Антон Соловьев - Lubvi.NET

Для меня это были какие-то совсем новые ощущения. В последнее время я просто привык отдавать долг магии и все. Да, приятно, да, расслабляет, но не более того. Но прикосновения и поцелуи Иры проникали в самую душу. Когда же я почувствовал, как ее груди еле ощутимо касаются моей груди, с моим сознанием вовсе стали твориться странные вещи. Мне начало казаться, что я нахожусь на той странной грани между сном и явью, когда уже более или менее отчетливо понимаешь, что проснулся, но сон все еще не хочет отпускать тебя.

Ира была сверху, ее длинные волосы падали на грудь. Она начала с очень медленного, плавного ритма. Ее глаза были закрыты, руки изредка касались моей груди. И я все глубже и глубже начинал проваливаться в странное забытье. Мне то чудился шум ветра в кронах деревьев, то щебетание птиц, мне вдруг показалось, что я лежу не на своем ковре, а на подстилке из прошлогодней хвои и опавших листьев. И еще была музыка, странная, чарующая, медленная музыка, которая лилась отовсюду. Ее ритм постепенно ускорялся, и вместе с ним ускорялся темп движений Иры. Она входила в раж. Ее губы приоткрылись. Музыка становилась все громче, сознание окутала волна такого безумного блаженства, что я, не в силах больше терпеть, застонал. А Ира все ускоряла темп, стремясь поспеть за музыкой.

Чувство неописуемого восторга, которого я никогда раньше не испытывал во время секса, захватило меня в безжалостный водоворот, из которого я ни за что не хотел выбираться, и тут на самой краю сознания я услышал, что шептала Игра. Это была латынь. Одна и та же фраза повторялась с разной интонаций, то повелительно, то просительно. В моей жизни был период, когда я увлекался латынью. Было это что-то около года назад или, быть может, чуть раньше. Охваченный безумным счастьем, я был не в силах сходу перевести то, что она говорила: «Da mihi partem virium tuorum, miles antiquus. Tantum sola sum in silva lapidea». Однако я решил запомнить фразу и потом разобраться в ней. А между тем ритм все увеличивался и я чувствовал, что вот сейчас, сейчас будет самый пик блаженства, после которого наступит полное душевное опустошение.

Я сидел на полу и курил прямо в комнате. На балкон было лень выходить. Надо будет потом проветрить. Ира лежала на ковре, лицо ее было спокойным и безмятежным.

— Откуда ты знаешь латынь? — спросил я.

— Латынь? — Она приоткрыла глаза. — Я не знаю латыни.

— Ты говорила на языке Вергилия. Я это отчетливо запомнил. Что-то вроде… Da mihi partem virium tuorum, miles antiquus. Tantum sola sum in silva lapidea.

— Не помню, мне просто было хорошо, мне было очень хорошо с тобой. Ты сильный, я люблю сильных.

— Странно. Вообще странно, — продолжал я рассуждать вслух. — Я будто бы видел лес, будто мы в лесу были. Наверное, это все из-за твоих постоянных разговоров о деревьях.

— Может быть. — Она поднялась с ковра и стала одеваться.

Внезапно я поймал себя на мысли, что чувствую какой-то странный дискомфорт в районе груди. Я машинально потрогал цепочку с крестом. Она был теплая, почти горячая. Я дотронулся до креста. Маленькое серебряное распятие было еще горячее цепочки. Я скосил глаза на грудь и увидел отчетливый красный след от креста. Не ожог, конечно, просто покраснение.

— У меня крест нагрелся. — Я был так удивлен, что сказал это вслух.

— Это бывает. Часто так бывает, многие говорят, кто спал со мной и носит крест.

— От чего это? — только и смог спросить я.

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Мне надо уже собираться. С тобой было хорошо! Очень хорошо!

Она подошла и поцеловала меня в губы, и я отчетливо почувствовал на губах вкус лесных ягод или чего-то в этом роде. И тут совершенно некстати в моей голове всплыл странный разговор трехлетней давности, когда мы со Светой впервые сходили в клуб, где собирались маги. Я очень хорошо помню полумрак, и тихий шепот Светы: «Нелюди разные бывают. Одни дружелюбные, другие могут из тебя всю энергию высосать и в пустышку превратить. А нелюдьми они зовутся, потому что не люди это вовсе, а кто — никто толком и не знает». От неожиданно пришедших в голову воспоминаний меня начал бить легкий озноб.

— Тебе холодно! Оденься! — сказал она.

— Мне не холодно! Мне страшно!

— Страшно? Почему?

— Не почему, а кого!

— И кого ты боишься?

— Тебя!

— Меня?

— Да, тебя!

— Почему?

— Не знаю. Слушай, не обижайся только… У тебя с собой паспорт?

— Паспорт?

— Да! С собой.

— Ты можешь его мне показать?

— Зачем? — Девушка нахмурилась.

— Просто покажи, и все.

— Не хочу. — Она нахмурилась.

— Может, у тебя нет паспорта?

— Есть.

— Тогда покажи!

— Не покажу! — ответила она тоном, не терпящим возражений.

— Ира, не обижайся. Правда не обижайся! — Я подошел и обнял ее. — Мне не важно, сколько тебе на самом деле лет. Хоть тринадцать, ладно. Ты же не будешь заявлять на меня в милицию?

— Ты что, с ума сошел?

— Думаю, что да. Мне почему-то кажется, что ты вообще не человек.

— А кто я тогда? — Она дотронулась худенькой ладошкой до моей щеки.

— Не знаю. Покажи паспорт.

— Ты правда сошел с ума. — Она вздохнула и пошла в коридор за своей сумочкой.

Я сидел на диване и тупо смотрел на раскрытый паспорт. Кириллова Ирина Васильевна, 1984 года рождения, штамп о прописке, все честь по чести. Я даже сделал вид, что не обратил внимания на то, что она прибавила себе годик. Главное, я теперь успокоился. Нет никаких нелюдей, да и быть не может. Это все из области баек таких вот как я мистиков, которые думают, что познали непознанное, а на самом деле ничего не знают ни о том, как устроен мир, ни откуда берутся способности, которые мы называем магией.

— Извини. Правда, извини. Ты просто очень необычная девочка. Я таких не встречал. Никогда не встречал.

— Ты подумал, что я ангел или демон? — спросила она и улыбнулась.

— Не то и не другое. Ты не похожа на ангела, но и преисподней от тебя не пахнет. Не знаю. Ты просто классная девочка! Это главное! — Я обнял ее, провел рукой по упругой груди, теперь упрятанной под лифчик и джемпер.

— А ты похож на рыцаря, на рыцаря древних времен, — сказала она.

— Ну, да, какой я тебе рыцарь! Я и мечом-то не умею махать!

— Это не важно. Удачи тебе!

— Тебе тоже. Ищи любовь.

— Любовь? — удивленно переспросила она.

— Да. Любовь.

— А что такое любовь?

— Любовь — это большое красивое дерево, с мощным стволом, раскидистыми ветвями, в кронах которого поют птицы. Это самое красивое дерево на свете.

— Тогда его стоит искать, это дерево, которое называется Любовь.

Когда Ира ушла, я пошел на кухню, включил чайник и снова закурил. Я чувствовал какую-то странную опустошенность, еще большую, чем обычно я ощущал после секса. Будто мне дали посмотреть на что-то очень, очень красивое и тут же опять спрятали. Причем спрятали навсегда. Странная девушка, странные ощущения, странные разговоры и еще эта моя глупая просьба дать посмотреть паспорт. Паспорт?! Тут в моей голове будто бы по заказу всплыло продолжение того давнего разговора: «…Но выглядят как люди, ведут себя как люди, говорят даже как люди и паспорта у них тоже людские, только думают они не как мы».