Алессандро Пиперно - Ошибка Лео Понтекорво

Вся беда заключалась в том, что, когда он осознал, что происходит, уже было поздно. Следует сказать, что «слишком поздно» стало достаточно рано. У этой девчонки уже имелся десяток писем, при помощи которых его можно было припереть к стенке. Писем, в которых он просил ее прекратить связь и в которых он не решался сказать, что эта связь существовала только в голове маленькой психопатки. Только там и на страницах писем.

Как бывает с неизлечимым больным, когда болезнь на некоторое время отпускает его, дает передышку, прежде чем убить, так и у Лео был случай, позволивший ему питать иллюзорную надежду на то, что проблема разрешится сама собой. Он прожил несколько ужасных месяцев. Даже на работе дела обстояли не так, как должно. Налоговая инспекция через своих ангелов-карателей, облаченных в серое, проводила проверку доходов «Анима Мунди», частной клиники, в которой у Лео был свой кабинет педиатра. Это привело его в такое беспокойство, какое, зная нашего персонажа, вы можете себе представить.

Кроме прочего, семейная идиллия, в которой он находил утешение от профессиональных невзгод, тоже осталась далеким воспоминанием. Почти каждый вечер он лицезрел свою мучительницу на ужине. Эта шлюшка придумала грязный способ пробраться в его семью. Она была всегда с Рахилью. Казалось, ей удалось победить все предубеждения Рахили и почти завоевать ее. Лео знал, как сильно Рахиль хотела дочку. Вот она и получила свою дочку.

Каждый вечер Лео надеялся не получить больше письма. И каждый вечер его ждало разочарование. Он даже уже перестал их читать. Он открывал их и с отвращением, которое порождают безумие и ложь, пробегал глазами и прятал в ящичек бюро, закрывал их там и шел спать.

Он перестал отвечать на них: это было его последней попыткой освободиться от этой истории. Возможно, Камилле надоест писать безответные письма. Но учитывая то количество писем, которое он получил в последующие дни, подобная мера наказания, похоже, имела ровно обратный эффект и к тому же привела ее в ярость. Быть заваленным письмами уже представлялось опасным. Лео уже давно читал только первые три строки, прежде чем положить их в ящик. И этих трех строк было достаточно, чтобы понять тон всего письма. А невероятное количество посланий определенно попахивало шантажом.

Пока не пришло последнее письмо. Так было написано на конверте — «Последнее письмо!» Только поэтому Лео прочел его внимательно и до конца. Сначала он посмотрел на него с испугом. Что могло значить это последнее письмо? Она уловила намек: на этом все? Это безумие закончилось? Или, напротив, после этого письма она намеревалась совершить какой-нибудь поступок, который разрушит жизнь всех? Лео проходил с письмом несколько часов подряд. Пока наконец в три утра в ванной, с бьющимся сердцем и обливаясь потом, он не вскрыл его.

И вот оно, очередное безумное, бессмысленное, преувеличенно романтичное послание, в котором Камилла, после душераздирающего прощания, обратилась к нему с просьбой, которая показалась ему вполне разумной.

Девчонка захотела вернуть свои письма. Потом она исчезла бы со всей своей болью. Она оставила бы Самуэля и исчезла бы из их жизни. Она избавила бы эту семью, которая так много дала ей, от своего тягостного присутствия. Единственное условие — она хочет вернуть символ своей любви и своих страданий. Эти письма.

Это ему показалось более чем разумным. В пятый раз подряд перечитав последнее письмо Камиллы (последнее, слава богу!), Лео почувствовал себя в кои-то веки свободным человеком. Он снова был свободен распоряжаться своей жизнью, не думая об этой маленькой сумасшедшей. Он прочел последние четыре строчки, написанные, естественно, по-французски — Adieu, mon angre adore [7] Прощай, мой обожаемый ангел. , — и ему захотелось смеяться смехом триумфатора.

Так, руководствуясь своей ненормальной наивностью, безукоризненной чистотой, Лео вернул своей мучительнице единственные доказательства того, что он стал жертвой шантажа и преследования. Он вернул их ей, даже не подумав о том, что ответственный человек, прежде чем вернуть эти письма, должен был снять с них копии. Он даже не подумал (хотя все наводило на подобные мысли, все было просто, как загадка для детей), что переписка, которую он вел с Камиллой, однажды снова всплывет в его жизни и будет представлена в ином свете, не соответствующим реальным фактам. Лео даже не подумал, что она (или ее легкоуправляемый родитель) смогут преподнести эту переписку представителям власти или журналистам, вероломно исказив ее смысл: из внушительной папки будут изъяты (чтобы не разглашать личность и защитить чувства совращенной несовершеннолетней), — напишет известный журналист в известном еженедельнике по известному делу профессора Понтекорво, — все письма Камиллы и все письма Лео, в которых он пытался освободиться от ее хватки.

Так, после существенных изменений оригинала останутся только жалкие выдержки вроде «моя малышка», «моя дорогая», то есть обращения, при помощи которых Лео пытался угодить своей преследовательнице. Эти цитаты, вырванные из начального контекста, могли произвести действительно неблагоприятное впечатление.

Но это только ретроспективные гипотезы рассказчика сей истории. Лео ничего не знает. Скрывавшийся почти три дня в своем бункере, как мафиозо, заключенный в подземелье своего замка, как свергнутый монарх, он не знает и не может знать, что происходит там, снаружи, и что будет происходить (представим себе, что он не знает даже того, что происходит этажом выше). Он не знает, почему никто не зовет его и никто за ним не приходит. Он остановился на том моменте, когда о нем что-то смутно рассказали в теленовостях. Больше он ничего не знает и не может знать. И не хочет знать.

Он догадывается, что за пределами его катакомб начинается ад. Сейчас весь мир для него враждебен. Он догадывается, что человек, обвиненный в мошенничестве, в использовании рабочего места в личных интересах, в растрате, ростовщичестве, в свете этого нового ужасного обвинения должен показаться еще более отвратительным.

Все, что у него осталось — в то время как его глаза беспощадно режет свет кровавого заката и его ждет еще одна бессонная ночь, — это девяносто метров полуподвального помещения. Наконец-то он ответил за свою беззаботность, страх, невроз, безответственность. Лео должен был разозлиться. Он должен был кричать всему миру о своей невиновности.

Но он парализован. Его не научили выражать возмущение. Он не умеет быть агрессивным, не умеет сражаться. Как нападающий, который пачками забивает голы в простых матчах, но в более жестоких схватках стушевывается. Классический тип неудачника.