Юрий Трещев - Город грехов

— Тебе не страшна смерть?..

— Хочу узнать ее поближе… меня пугает неизвестность… вдруг там, в загробной жизни ангелы нас насилуют, пытают, бьют…

— Бывают и люди не такими, какими кажутся…

— Но редко лучше…

— Ты сам-то веришь в эту чушь?.. нет ничего за гробом…

— Посмотрим…

— Что еще?.. какие сомнения тебя теперь терзают и тревожат…

— Не хочется и вспоминать и говорить о них… эти прохожие, наверное, из города идут, узнай у них, что с городом?.. как бы нам в яму не угодить…

— Говорят, город опустел… остались лишь дома…

— Что еще?..

— Архитектор удавился…

— У меня другое мнение об архитекторе…

— Что?.. — Артист не без испуга глянул на камни, похожие на стаю присевших волков, откуда донесся голос и появился человек.

— Мне показалось, что вы говорили об архитекторе… авторе проекта переноса города в иное место… вы сказали, что он покончил с собой… странно, что я об этом ничего не знаю…

— Вы архитектор?..

— Я был его секретарем…

Человек исчез. Заросли лавра и мирта заслонили его.

Человек снова появился, но, как будто не знал, куда идти.

— Идите сюда…

— Иду…

— Что с вами случилось?..

— Какая-то сумасшедшая напала на меня… надо же, вогнала меня в такую робость, что я оцепенел и онемел… совсем старуха, но осанка, поступь… позабудьте, что я вам говорил… она сумасшедшая, впрочем, как и все мы…

— Мне кажется, я знаю этого человека… и я в страхе… — пробормотал артист и пошел, неся на себе остатки имущества…

— Куда же вы?.. постойте… — закричал человек, но его вопль остался без ответа…

— Ты встречался с этим человеком раньше?.. — спросил писатель артиста, когда они остановились отдышаться у скалы.

— Он на самом деле был секретарем архитектора… — отозвался артист. — Но как он изменился с тех пор… я испытал к нему чувство жалости и отвращения…

— Он хотел тебя остановить… что ему было нужно?..

— Он был моим злым гением… вел свою игру, которую я никак не мог понять… пытался женить меня на своей сестре, старой деве… поблагодарить его я не успел, что все еще живу…

— Мы можем вернуться…

— Нет, с такими людьми надо быть разумными и осмотрительными, чтобы потом не раскаяться…

— Опомнись… в уме ли ты?.. что ты бормочешь?..

— Из-за него я провел почти год в тюрьме…

— Об этом я ничего не слышал… расскажи… эй, где ты витаешь?..

— Здесь я…

Рассказ артиста привлек внимание прохожих. Собралась толпа.

— Время было смутное… всем тогда грозила опасность… — Артист поднял воротник плаща. — Любой мог попасть в беду… и ты, и я… однако, что-то я разболтался, толпу собрал… пойдем-ка лучше мы отсюда… должен тебе сказать, что мстить, притворяться, страх внушать я не обучен… да и не пристало это мне… тем более что донос был анонимный…

— И больше ты ничего не скажешь?..

— Нет, больше ничего не скажу…

— Ни слова?..

— Что я должен еще сказать?.. не сам ли я написал донос на себя?..

— Ты думаешь, что это он написал донос?..

— Подозрение он это не заслужил, но видеться с ним снова — нет, ни за что… скрывать не стану… с его женой у меня был роман… сколько бед из-за одного случайно украденного поцелуя произросло… вдруг проснувшееся чувство связало меня с его женой… помню, даже я сплел венок сонетов… он что-то заподозрил… он жену любил без памяти… без нее он не мыслил жизни… — Артист повел плечами как от озноба. — Я это понял, но слишком поздно… — Вспоминая все пережитое, артист цепенел, дрожал и бледнел. Ему казалось, что он уже терпит смертные муки.

«А что если смерть не конец земным страданиям, а лишь переход к новым, более изощренным, ужасным?..» — подумал он. Эта мысль потрясла его, довела до слез. Он утер слезы.

— Ты плачешь?..

— Я подумал о том, что ждет нас после смерти…

— Все эти мысли о смерти только отягощают и приводят в замешательство и оцепенение… — пробормотал писатель…

Солнце вышло из туч, и открылась вся прелесть этого места, сочетающаяся с изяществом и возвышенностью.

Оцепенение покинуло писателя.

Солнце скрылось в тучах, и снова вернулись мысли о смерти, осаждающие, теснящие писателя со всех сторон, внушающие и страх, и смирение, не позволяющие думать о чем-либо другом.

«Как ничтожно все, чем мы гордимся… слава, рукоплескания, ничего нет приятнее, пока мы живы, и вот уже мы лежим в темном, сыром, зловонном гробу и слышим весь этот шум… вот чем все это кончится… и все же мы продолжаем карабкаться по лестнице со ступени на ступень… и падаем, падаем… от сна мы тяжелеем, от еды нас пучит… так и живем… век человека краток, жизнь ненадежна… у меня были способности, но я постоянно чувствовал какую-то неудовлетворенность… и я не умел льстить, обманывать, обещать, притворяться, переносить обиды… напрасно я бежал из города… город не исчез и соблазны его не исчезли… я собирал толпы своими речами, как бы с высоты трубил о своем и ввергал в гибель душу, тело и всего человека… и всякое средство, применяемое для спасения, оказывалось уже запоздалым… вместо того, чтобы утешать и радовать, я вводил людей в мрачность, которая источник и начало всех бедствий… нет ни одного человека, который не имел бы причин для скорби… всех нас что-то гнетет, тревожит… важно только, чтобы скорбь не переходила в отчаяние… по своей воле я поддался соблазну и попал в водоворот… я бежал из города, потому что мне было так горестно и страшно, путь к отчаянию был открыт… вокруг царили вещи жены… каждая вещь на которую я натыкался, вызывала слезы… а потом стала являться блаженная… по своей воле я мог и утонуть в этом водовороте чувств и вынырнуть из него… мог не слушать ее горестные вопли, сколько бы жалости не внушало она мне…»

— Так мы идем?.. что ты встал и стоишь как соляной столп?.. пошли… — сказал артист.

Писатель не отозвался.

— Эй… ты спишь?..

— Я размышляю…

— О чем?..

— О смерти…

— Люди живут и не думают о смерти…

— Ты ошибаешься…

— У тебя склонность к возражениям и спору… впрочем, наверное, ты прав… людей волнует слава, любовь… слава манит обещаниями… а любовь это обычное чувство любого животного, в том числе и человека, который если и заблуждается в этом вопросе, то заблуждается охотно… сознаюсь, одно время я готов был даже умереть от любви…

— О чем ты говоришь?..

— Я говорю о своей жене, на обожание и угождение которой я потратил большую часть своей жизни… — Артист потер лоб. — И заслужил рога…

— Ну, не знаю… тебя могли ввести в заблуждение…

— Лиза тебе не изменяла?..

— Не знаю… может быть… она была красива… божественно красива… даже смерть не осмелилась исказить черты ее лица… смерть похитила ее у меня и отдала могиле… в моей любви никогда не было ничего постыдного… благодаря жене я стал тем, кем стал, приобрел славу, известность…