Василий Кучер - Две жемчужные нити

Они пригласили к столу и Корзуна, но он спешил. Вскочил на буланого коня, которого ему дали в районной милиции, и помчался за неуловимым Валентином-моряком, чье фото лежало у капитана в потрепанном, еще фронтовом планшете.

Теперь все поиски позади. Здравствуй, Искра!..

…Капитан подбежал к девушке и горячо пожал руку.

— Все отлично, Искра, милая! Козырного Валета побил туз. Игра окончена, ставок больше нет. О’кэй, как говорят американцы.

Девушка взяла его под руку и отвела подальше, чтобы ее слов не слышал Марчук.

— Я ждала вас. И боялась… Почему вы стоите? Бежим. Там огонь. Наш огонь уже понесли!

— Искра! Но ведь я с дороги…

— Вы такой, и любой, хороши для меня, — тепло сказала девушка и потащила Корзуна на противоположную сторону улицы. Потом через площадь, где стоит памятник адмиралу Макарову, к самому дворцу.

— Мне бы хоть китель переменить, — сокрушался Корзун.

— А я? — нахмурилась Искра. — Кофточку новую пошила, а в старой иду. Вон, поглядите, уже несут… Потом, Иван, потом переоденемся. А вы не сердитесь, что я стала вас так называть? А то по имени-отчеству как-то сухо. Словно в конторе. У нас в бригаде все зовут друг друга по имени. Даже бригадир… Только таких, как Марчук, мы по отчеству величаем…

— Это вы молодцы, — засмеялся Корзун.

Остановив движение автобусов и троллейбусов, площадь пересекали три девушки. Соединив руки на факеле, Галя Диденко и Стася Богун подняли его высоко, ступали осторожно, словно боясь расплескать из чаши целебное питье. Огонь полыхал, оставляя за собой золотой шлейф, напоминавший жар-птицу из детской сказки. Вслед за подругами шла Светлана Козийчук, вся в белом, держа перед собой огромный букет цветов. Нет, даже не букет, а нечто похожее на живой венок или на большой сноп. Обе ее руки были заняты — на этот раз она была без книжек.

Военный морской оркестр, поблескивая медью начищенных труб, играл полонез Шопена. К нему приближались первые туристы с теплохода.

К Искре и Корзуну подошла женщина с двумя детишками и спросила, как пройти на комбинат, где работает ее сестра Олеся Тиховод.

— Ой, — вскрикнула Искра, — так вы Марта, давайте знакомиться.

Марта протянула руку, потом представила:

— Это мой муж, Анри, а это дети, Мари и Ромен.

Девочка выбежала вперед и грациозно поклонилась новоградцам, сделав почти балетный реверанс. Мальчик протянул обоим руку, громко сказал:

— Стророфеньки булы…

— Так что же вы стоите? — удивилась девушка. И, даже не извинившись, схватила Марту и потащила за собой. — Свадьба у нас. Свадьба. Ваша Олеся замуж выходит. Вон там! Быстрее.

— Свадьба? Там? — Марта поглядела на дворец большими, испуганными глазами.

— Конечно! Давайте быстрей, а то опоздаем!..

Анри, услыхав знакомое слово, взял детей за руки, весело закричал:

— Давай, давай!..

Корзун ничего не понимал. Что же происходит? Олеся выходит замуж! На свадьбу приехала из Франции ее старшая сестра. Вот чудеса!

— Вот это сюрприз, — радовалась Искра.

Корзун с одной стороны, а Искра — с другой взяли ее под руки. У главного подъезда, где на мраморных ступеньках лежит красная дорожка, стоят в почетном карауле матросы с карабинами у ног, с примкнутыми обоюдоострыми штыками.

До сих пор они стояли вдоль стен, а когда девушки проносили факел, выстроились в две шеренги, образовав живой коридор до самых дверей. Так они стояли и сейчас, стройные, высокие, военные моряки, не шелохнувшись и даже не поведя глазом. Мимо них Корзун и Искра провели Марту. Анри держал за руки детей. Смешливая Мари вырвалась от отца, бросилась к матросам и защебетала:

— Марино! Марино!

Матросы поняли эти слова («Моряк! Моряк!») и улыбнулись девочке. Глаза их засветились добрым блеском. Но ни один не шелохнулся. Почетный караул — всегда почетный караул.

Анри поймал дочку и поспешно стал ее отчитывать. Но в этот миг из его рук вырвался мальчик. Он подбежал к крайнему матросу и потянулся к ленточке на бескозырке. Анри рассмеялся, легонько хлопнул сына по спине. И, перевирая слова, старался объяснить матросам только одно: у них во Франции военные моряки не носят ленточек на бескозырках, у них на беретах пышные красные помпоны. И каждая девушка, коснувшаяся помпона рукой, обретает счастье. Это народный обычай. Говорят, помпон помогает девушке скорее выйти замуж. И высоченные французские моряки охотно нагибаются к девушкам, чтобы сделать им приятное. Вот и маленький Ромен, насмотревшись этого в Марселе, хочет прикоснуться к советскому моряку, хотя бы к ленточке с якорьком. Пусть матросы простят ему. Он ведь еще мал и глуп…

В горящих глазах играют искорки. Матросы все понимают, только не могут подхватить на руки маленького француза.

Марта входит в просторный пустой вестибюль и тихо осматривается. Ковровая дорожка ведет дальше, на второй этаж. Но женщина останавливается, переводит дыхание. Видит на портретах знатных людей, увеличенную фотографию Олеси, что висит у самого окна. Марте приятно и тревожно, ведь такая же, только поменьше, карточка стоит и у нее в Марселе. Марта хочет показать портрет Анри, оглядывается и вдруг немеет от неожиданности.

Прямо перед ней, в позолоченной раме, — портрет отца, писанный масляными красками. Вверху портреты адмиралов Нахимова, Корнилова, Макарова, Тотлебена, а тут — отец. Он изображен во весь рост, стройный, высокий, в морской форме, словно на параде. Левая рука согнута в локте, на ней лежит бескозырка с двумя ленточками в позолоте якорей. Отец держит бескозырку гордо, и Марте кажется, что это не отец, а царь. И держит он не бескозырку, а золотую корону. Дальше должна быть мама. На старой свадебной фотографии, такая есть и у Марты в Марселе, мать стоит рядом с отцом в подвенечной фате. А здесь почему-то нет мамы. Ее словно отрезала планка багета.

Марта медленно подходит к портрету. За ней Анри. И детки. Муж тотчас узнает человека на портрете, а малыши еще ничего не понимают. Просто идут следом за матерью. Марта медленно опускается на колени перед портретом отца, как у себя в далекой французской церкви. Бьет поклоны, широко крестится и шепчет молитву. И детки становятся рядом с ней, кланяются, тоже крестятся. Только Анри не может опуститься на колени, мешает протез. Он не крестится, а лишь скрипит железным костылем, опираясь на него всем телом. Потом поднимает детишек, прикасается к плечу Марты и просительно озирается вокруг — на Искру и Корзуна. Простите ее. Женщина всегда женщина.

А наверху все идет своим чередом. Величественно звучит свадебный марш Мендельсона, но Марте кажется, что этого мало для такого события. Ей хочется, чтобы сейчас на весь мир загремели вагнеровские марши. Чтобы их услышали не только здесь, во дворце, а и там, в Марселе, где без конца и края тянется веселая улица Гарибальди… Но любовь не терпит промедления. Огонь маяка светло и высоко горит перед мраморной скульптурой Ленина, освещая ее теплым алым блеском, так, словно за морским горизонтом уже всходит умытое росой солнце.