Хаим Поток - Избранник

Он машинально играл со своим правым пейсом: осторожно пропускал через правую ладонь, наматывал на указательный палец, отпускал и снова наматывал.

— Я никому раньше этого не говорил. И все время гадал, кому же я смогу когда-нибудь это рассказать.

Он уперся взглядом в пол. Потом взглянул на меня и улыбнулся. Это была невеселая улыбка, но, кажется, она вывела его из того состояния, в котором он находился.

— Если бы ты тогда сделал утку на том мяче, я бы так до сих пор и гадал, — сказал он и снова сунул руку в карман.

Я ничего не отвечал. То, что я услышал, меня слегка ошеломило. У меня в голове не укладывалось, что это говорит Дэнни Сендерс, сын рабби Сендерса, цадика.

— Сказать тебе честно? — спросил я.

— Конечно.

— Я не знаю, что о тебе и подумать. Я не шучу, ничего такого. Я правда не знаю, что о тебе и думать. Ты выглядишь как хасид, но ты говоришь не как один из них. Мой отец рассказывал мне, что хасиды говорят совсем по-другому. Порой ты говоришь так, словно вообще не веришь в Бога.

Он смотрел на меня, но ничего не отвечал.

— Ты действительно станешь раввином и займешь место своего отца?

— Да, — сказал он спокойно.

— Но как ты можешь, если ты не веришь в Бога?

— Я верю в Бога. Я никогда не говорил, что я не верю в Бога.

— Но все равно ты говоришь не как хасид.

— А как я говорю?

— Ты говоришь… Ты говоришь как апикойрес.

Он улыбнулся, но ничего не сказал. Это была грустная улыбка, и его голубые глаза тоже были грустны. Он снова уставился в окно, и мы надолго погрузились в молчание. Но это было теплое молчание, без всякой неловкости. Наконец он сказал очень спокойно:

— Я должен занять место моего отца. У меня нет выбора. Это место передается по наследству. Я как-нибудь с этим разберусь. Не так уж это плохо быть раввином. Когда я стану раввином, моих последователей не будет беспокоить, что я читаю. Я буду для них кем-то вроде Бога. Они не станут задавать мне вопросов.

— Тебе хочется становиться раввином?

— Нет.

— Как же ты можешь потратить свою жизнь на то, что тебе не нравится?

— У меня нет выбора, — повторил он. — Это династия. Если сын не унаследует отцу, династия пресечется. Люди ждут, что я стану их раввином. Мои предки были их раввинами на протяжении шести поколений. Я не могу просто так уклониться. Я… Я в ловушке, можно так сказать. Но я с этим разберусь как-нибудь.

По его голосу не было заметно, что он готов с этим разобраться. Его голос звучал очень грустно.

Мы всё сидели и сидели, молча, глядя на людей в окно. Солнце должно было вот-вот закатиться, и я вдруг спохватился, почему это отец еще не пришел меня навестить. Дэнни снова начал наматывать свой пейс на указательный палец. Затем он тряхнул головой и спрятал руки в карманы. Потом откинулся на спинку скамейки.

— Забавно выходит, — сказал он. — Очень забавно. Я должен стать раввином, но не хочу им становиться. Ты не должен — но хочешь им стать. Безумный мир.

Я ничего не сказал. Я вспомнил мистера Саво, сидящего на кровати и повторяющего: «Безумный мир. Уродский». Как он там себя чувствует? Раздернули ли занавески вокруг его кровати?

— А какой именно областью математики ты интересуешься? — спросил Дэнни.

— Логикой. Математической логикой.

Он выглядел растерянным.

— Ее еще называют символической логикой.

— Никогда о такой не слышал, — признался он.

— Это и впрямь новая область математики. Она, можно сказать, началась с Рассела и Уайтхеда, с их книги «Основания математики».

— Бертрана Рассела?

— Ну да.

— А я и не знал, что он математик.

— Ну конечно же, он великий математик! И логик тоже.

— Я очень слаб в математике. Это вообще что такое? Математическая логика, я имею в виду.

— Ну, они пытаются вывести путем дедукции всю математику из базовых логических оснований и показать, что математика в действительности основывается на логике. Это все вообще довольно сложно, но мне нравится.

— И ты проходишь это в школе?

— Нет. Но ты не один много читаешь сверх программы.

На мгновение он уставился на меня в растерянности. Потом рассмеялся.

— Я не читаю семь-восемь книг в неделю, как ты. Всего лишь три или четыре.

Он снова захохотал. Потом вскочил на ноги. Его глаза сияли и блестели от возбуждения.

— Я слыхом не слыхивал о математической логике. Но звучит классно. И ты хочешь стать раввином? Слушай, а как это делается? Я имею в виду — как можно вывести арифметику из логики? Я не вижу, где здесь…

Он прервался и взглянул за меня.

— Эй, в чем дело?

Я обернулся и тоже быстро вскочил на ноги:

— Это мой отец.

Мой отец вышел из лифта в другом конце коридора и шел в сторону моей глазной палаты. Я подумал было, что мне надо его окликнуть, но за несколько шагов до входа он сам нас заметил. Если он и удивился, увидев нас с Дэнни, то не подал виду. Выражение его лица не изменилось. А вот лицо Дэнни изменилось совершенно. Выражение живого интереса на нем сменилось глубоким изумлением. Он на мгновение оглянулся, словно хотел удрать. Я заметил, что он нервничает и о чем-то беспокоится, но не успел об этом подумать, потому что мой отец уже был здесь. В своем сером двубортном костюме и серой шляпе. Он гораздо ниже ростом, чем Дэнни, и немного ниже меня самого. Лицо его по-прежнему казалось бледным и встревоженным. Он тяжело дышал и держал платок в правой руке.

— Опоздал, — выдохнул он. — Боялся, что меня вообще не пустят.

Его голос звучал хрипло и надтреснуто.

— Факультетское собрание, никак не могли закончить. Как ты, Рувим?

— Прекрасно, аба.

— А это ничего, что ты здесь, в коридоре?

— Все в порядке, аба. Пациенту рядом со мной внезапно стало хуже, и мы не хотели его беспокоить. Аба, позволь тебе представить Дэнни Сендерса.

Я заметил, что в уголках губ у моего отца появилась слабая улыбка. Он кивнул Дэнни.

— Дэнни, это мой отец.

Дэнни ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел на моего отца. Мой отец смотрел на него из-под своих очков в металлической оправе, и на губах его играла улыбка.

— Я не… — начал Дэнни и прервался.

Наступила длительная пауза. Мой отец и Дэнни стояли и смотрели друг на друга, а я смотрел на них обоих, и все молчали.

Наконец мой отец нарушил молчание. Он сделал это тактично и деликатно.

— Я смотрю, Дэнни, — сказал он с теплой улыбкой, — ты играешь в мяч так же рьяно, как читаешь книги. Но надеюсь, с книгами ты управляешься получше, чем с мячами.

Теперь настал мой черед изумляться.

— Ты знаком с Дэнни?

— В какой-то мере, — ответил отец, широко улыбаясь.

— Я не знал… — пролепетал Дэнни.

— Да и откуда тебе было знать? Я никогда не называл своего имени.

— Так вы все это время знали, кто я?

— Только со второй недели. Спросил библиотекаршу. Ты ведь как-то хотел записаться, но так и не взял читательский билет.