Жильбер Сесброн - Елисейские поля

— Я в отчаянии, — сказал Адриен, когда тот закончил чтение.

— В отчаянии? Но почему? — жизнерадостно осведомился дядя.

— Разве вы не видите, что эти новые правила вынуждают нас ликвидировать «Синопкино»?

— Какая жалость! — воскликнул господин Пупарден, полагая, что речь идет о симпатичном маленьком гербе. — Это, право, досадно.

— В общем, — в замешательстве закончил Адриен, — хорошо, что вы не ушли окончательно из министерства.

— То есть… Как же это, я… Вы хотите сказать, моя должность…

— Но поймите, дорогой дядя, раз не будет больше фирмы, не нужен и управляющий!

От унижения и гнева господин Пупарден побелел.

— Я думал… Я считал, что уж мне-то вы подыщете место, учитывая…

— Увы, Дядюшка, моим компаньонам вы не родственник, и у них нет никаких причин…

— Я имел в виду вовсе не это, — перебил его господин Пупарден. — Я полагал, что, учитывая мои заслуги…

Адриен не верил своим ушам. На какое-то время он лишился дара речи и наконец выдавил из себя:

— Конечно, конечно, но я… то есть мои компаньоны имеют возможность оставить лишь технический персонал рекламной фирмы, понимаете? Исключительно специалистов.

— Ну что же, — поджав губы, заключил господин Пупарден, — я рад, что смог оказаться вам полезным эти полгода!

С этими словами он удалился. Адриен не знал, смеяться ему или негодовать, и выбрал среднее: он саркастически рассмеялся.

Господин Пупарден шагал по Елисейским полям и делился горькой вестью со своими приятелями: актеришками, статистами и несостоявшимися режиссерами.

— Бедняга Пуп! — восклицали те. — А… кто будет вместо вас?

Только один спросил у него:

— В какую же фирму вы собираетесь пойти теперь?

— Еще не знаю, — захваченный врасплох, ответил господин Пупарден и машинально добавил: — Во всяком случае, они еще услышат обо мне!

Двадцатому по счету, который стал с тревогой допытываться: «А кто же вас заменит?» — готовясь запомнить имя нового фаворита, озлобленный господин Пупарден гордо бросил: «Пупардена никем не заменишь!» — и вскочил в автобус, растолкав людей и даже не подумав перед ними извиниться. Он так шумно сопел, что попутчики удивленно поглядывали на него. Время от времени он качал головой, пожимал плечами, бормотал: «Мерзавцы!» — и не заметил, как проехал свою остановку.

— Что ж теперь? — спросила госпожа Пупарден после того, как он в третий раз пересказал ей утреннюю сцену в бюро. — Что ты будешь теперь делать?

— Я… пойду служить к его конкурентам, — выпалил он, — и покажу, на что я способен!

— Альбер, ты не сделаешь этого!

— Буду я еще с ним церемониться!

— Адриен — мой племянник! — отчеканила она с вызовом.

— Ах да, верно. — Будто нехотя, а на самом деле с облегчением отступил он. — Есть вещи, недопустимые между родственниками.

Обняв его, госпожа Пупарден заплакала, и он слегка устыдился своего позерства.

— Но тогда что же делать? — спросил он, тяжело опускаясь на стул.

— Может, вернешься… в министерство? — робко подсказала госпожа Пупарден.

Он был признателен ей за то, что она избавила его от необходимости сказать это самому.

— Но люди! Что мы скажем людям?

Целых полгода им можно было не оглядываться на людей, и вот теперь снова… Деньги уходят — люди возвращаются.

— Скажем, что все это для тебя недостаточно серьезно, — предложила госпожа Пупарден, словно напоминая ему его собственные слова.

— Нет, лучше — что я поставил дело на рельсы и теперь могу со спокойной совестью…

— Да, такая жизнь чересчур утомительна для человека твоего возраста — это я и хотела сказать, — подхватила госпожа Пупарден, — это непосильная нагрузка на сердце.

— Опять сердце… — невесело улыбаясь, произнес ее супруг. — Но в таком случае что мы скажем, когда я вернусь в министерство?

— Просто-напросто — что ты еще не в том возрасте, чтобы сидеть без дела.

— Или, может, — не без стыда предложил он, — что начальник в порядке личного одолжения попросил меня вернуться, чтобы помочь ему навести порядок в конторе. Да, это, пожалуй, вполне приемлемо Ну а что касается Адриена…

Он снова готов был вскипеть.

— Что касается Адриена, — мягким, но не допускающим возражений тоном заявила Эмма Пупарден, — то его мы на днях пригласим на обед, чтобы показать… И смотри, как все удачно сложилось, — перебила она сама себя с наигранной бодростью, — я как раз очень недовольна нашей служанкой и собиралась ее рассчитать!

Смысл ее слов дошел до господина Пупардена не сразу, но потом он понурил голову: пока в нем бушевало уязвленное самолюбие, он совсем забыл, что потерял шесть тысяч франков…

Господин Пупарден дал знать в контору, что выйдет на службу в понедельник. В это утро он пришел с опозданием, так как машинально надел свой шикарный костюм и ему пришлось переодеваться. В автобусе старые его привычки вступили в борьбу с новыми: он впрыгнул на ходу, но ноги сами понесли его к привычному месту; он достал платок, но тут же стал высматривать в окне кинотеатры. Подходя к министерству, он все еще был полон снисходительности к своим убогим сослуживцам.

— Добрый день, мсье Эмиль!

Рассыльный поднял глаза от газеты:

— А, это вы, мсье Пупарден…

И вновь погрузился в чтение. Господина Пупардена это озадачило: «Можно подумать, мы виделись с ним только вчера!»

Такой же прием он встретил у господина Вотрье, своего коллеги, и у мадемуазель Терезы, секретарши. «Они настолько закоснели в рутине, что даже время для них остановилось…» «Как поживаете?» — спросили его, и он необдуманно ответил: «Прекрасно!» — забыв про сердце и про отпуск по болезни.

Начальник, пожимая ему руку, бросил на него странный взгляд. Господин Пупарден долго устраивался, копался в ящиках стола; его коллега хмурился, а мадемуазель Тереза молча испепеляла его взглядом, как будто он раскашлялся во время концерта.

Господин Пупарден нашел контору чересчур мрачной.

— Раньше я как-то не замечал, что здесь так уныло, доверительно сообщил он господину Вотрье. — Надо будет принести хоть парочку фотографий…

— Может, афиш? — предложил тот лукаво.

— А что, неплохая идея, — радостно оживился господин Пупарден.

Спустя некоторое время он вдруг надумал продиктовать секретарше письмо. Мадемуазель Тереза возмущенно фыркнула. Затем ему пришло в голову, что жена ждет его к обеду, как прежде, не раньше часу дня, — не мешало бы напомнить ей, что из министерства он уйдет в двенадцать.

— Позвоню-ка я домой, — как ни в чем не бывало заявил он.

От такой наглости у остальных полезли глаза на лоб. Без четверти двенадцать, когда они начали собираться, господин Пупарден отпустил шутливое замечание по поводу их торопливости. С перерыва он пришел позже положенного. Незадолго до конца рабочего дня его вызвал к себе начальник.