Юрий Трещев - Город грехов

Философ, писатель и артист шли по дороге, обходя лужи.

Философ шел и размышлял о причинах зла вслух.

Писатель и артист молча слушали его из-за крайней скромности и неумения приятно говорить о неприятном.

У зарослей мирта скитальцы остановились передохнуть.

Философ продолжил свои размышления о том, как можно смертью попрать смерть.

Писатель слушал, артист спал.

Во сне артисту опять было видение, которое сначала напугало его, а затем рассмешило. Ему привиделось, как город затопили реки огня и пламени. Жители в ужасе бежали прочь. Одни уносили вещи, другие детей или престарелых родителей. Многие бежали с пустыми руками. Были и такие, которые лишь созерцали дело бога и не вмешивались. Среди них был и артист. В руках он держал книгу поэта, описавшего гибель города грехов, и сравнивал происходящие события с событиями, записанными в книге.

Не все совпадало.

Город с высокого места спустился чуть ниже, но здания даже не были повреждены и пророчество, предрекавшее, что город поглотит яма, не оправдалось.

Началось движение ночью, породив ужас и удивление жителей, когда они увидели это зрелище. Многие той ночью лишись разума, и впали в панику и исступление. Они обратились в бегство. Бежал и артист. В бегстве его сопровождали жены, теряя одежду и украшения.

— И зачем подобное снится?.. — прошептал артист.

— Что именно?.. — спросил писатель, не открывая глаз. — Тебе опять снились жены?..

— Да… философ, ответь, скажи?.. кто все это творит?.. кто посылает эти кошмары?.. впусти нас в свой разум…

— Ничем не могу вам помочь…

Мимо прошла толпа прохожих.

— Взгляни на них невинных, но пострадавших… они бегут, оставляя после себя мерзость запустения, но кто укажет им дорогу?.. вокруг одни лишь угрозы и опасности… бог хочет, чтобы они стали мучениками и, разрешившись от тела, пребывали с ним?.. зачем они ему?.. зачем ему нужны мученики с их мучениями?.. ведь многие из них не сделали ничего, заслуживающего мучений…

— А некоторые даже не успели родиться… — сказал артист, увидев в толпе прохожих беременную женщину.

Философ промолчал. Он смотрел на человека, лежавшего на обочине. Глаза человека были широко открыты, в них еще жил страх смерти.

— Еще один скиталец смертью смерть попрал… — пробормотал философ.

— Ты забыл, что люди смертны?.. — сказал писатель. Он пленялся преходящей красотой этого мира. — Посмотри вокруг… как прекрасен этот цветущий луг, заросший гиацинтами… красота нас спасет…

— Красота кратка и мимолетна… — отозвался философ.

— Я все еще боюсь смерти, хотя уже давно умер или мне кажется, что я умер?.. — артист провел рукой по лицу. — Мне снился такой странный сон…

— Что тебе снилось?..

— Я видел свою смерть…

— Смерти нет… — сказал философ.

— Смерть — это убежище для смертных… — сказал писатель.

— И участь всего смердящего… — сказал прохожий. — Но продолжайте, почему вы замолчали?..

— Слушаю цикад…

— А вы что пишете?..

— Все что-то пишут…

— Одни пишут доносы, а другие допросы…

— Он пытается дописать книгу, у которой нет начала и конца… — заговорил артист. — К воде повествования как будто примешано вино… прошлой ночью он захмелел и уснул… и ему приснился сон, как будто он лежу на своем одре и листает эту книгу… ее только что напечатали… буквы казались живыми… они только что не говорили…

— Все писатели одинаковы… — сказал прохожий. — У меня брат был писателем… и что он мог?.. только пыль пускать в глаза…

— А что с ним случилось?..

— Он написал книгу эпиграмм и попал в немилость у властей…

— Я знал его… — заговорил старик в очках. — Наверное, вы помните эту странную историю с поджогом театра?..

— Нет… расскажи…

Старик в очках начал рассказ, привлекший внимание прохожих. Собралась толпа.

Старика слушали даже цикады.

— Умолчу о подробностях, чтобы не рисовать удручающую картину печали и слез. — старик в очках умолк.

— Жуткая история… я до сих пор не могу опомниться… — Артист невольно вздохнул. Что претерпевают в желтом доме узники, было ему хорошо известно.

— Я вам не верю… не мог поэт этого сделать…

— Мог и еще как мог… яд сочился из его стихов, а ему казалось, что он говорит нечто значительное… и он легко убеждал тех, кто был ему подобен… запятнал себя оргиями, бесстыдством и сознательным злодейством… пагубный был тип… правда, на какое-то время он стал порядочным евреем, но его разоблачили…

— Терпеть не могу евреев… прошлой ночью они распяли меня и проткнули бок копьем… — заговорил прохожий с иудиной бородкой.

— А мне жена приснилась… — сказал прохожий в клетчатом пальто, которое он не снимал, даже когда спал.

— Ищите женщину… все беды из-за женщин…

— Между прочим, из-за женщины появилась на свет «Илиада»… и появлением «Одиссеи» мы обязаны женщине… — сказал писатель. — Но я согласен с вами…

— В чем, что все женщины шлюхи?..

— Нет… нрав у женщин на самом деле непостоянен и коварен…

— Чем они заняты?.. мелят и разносят вздор… у них нет своих законченных мыслей…

— Однако их глупость порой кажется мудростью…

— Вы давно не были в городе?..

— Несколько дней…

— Говорят, там установилась порнократия, правление шлюх…

— Вы это только сейчас придумали?..

— А я во сне оказался в толпе мертвецов… — заговорил прохожий с чемоданом. — Они все были на одно лицо… присмотревшись, я обнаружил, что вместо лиц они носят личины… какой-то человек окликнул меня по имени, смеясь, обнял и говорит: «Рад тебя видеть…» — Я спросил его, глядя на толпу: «Чего они ждут?..» — Он говорит: «Они ждут звука трубы и суда… пошли отсюда, здесь никому нет дела до нас… лучше нам воскреснуть и умереть в другой раз, чтобы узнать все об аде и тамошних соблазнах…» — Мы отошли чуть в сторону и незнакомец рассказал мне свою историю… из его путаного повествования я понял только, что он служащий похоронного бюро и его подло обманула жена. — «А ведь я ее взял, можно сказать, из грязи…» — сказал незнакомец и разрыдался, закрыв лицо полой плаща. — Она и здесь не оставляет меня без внимания… — продолжил он свой рассказ. — Посылает шпионов следить за мной… видишь вон того типа с закатившимися глазами как у повешенного, который прячется в миртовых зарослях?.. это ее шпион… и, кажется, он услышал то, что ему меньше всего надо было слышать… жена боится, чтобы на суде я не раскрыл некоторые эпизоды ее биографии… опасается моих откровений… фактов у меня действительно много, однако большинство из них такого свойства, что могут навредить не только ей, но и мне…

— А моя жена имела склонность к изящному… любила философствовать… и выставлять меня идиотом… она умела создавать атмосферу зыбкости, недоверия к словам и к жизни, навязанной нам обстоятельствами…