Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

– Джентльмены, – Хойт специально обратился к приятелям столь церемонно, надеясь, что они поймут сигнал и будут следить за своим языком, – хочу представить вам… м-м… э-э… мою подругу. – Он быстро глянул на девушку, словно не помнил точно, кто она такая. – Это… Шарлотта.

В ответ послышались иронические аплодисменты и возгласы типа: «Ну, молодец! Вспомнил все-таки!». Все сидевшие в гостиной уставились на Шарлотту, улыбаясь от уха до уха. Судя по всему, сама она выглядела изрядно сбитой с толку, а может быть, даже слегка обиженной, потому что один из парней, одетый в брюки-хаки и белую футболку, плотно обтягивавшую его накачанные мускулы, на всякий случай решил прояснить ситуацию:

– Не обижайся, это мы над Хойтом прикалываемся. У него всегда проблема – запоминать имена.

Остальные одобрительно расхохотались.

– Бросьте, мужики, – сказал Хойт. – Привел, называется, девушку… Очень Шарлотте интересно любоваться, как вы, тут, кретины, прикалываетесь над Раненым Братом.

На фоне нового взрыва общего хохота кто-то аж свалился с дивана.

Шарлотта почувствовала, как рука Хойта плотнее сжала ее плечи. Ну вот, опять… опять эти постоянные прикосновения, все как тогда, только… у Шарлотты сейчас было слишком много впечатлений, слишком уж противоречивыми оказались охватившие ее чувства. А кроме того, она понимала что находится в центре всеобщего внимания, и вовсе не хотела выглядеть истеричной дурочкой, закатывающей сцены.

– Слушай, я сейчас буду этих придурков «строить», а ты сделай вид, будто считаешь их на самом деле джентльменами, – сказал Хойт. – Шарлотта, это Вэнс.

– Привет, – отозвался худощавый симпатичный парень с открытым дружелюбным лицом и взъерошенными светлыми волосами, сидевший на подлокотнике кожаного кресла, обхватив руками колени.

– Мне кажется, мы раньше встречались, – заметила Шарлотта таким тихим-тихим голосом. Да уж, как же, забудешь его. Это был тот самый парень, которого Хойт в тот раз выставил, сказав: «Это наша комната».

– Ну да, конечно, – ответил Вэнс, который совершенно очевидно ничего этого вообще не помнил.

– А это Джулиан… – Хойт вдруг убрал руку с плеча Шарлотты – к ее немалому облегчению. Она вовсе не хотела, чтобы все ребята, присутствующие в этой комнате, воспринимали ее как его девушку…

Последовала серия представлений, в ходе которых Шарлотта чуть-чуть успокоилась. По крайней мере, они действительно старались – и могли – держаться по-джентльменски… быть приветливыми, гостеприимными и дружелюбными… открыто и заразительно улыбаться. Вэнс просто настоял, чтобы гостья села в освобожденное им кресло, а для Хойта придвинул поближе другое.

Шарлотта понятия не имела, о чем с ними говорить, но оказалось, что волноваться по этому поводу нет причин. Обменявшись с гостьей приветственными репликами, все вернулись к тому, чем занимались до ее прихода: снова уставились на экран. Мерцающий свет окрашивал их лица в разные цвета. А на экране… творилось что-то невообразимое… игроки сталкивались, бились друг о друга головами, шлепались на землю, тяжело ухали… наваливались друг на друга, сбивая с ног, ударялись в полете корпусом о корпус, топали как стадо лошадей. Сердце Шарлотты билось учащенно, но это не имело никакого отношения к тому, что показывали по телевизору. У нее просто перехватывало дыхание… от сознания того, где она находится: единственная девушка в компании чуть ли не дюжины крутых парней, в гостиной самого престижного студенческого клуба. Интересно, что они про нее думают? Считают ее ужасно молодой и незрелой? Они ведь все со старших курсов. Сам Хойт и Вэнс с Джулианом кажутся вообще представителями как будто другого, более старшего поколения. Шарлотта постаралась забраться поглубже в мягкое кожаное кресло. И вдруг ей показалось, что джинсы, в которые она «упакована», ужасно обтягивающие. А сами ноги? – они действительно такие длинные, прямые и стройные, как она привыкла считать? Стараясь как можно меньше поворачивать голову, девушка искоса посмотрела на сидевших рядом ребят, – не разглядывают ли они ее? Не смеются ли над ней? Однако, с некоторым разочарованием – девушка обнаружила, что никто на нее вообще не обращает внимания, даже Хойт, который не то смотрел телевизор, не то думал о чем-то своем. У Шарлотты сложилось впечатление, будто он договорился встретиться с кем-то еще.

Тем временем один из журналистов, комментировавших матч, обратился к другому:

– Нет, подожди минутку, Джек, ты что, хочешь сказать, что тренеры специально дают всем игрокам инструкции – идти и бить противников по коленкам?…

Не дослушав эту фразу, толстяк по имени Бу обратился к остальным:

– А вы видели этих ветеранов, когда их показывали перед матчем на стадионе Фиеста? Без всех этих щитков и прочей амуниции? Они так выглядели, как будто привыкли не на двух ногах, а на четвереньках ходить. – Встав с кресла, толстяк вперевалку прошелся перед телевизором на демонстративно согнутых и широко расставленных ногах. – Охренеть! Встретишь такого на улице – подумаешь, что у него увольнительная на пару часов из клиники ревматоидного артрита.

Это вызвало у всех присутствующих новый взрыв хохота. Даже Хойт улыбнулся, как заметила Шарлотта, взглянув на него уголком глаза Но что тут смешного? Она не могла понять. С ее точки зрения, все происходившее на экране было отвратительно. Ей было тревожно и жалко игроков. Шарлотта понимала, что явно не въезжает в ситуацию. Ведь если разобраться, все эти парни явно из богатых семей. Они достаточно богаты, чтобы платить за учебу и оплачивать все, что им захочется иметь, включая членство в самом престижном студенческом братстве. Кроме того, не дураки же они, на самом деле. Просто так в такой университет, как Дьюпонт, не поступишь. И при этом они нисколько не отличались от ребят из школы Аллегани-Хай. Она посмотрела на Хойта – и у нее в памяти совершенно отчетливо всплыл образ Чаннинга. Какие же все-таки они все одинаковые – молодые парни. Просто зациклены на том, чтобы доказывать свою мужественность, а насилие и агрессия, как они считают, – для этого самый лучший способ. С точки зрения Шарлотты, в этом не было ничего мужественного – как следует относиться, например, к спортсмену, которому сломали ногу? Разве можно его не пожалеть? Оказывается, можно. Посмотреть на этих парней, так они, кажется, только радуются, когда кто-то получает травму. Их это просто заводит. Они ассоциируют себя не с жертвой, а с тем, кто нападает. Шарлотте было не по себе, как-то боязно рядом с ними – и в то же время их общество ее завораживало. Девушка больше не пыталась обманывать себя: вовсе ей не хочется встать и уйти отсюда немедленно. И пришла она сюда совсем не для того, чтобы сказать спасибо, развернуться и удалиться. «Да, что и говорить, прав был мистер Старлинг, – подумала она, – какая уж тут свобода воли. Какие там самостоятельные решения – это мне только кажется. На самом деле я всего лишь камешек, наделенный разумом».