Александр Петров - Сестра Ноя

— У него мать – турчанка. Но это хорошо, знаешь, какие эти метисы горячие и талантливые!

— Ладно, дверь будет открыта. Машкина комната – как войдешь, слева по коридору – вторая дверь.

— Будто я не знаю… – самолюбиво проворчал Фрезер. А ведь и вправду не знал!..

В полночь Фрезер возбужденным шагом летел по проспекту в сторону своего двора. Цапля остался в номере отеля с черноглазыми девчонками. Ноги болели от сумасшедших танцев, живот распирало от съеденных острых блюд, голова слегка кружилась от выпитого. На душе по–прежнему пели соловьи, жизнь представлялась одним большим счастьем.

Свет в подъезде старого дома сиял стоваттными лампами в защитных бронированных плафонах – это отец Маши озаботился. Впрочем, ему‑то чего сейчас бояться? После вчерашней победы Фрезеру ничего не страшно. После Молота он – первый в городе! Он поднимался на третий этаж, чувствуя, как легкая вибрация горячего желания сотрясает его мускулистое тело, разгоряченное танцами, перченым мясом и вином. Сейчас, через несколько томительных минут, он войдет в дверь Машиной комнаты и эта дивная лань, теплая и нежная со сна, станет его!

…И вдруг свет погас, и голова его дернулась от удара. Из носа потекла горячая струйка крови. Страх парализовал тело и волю. Вспыхнул яркий свет – в лицо ударил ослепительный луч мощного фонаря. Он видел только яркое пятно света в абсолютном мраке и каплющую на белую французскую рубашку черную струйку собственной крови.

— Кто ты? Что тебе от меня нужно? – спросил Яша громким шепотом. От страха свело горло. Он чувствовал себя мотыльком, пришпиленным булавкой к стене.

— Ничего особенного, – раздался сиплый голос, явно измененный. – Только забудь Машу, и я оставлю тебя в покое.

— Кто ты? – повторил Фрезер вопрос.

— Ангел–хранитель Марии, – чуть насмешливо сказал таинственный мститель. – Сегодня ты получил последнее предупреждение. Если хоть раз посмотришь в сторону этой девушки… Хоть раз!.. Понял? Я. Тебя. Уничтожу. Ради этой девушки я не только тебя, а всю твою поганую кодлу живьем закопаю. Всё. Пошел вон.

Фонарь погас. Рядом с Фрезером произошло бесшумное движение воздуха, через полминуты свет включился. А несчастный Яша с трудом поднялся со ступени и едва передвигая свинцовыми ногами, тупо разглядывая яркое пятно на белой рубашке, спускался по стене вниз и как заклинание повторял: «Вот тебе и Маша, вот тебе и дурнушка…»

Следующий день с раннего утра просиял ярким солнцем. Казалось, радовалось всё живое: люди и птицы, кошки и собаки, цветы и деревья. По выметенному и политому двору, сверкающему каплями росы, проходила Маша – и все оглядывались на неё, любуясь внезапно проснувшейся в девушке красоте. А в небе парила в окружении охранного эскорта белая голубка. Маша подняла глаза к небу и помахала голубке рукой, а белоснежная птица снизилась и чуть ли не над головой девушки совершила приветственный круг. И чем‑то они были очень похожи – девушка и голубка…

Кто правит бал

Я приду к тебе на помощь,

Я с тобой пока ты дышишь.

Было так всегда. Ты помнишь?

Будет так всегда. Ты слышишь?

(Алена Свиридова «Будет так всегда»)

— Мариам, – позвал отец, – отчитайся о проделанной работе.

Отец именовал любимую дочь по–разному, в зависимости от настроения и ситуации. Мариам – это когда серьезно и уважительно, Мария – просто серьезно, Маша – не поймешь, Маня – ласково и шутливо, Манасевич–Мануйлов – очень смешно, Малява – нежно–иронично, Малявочка – просто нежно, Марево – печально–задумчиво, Манана – во время дегустации грузинского вина или фильма.

Почему, спрашивается, отчет о покупке платья требовался от Маши, которую это платье не очень‑то и волновало? Именно поэтому! Что и почем купила Марина, отец и так знал. Но Маша проявляла безразличие к одежде, она тяготела к маминым старым платьям, поэтому отец чувствовал ответственность за одежду любимой дочки. Маша вошла в кабинет отца в платье–сарафане и плавно прошлась по кругу. Отец порывисто вскочил с кресла, надел очки и стал пристально рассматривать дочь.

— Мария, – наконец, промолвил он, присев на кресло, – доченька, это очень красиво.

— Пап, там была такая тётечка, – превозмогая смущение сказал Маша, – главная по платьям… Она просто заставила нас купить этот сарафан.

— Манечка, видно эта тётка не зря жуёт хлеб. Она абсолютно права! Это твой стиль, это то, что нужно тебе. Но, Машкин, что я обнаружил! Да ты у меня красавица! Просто сияешь! Слушай, а ты, случаем, не втюрилась в какого–нито бандита?

— Нет, папочка, ни в какого бандита я не влюбилась.

— А в кого влюбилась?

— Ну, папа!..

— Так все‑таки втюрилась! – Хлопнул он в ладоши. – Отца не проведешь! Колись, дочь, кто этот несчастный?

— Почему несчастный?

— Потому что, если он хоть что‑то сделает в отношении с тобой не так, как надо!..

— То что?

— Пришибу…

— Пап, ты понимаешь, что вынуждаешь меня молчать обо всем. Не хватало еще, чтобы кто‑то из‑за меня пострадал. Лучше уж в престарелых девушках остаться.

— Не позволю! Ни в старых девах, ни разгильдяев! Ну, ладно. Иди на бал и повеселись как следует. Уверен, что от мальчишек отбоя не будет. Но если что не так – ко мне!

— Не волнуйся, пап, всё будет хорошо.

Готовились на бал и Фрезер с Виктором, первому нужно было проследить продажу крупной партии кокаина, а второму – сорвать её. Да, да, школа эта считалась элитной, потому как учились там отпрыски богатых родителей, которым паралич совести, мера испорченности и наличие денег позволяли покупать недешевый богемный наркотик.

Нарядные ученики с букетами съезжались на дорогих иномарках к школе. На улице, в некотором отдалении от въездных ворот, стояли две машины: в серебристой «хонде» находился Фрезер с Цаплей, в старенькой черной «Волге ГАЗ-24» сидел седой интеллигент в очках, который Фрезера не интересовал: ну, сидит себе лох, ждет костлявую дочурку в очках… Как стало темнеть, из школы вышел десятиклассник, одетый как артист: в красном парике, в ярко–бордовом сценическом костюме – гитарист школьной рок–группы. Он встал у ворот и замер, вращая головой в разные стороны. По сценарию, он изображал ожидание опаздывающей подружки, на самом деле – внимательно оценивал степень опасности.

Темнота сгустилась, а фонари по всей улице почему‑то не загорались. Из «хонды» вышел Цапля с товаром и встретился с рокером, они обменялись сумками. В этот момент к школе подъехал огромный мусоровоз и заслонил Фрезеру обзор. Он вышел из машины и замахал руками: уезжай! Рабочий в синем комбинезоне, не обращая внимания на сигналы, неспешно загружал мусорные контейнеры в кузов машины под вспышки сигнальной вертушки на крыше, от чего затемненная улица стала похожа на сцену дискотеки. Когда ослепленный Фрезер обогнул мусорный агрегат и подскочил к школьным воротам, ни Цапли, ни рокера, ни старой «Волги» с очкариком уже не было.