Юрий Трещев - Избавитель

Из полутьмы наваждения всплыла комната полная незнакомых людей. Сводчатое окно, трофейное немецкое пианино с бронзовыми подсвечниками, какие-то занавеси, как декорации, во всю стену. Все здесь как-то изменилось за несколько лет, поскучнело, словно Серафим смотрел сквозь пыльные очки. Под вешалкой стояли мокрые выходные туфли, калоши, сломанный зонтик с костяной ручкой. Двигаясь, как во сне, поскальзываясь и куда-то проваливаясь иногда, в какой-то кромешный мрак, он переходил из комнаты в комнату, приостановился у стеклянной двери. Все тревожное и неизведанное сосредоточилось там, в затягивающем омуте стекол. Колеблясь и как бы в замешательстве, он толкнул створчатую дверь. В проеме на мгновение мелькнула фигура Иосифа в плаще и криво надетой шляпе, лицо Доктора от медицины, работающего по вызовам. Он подошел к Ларисе. Вся в черном, робкая, потухшая, неловко улыбаясь, она показала ему письмо, которое Сарра оставила на комоде рядом с заводной балериной. Жалкий и утомительный монолог. Неизвестно, что она от него ожидала. Он не прерывал ее. Ей нужно было выговориться.

— Как, почему, зачем она это сделала?.. она всех ввела в заблуждение этим письмом… и меня она обманула… Боже мой, сколько раз я ей говорила, что эти писания до добра ее не доведут…

— Перестань терзать себя, ты ни в чем не виновата… — Молча и как-то неловко Серафим прижался губами к ее щеке. Ему было жаль Ларису, и он боялся этой жалости и ее близости…

Серафим потер рукой лоб, лицо, оглянулся. Девы рядом с ним уже не было, а вместо нее крутился мопсик в заплатанной жилетке…

«Без сомнения, это была Сарра… и этот шрам на запястье…»

Попытка самоубийства оказалась неудачной. Сарру отвезли в больницу, из которой она в ту же ночь бесследно исчезла. Серафим долго ее разыскивал, но так и не смог найти…

В просвете гранатовых с зеленью веток мелькнула стройная фигурка девочки.

— Уф-ф, прямо вся взмокла… — На ходу Жанна быстрым и незаметным движением поправила сползший гармошкой чулок и опустилась на край скамейки. Волосы ее рассыпались, открыли потное, разрумянившееся личико.

«Опять эта девочка… как будто кто-то специально сводит нас… — Чем дольше Серафим вглядывался в тонкие черты лица Жанны, тем очевиднее волновался. — И ямочка на подбородке, и губы, слегка припухшие, и родинка над верхней губой… неужели я и она… нет, нет, этого не может быть…» — прошептал он вдруг севшим голосом, пораженный внезапной догадкой.

— Вот ты где… — Сдвинув шляпу на глаза, Моисей сел рядом с Жанной.

— И что дальше?.. мы здесь до смерти будем сидеть?.. — спросила его Жанна.

Моисей промолчал, думая о чем-то своем.

Издалека снизу донесся гудок вечернего поезда. Прошумев по Окружному мосту, он вполз в тоннель.

— Ну что ты молчишь?..

— Что ты хочешь от меня услышать?..

Они заспорили то в голос, то шепотом.

— Помогите вы нам… — Из-за спины Моисея Жанна глянула на Серафима.

— Как я понимаю, вам нужна гостиница, но ее давно снесли… — сказал Серафим.

— Что же нам делать?..

— Даже не знаю… впрочем, я знаю одно место… хозяйка мне почти родственница, чудная женщина, сами увидите… и место тихое, уверен, что вам понравится…

На город опускалась ночь, придавая нескончаемому лабиринту петляющих, узких улочек и переулков еще более запутанный вид.

— Далеко еще?.. — спросила Жанна.

— Уже пришли… — Серафим свернул за угол и наткнулся на Астролога.

— Как вы меня напугали… — Астролог прижался к стене. — Я думал, что вы это он… от прудов меня преследовал, ни на шаг, как привязанный… по всем приметам агент… наверное, ходит где-то поблизости… — Опасливо глянув по сторонам, Астролог вдруг закашлялся. Его небритое и побагровевшее от кашля лицо ушло в плечи. — Простыл, весь день на ногах, где я только не был, а вечер решил провести у племянниц… у меня две племянницы, Мелюзина и Нина… они сироты, отец погиб, от него даже могилы не осталось, а мать пережила землетрясение, пожар, крушение поезда и покончила с собой в зале ожидания на какой-то безвестной станции… пока они были маленькими, я с ними возился… они были такие очаровательные, всему легко верили… а теперь они сами по себе… еле вырвался от них, втянули меня в какую-то игру, довольно бессмысленную с невнятными правилами… — Астролог поднял голову, сдвинул шляпу на затылок. — Смотрите-ка, Меркурий меняет обличье, лицедействует, вообще-то он по своей природе двуличный, обманчивый… это такая маленькая звездочка, иногда зеленая, иногда красная, появляется вечером или утром под боком у Солнца… Меркурия часто путают с Сатурном, у которого не самая лучшая репутация, можно сказать, скверная репутация, правда, ни на чем не основанная… он считается обиталищем дьявола и отцом Меркурия… с виду такой невинный, а чего только в себе не скрывает… впрочем, оставим это… ваш покорный слуга… — Астролог чуть приподнял шляпу и двинулся дальше по переулку, вдоль сточной канавы, как-то нелепо взмахивая руками, как будто собираясь взлететь…

— Нам сюда, осторожно, где-то тут ступеньки… — Серафим дернул шнурок звонка.

Дверь заскрипела, приоткрылась. В проеме двери обрисовался силуэт девы неопределенного возраста. Лицо округлое, приятное, на щеке довольно большая родинка.

— Боже мой, Серафим… — воскликнула дева.

— Я… или, вернее, то, что от меня осталось… — Серафим смущенно затоптался на месте.

— Проходи…

— Я не один…

В темноте наталкиваясь друг на друга, гости вошли в перегороженную ширмой комнату с низкими окнами.

— Добро пожаловать, я Ксения…

Ксения подкрутила фитиль лампы.

— Как твои дела?.. — спросил Серафим, щурясь.

— Идут потихоньку… раздевайся, с тебя ручьем течет… — Ксения помогла ему раздеться. — Кто эти люди?.. — спросила она шепотом, пытаясь разглядеть прячущееся в тени лицо Моисея.

Серафим молча развел руками.

— Да ты спятил… ты как будто не знаешь, что творится в городе…

— Знаю, знаю, но они всего на одну ночь…

— Ну, хорошо… — Ксения задернула занавески на окнах и ушла за ширму.

— Кстати, как поживает некто Дуров?..

— Он был у меня несколько дней назад… и не один… хочет ставить комедию… совсем потерял голову… ужинать будешь?..

— Пожалуй, нет… не знаю, как гости…

— Я хочу только спать… — пролепетала Жанна, сонно щурясь.

— Спать, так спать… я им постелю в большой комнате, а ты…

— Я здесь лягу…

— Хорошо, проходите сюда… — Ксения увлекла гостей за ширму.

Вскоре в доме воцарилась тишина…

Некоторое время Серафим лежал, сонно поглядывая на заросшее бегониями окно, потом натянул одеяло на голову.

Он долго не мог заснуть, ворочался, вздыхал…

Серафим знал Дурова еще мрачным и легкоранимым ребенком. Как-то Дуров даже пытался покончить с собой после неудачного объяснения в любви. Ему было всего 9 лет. В 30 лет у него уже был театр и семь детей.