее черт, и он почти тут же понял, что выиграл эту партию и ему больше незачем бояться присутствия Фелисианы Галеон.

Однако Гойо ничего не сказал. Только молча ел, изучая это лицо, которое, пожалуй, даже выиграло в красоте, став более земным, изучая каждый взгляд и каждый жест девочки-женщины, которую он в какой-то степени ненавидел, но при этом испытывал непреодолимое влечение к ней.

Он победил. Он вновь одержал победу и ощущал приятную расслабленность игрока, который предчувствовал, что теперь уже все его карты лягут удачно, и осталось лишь дождаться, когда противник признает свое поражение.

Затем он увидел, как она прогуливалась по берегу реки, словно искала в ее водах ответ на свои вопросы, и спокойно стал ждать, уверенный в том, что последняя ночь сломит ее сопротивление.

На следующее утро Айза Пердомо выглядела постаревшей на двадцать лет и, когда во время завтрака он спросил ее, не хочет ли она что-нибудь ему сообщить, лишь отрицательно покачала головой, не поднимая взгляда от чашки.

— Время подходит к концу.

— Я знаю.

— Боишься? — Она молчала, и Гойо Галеон взял ее за руку. — Не стоит, — сказал он. — Через это проходят все женщины. — Он улыбнулся с оттенком нежности. — Я буду с тобой добрым, — добавил он. — Добрым, терпеливым и ласковым… В конце концов, я не зверь, каким меня считают. Я действительно убил много людей, но большинство из них сами напросились и заслуживали смерти. — Он рассмеялся, как ему самому казалось, весело. — А мне на самом деле хотелось бы быть врачом… Представляешь? Врачом! Я все равно мог бы убивать, только проделывать это искуснее. — Он вновь засмеялся. — Серьезно, я мечтал получить образование и приносить пользу людям, однако самое большее, чему могла научить меня мать, — это читать и писать. Все остальное мне пришлось освоить самостоятельно, — продолжил он с оттенком гордости. — Ты видела мою библиотеку?

— Видела.

— И как она тебе?

— Интересная.

— Только и всего? Да она замечательная! Знаешь, чего мне стоило собрать все эти книги? На это ушли годы! Я заказываю их из Каракаса и Боготы, порой они идут месяцами. Наверняка ни у кого нет столько книг, как у меня.

— Наверняка.

Гойо Галеон и дальше бы говорил о многочисленных романах о Диком Западе из своей библиотеки, но умолк, заметив, что выше по течению появился бонго и взял курс на небольшую заводь, где рос саман: это был естественный причал острова.

В первую минуту он испытал тревогу, однако, вглядевшись, похоже, успокоился, узнав человека на плоту — высокого худого негра, который дружески помахал ему рукой, причалив к берегу и соскочив на землю с обезьяньей ловкостью.

Неторопливо взбираясь по узенькой тропинке, ведущей к дому, негр поздоровался. Голосище его гремел, хотя чувствовалось, что причина, по которой он здесь оказался, его отнюдь не радует.

— Добрый день, патрон! — поздоровался он. — Добрый день честной компании!

— Добрый день, Паломино! Что привело тебя сюда в такое время?

— Плохие новости, патрон… Очень плохие. — Негр подошел к ним, сел, не дожидаясь приглашения, и тут же налил себе полный стакан рома. — С вашего разрешения! — сказал он и, опрокинув в себя содержимое, будто выдохнул: — Рамиро умер.

— Мой брат? — удивился Гойо Галеон.

— Он самый, патрон. Поэтому я и бросился вниз по реке в такой ливень; еще немного — и мне смыло бы всю черноту с кожи. Я узнал об этом в Буэна-Висте. В него ударила молния на пути в Элорсу, и он испустил дух. — Негр сделал паузу, чтобы вновь наполнить свой стакан и налить Гойо Галеону, который, судя по всему, в этом нуждался. — Мне рассказали, что его прямо там и предали земле, потому что тело так обуглилось, что даже не годилось для отпевания.

— Избавь меня от подробностей, — перебил его хозяин дома, залпом выпив свой ром. — Мой брат умер — и точка. — Он повернулся к Айзе, и в его голосе прозвучала открытая враждебность. — Ты, поди, довольна! — бросил он ей. — Твое предсказание опять исполнилось… Рамиро умер, умер так, как ты напророчила. Будь ты проклята! — злобно воскликнул он. — Проклята ты и все твое колдовское племя… Меня так и подмывает посадить тебя в костер, где тебе как раз самое место… Убирайся! — резко приказал он. — Убирайся, пока я не разнес тебе голову выстрелом! — Он угрожающе наставил на нее палец: — И запомни! Время истекло, и клянусь тебе: я буду не Гойо Галеон, если твоя девственность и твоя задница сегодня ночью останутся нетронутыми…

Айза встала и направилась в заднюю часть дома, откуда спустилась на широкий берег, возвышавшийся над бурными водами узкой протоки, через которую сейчас, в паводок, устремлялась шумная и мутная река. Достаточно только позволить потоку подхватить ее, и все будет кончено. Тем не менее она решила этого не делать: как-никак, она Айза Пердомо, младшая в роду Вглубьморя, единственная женщина, родившаяся в этой семье за пять последних поколений, и должна держаться как подобает.

А потому она опустилась на лежавшее там бревно, которое течение выбросило на песок, и стала ждать. Она сидела и размышляла, и даже не стала прилагать усилий к тому, чтобы вновь вызвать Фелисиану Галеон или любого другого покойника, потому что знала — была абсолютно уверена, — что никто не придет ей на помощь. Она могла рассчитывать только на себя, потому что была уже не девочкой, приманивающей рыбу, а прекрасной женщиной, лишавшей мужчин покоя.

Поэтому Айза погрузилась в задумчивость, потеряв ощущение времени и даже места, в котором находилась. Мысли ее устремились к «Кунагуаро», Лансароте и к незабываемому и трагическому плаванию по океану, и она очнулась, только когда услышала хриплый пьяный голос, приказывающий ей тоном, не терпящим возражений: