Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

И тут три тайные советницы расхохотались в голос.

Шарлотта воспользовалась паузой, чтобы попытаться еще раз осмыслить случившееся. Тролли, Тайная ложа – действительно смешно. Но куда более значительны оказались те изменения, которые ей пришлось срочно вносить в собственную табель о рангах. Оказывается, она вовсе не на самой нижней ступени, не полный отстой вроде троллей. Тем не менее причислить себя к преуспевающему среднему классу, к полноценным членам Тайной ложи Шарлотта пока не могла.

И все же… самое смешное заключалось в том, что еще вчера – да что там, буквально сегодня ночью – она считала, что опозорила себя в глазах своих знакомых! Оказывается, совсем наоборот: благодаря вчерашней истории Шарлотта Симмонс стала в их глазах совсем другим человеком, интересной личностью, достойной внимания и даже ревности. Из невзрачной провинциалки она вдруг стала привлекательной девушкой, занимающей заметное место среди других… И все это только лишь потому, что какой-то похотливый горячий парень снизошел до того, чтобы клеиться к ней – хотя бы и с единственной целью затащить девушку в постель в течение семи минут.

Шарлотта откинулась на спинку стула и, вздернув подбородок, гордо обвела взглядом окружающий мир – весь гигантский кафетерий «Мистер Рейон», показавшийся ей похожим на безвкусный кукольный театр. Она словно приглашала всех этих парней и девчонок в их дурацких, клоунских шмотках, якобы сшитых для «активного отдыха», якобы небрежных, но стоящих кучу денег, полюбоваться ею, Шарлоттой Симмонс. И при этом – вот странное дело – она почему-то вдруг вспомнила чей-то мужественный подбородок, чью-то ироническую улыбку, чьи-то глаза необычного орехового цвета, чьи-то густые и непослушные каштановые волосы… что, разумеется, совершенно не делало обладателя всех этих замечательных вещей менее отвратительным и подлым.

– Стоп! Стоп! Господи! Сократ хренов, твою мать, греба… – Исходя из каких-то своих высших тактических и педагогических соображений тренер решил прервать готовую слететь с языка череду ругательств на полуслове.

Находившиеся на площадке игроки немедленно остановились, словно в детской игре по команде «замри». Они замирали так каждый раз, как только тренер начинал материться: от них требовалось застыть на том самом месте, где все эти «мудаки», всевозможные «матери» и самыми разнообразными способами использованные «задницы» донеслись до их слуха Вернон Конджерс, только что обыгравший Трейшоуна и Джоджо на подборе, застыл с мячом у плеча широко расставив локти, как крылья какой-то нелепой птицы. Пожалуй, на этот раз команду тренера «Стоп! Твою мать!» он выполнил лучше всех. Фразеологический оборот «Твою мать! Гребаный…» со всевозможными продолжениями был самым любимым языковым средством, которое Бастер Рот использовал для выражения недовольства чем-либо в поведении своих игроков. Чарльз однажды даже доверительно сказал Джоджо: «После каждой тренировки я еще часа два не могу вспомнить, что меня зовут не Ты, Гребаный Бускет».

И вот тренер вышел на площадку – великий и ужасный, всемогущий и безжалостный. Он приближался к игрокам неумолимо, как сорвавшийся с горы камень. Походку Бастера Рота невозможно было спутать с чьей-либо другой: тренер передвигался медленно, чуть вразвалочку, но не лениво, а, наоборот, предельно собранно. Можно было подумать, будто мышцы его бедер накачаны до такой степени, что ему невозможно поставить ноги вместе без риска через несколько шагов протереть брюки. На лице тренера, как и следовало ожидать, застыло мрачное и суровое выражение. Джоджо просто ненавидел, когда тот был в таком настроении. Вот и на этот раз он увидел в приближающемся тренере не знак очередной неминуемой трепки, а уже подписанный приговор, вынесенный ему злым роком. Деваться было некуда. Злая судьба перекрыла все пути к отступлению, оставив несчастного Джоджо один на один с посланцем злых сил. Джоджо почувствовал себя гладиатором, брошенным без оружия на съедение льву. Идеально гладкая баскетбольная площадка, светлый деревянный пол которой искрился в безжалостном свете люминексовских светильников, закрепленных на потолке, казалась ему ареной, освещенной трепещущим пламенем факелов. Со всех сторон площадку окружали расходившиеся амфитеатром чуть ли не к самому небу трибуны. И пусть этот Колизей был практически пуст – Джоджо понимал, что репетиций и тренировок не будет. Расправа произойдет здесь и сейчас – без промедления и не понарошку. Все как на публике.

Остановившись футах в десяти от игроков, тренер вдруг перевел взгляд на Вернона Конджерса. Тот аж вздрогнул, решив, что гнев божий обрушится на него. Но тренер негромко, низким, хриплым от сжигавших его изнутри эмоций голосом сказал:

– Дай мне этот гребаный мяч.

Конджерс очень замедленно, словно зомби, сделал аккуратный, удобный для приема пас. Мяч прочертил в воздухе изящную дугу и опустился прямо на подставленную ладонь Бастера Рота. Тот стал нервно подбрасывать оранжевый шар на руке. Мяч взлетал дюйма на три-четыре вверх и снова замирал в цепких пальцах тренера. Легкий толчок, полет на три-четыре дюйма, неподвижность. Толчок, полет, неподвижность… Толчок, полет, неподвижность… При этом тренер глядел не на мяч; его тяжелый, пропитанный злостью взгляд был устремлен на Джоджо. Неожиданно, все так же без единого слова, Бастер Рот сделал шаг назад, профессионально, как опытный игрок, развернулся и запустил мяч на трибуны, примерно на уровень двенадцатого ряда. Оранжевая молния обрушилась на пластиковую спинку сиденья и унеслась еще дальше, в глубину амфитеатра. Некоторое время по всему залу разносились гулкие удары мяча о пластмассовые сиденья и бетонные ступеньки.

Выждав несколько секунд, тренер повернулся к Джоджо, и тот понял, что видеть Бастера Рота в такой ярости ему еще не доводилось.

– Ну-ну, старина Сократ, – сказал тренер, голос которого прозвучал вполне нормально, пусть и с долей сарказма. – Ты у нас известный мыслитель. Тогда сделай одолжение, Сократ, скажи мне: чем ты тут занимаешься?… ТЫ, ТВОЮ МАТЬ, КАКОГО ХРЕНА СЮДА ПРИПЕРСЯ? СВОИ ДОЛБАНЫЕ ПЕРИПАТЕТИЧЕСКИЕ ДИАЛОГИ ВЕСТИ? МОЖЕТ, ВЕЛИКОМУ ГРЕБАНОМУ ГРЕЧЕСКОМУ ФИЛОСОФУ ЗАПАДЛО РУЧКУ ЗА МЯЧИКОМ ПРОТЯНУТЬ? А УЖ К КОЛЬЦУ ПОДПРЫГНУТЬ – Я ОБ ЭТОМ И НЕ ЗАИКАЮСЬ! ТЫ, БЛИН, В БАСКЕТБОЛ ИГРАЕШЬ ИЛИ ПОЗИРУЕШЬ ДЛЯ ГРЕЧЕСКОЙ СТАТУИ? РЕШИЛ, ЧТО ТЕБЯ В МРАМОРЕ ПОРА УВЕКОВЕЧИТЬ – ЗА ТВОИ МЫСЛИ, ОХРЕНИТЕЛЬНО МУДРЫЕ? МОЖЕТ, У ТЕБЯ ТЕПЕРЬ, НА ХРЕН, И ТРЕНЕР ДРУГОЙ – ПРОФЕССОР НЕЙТАН МАРГОЛИС? ЗДЕСЬ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, ИГРОКУ ПОЛОЖЕНО НОСИТЬСЯ ПО ПЛОЩАДКЕ КАК СРАНОМУ ВЕНИКУ, А НЕ СТОЛБОМ СТОЯТЬ! А МОЖЕТ, Я НЕ ЗАМЕТИЛ И ТЕБЕ УЖЕ СЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ СТУКНУЛО? ТОГДА ГРЕБИ ОТСЮДА, НА ХРЕН, ПОДАЛЬШЕ И ХОТЬ ЗАЛЕЙСЯ СВОЕЙ ОТРАВОЙ! ХОЧЕШЬ – СВОЮ ЦИКУТУ ЗАЛПОМ ГЛУШИ, ХОЧЕШЬ – ПО ГЛОТОЧКУ, ТВОЮ МАТЬ! ЭТО УЖЕ НЕ МОЕ ДЕЛО! НЕ ЗРЯ ЭТОГО СТАРОГО МУДАКА ЯДОМ НАПОИЛИ – ДОСТАЛ, ВИДАТЬ, ВСЕХ! ЕСЛИ ТЕБЕ ПРИСПИЧИЛО ПОИГРАТЬ В ПОКОЙНИЧКА – ШЕЛ БЫ НА КАФЕДРУ К СВОИМ ГЕРОНТОЛОГАМ! СИДЕЛ БЫ С НИМИ В КРЕСЛЕ ИЛИ ПОЛЗАЛ ПО ДОРОЖКАМ СО СВОИМИ МЫСЛИТЕЛЯМИ, ТОЛЬКО ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ЗАБЫЛ? КАТИСЬ, НА ХРЕН, К СВОЕМУ СОФОКЛУ! ОН ТЕБЯ, УРОДА, ПО ДОСТОИНСТВУ ОЦЕНИТ! ГРЕЧЕСКУЮ ТРАГЕДИЮ ПРО ТЕБЯ НАПИШЕТ! СЛАДКОЙ ПАРОЧКОЙ БУДЕТЕ! ТОМУ ДЕВЯНОСТО, И ТЕБЕ СЕМЬДЕСЯТ ОДИН – РАЗЛЕЙТЕ СЕБЕ ПО СТАКАНЧИКУ И НАСЛАЖДАЙТЕСЬ ЖИЗНЬЮ, КОМУ СКОЛЬКО ОТПУЩЕНО! ТОЛЬКО КАКОГО ХРЕНА ВЕЛИКОМУ МЫСЛИТЕЛЮ ДЕЛАТЬ ВИД, ЧТО ОН В БАСКЕТБОЛ ИГРАЕТ? МУДРОСТЬ НЕ ПРОПЬЕШЬ И НЕ ОТРАВИШЬ, А ВОТ РАСТРЯСТИ ПОД КОЛЬЦОМ ЗАПРОСТО МОЖНО! ДА ЕЩЕ ПО РЕПЕ МЯЧОМ ДОЛБАНУТ – СТАНЕШЬ ИДИОТОМ, КАКОЙ ТОГДА ИЗ ТЕБЯ ГРЕЧЕСКИЙ ФИЛОСОФ? НЕТ, НА ХРЕН, ГНАТЬ НАДО ТАКИХ ИЗ СПОРТЗАЛА! ТВОЕ МЕСТО В БИБЛИОТЕКЕ, НА КАФЕДРЕ, ЕЩЕ В КАКОЙ-НИБУДЬ ЗАДНИЦЕ…