Алессандро Пиперно - Ошибка Лео Понтекорво

«Можно узнать, куда вы провалились?»

«Ты с ума сошел? Как ты разговариваешь с нами? Извини его, Камилла, мой муж обычно не выражается так, только когда очень сильно рассержен. Нужно только понять, что его так рассердило?»

«Я не рассержен. Я просто волновался. Возвращаюсь домой. Вас нет. В доме беспорядок. После того, что случилось с Камиллой вчера вечером… Я начал думать, что…»

«Ты прав, дорогой. Просто Камилле сегодня утром вдруг захотелось прогуляться. Она казалась такой счастливой. Она попросила меня пройтись с ней. Знаешь, она никогда ни о чем не просила. В общем, мы доехали на автобусе до Крана и прошлись по магазинам, как настоящие синьоры. Вот посмотри-ка, что мы купили. Тебе нравится?»

Рахиль вынула из пакета два шерстяных свитера с горлом, один голубой, другой оранжевый: «Этот для Фила, а этот для Сэми».

Казалось, что все предубеждения, которые Рахиль имела против Камиллы, рассеялись после совместного похода за покупками. Посмотрите-ка на них — прямо-таки лучшие подружки. Такое согласие продлилось весь оставшийся день. На этот раз Камилла даже помогла Рахили приготовить ужин. А Лео, подбрасывая поленца в камин, слышал, как они смеялись, будто две школьные приятельницы. Но что же сталось с письмом? На какое-то мгновение он даже подумал: а что, если Рахиль, прекрасно зная его, тоже решила поучаствовать в розыгрыше, который казался ему таким забавным? Но нет. Рахиль не была способна на подобные шутки. С другой стороны, Лео досадовал, что Камилла увидела его вне себя. Мужчине его лет и его положения вести себя так было неприлично. Он почувствовал себя смешным. В последнее время это стало случаться с ним слишком часто, и это ему совсем не нравилось.

ОК, сейчас самое время положить конец всей этой глупой истории. Маленькая психопатка послала мне абсурдное письмо, я ей ответил в соответствии с ее странным поведением. Но теперь все. Тема закрыта. Дорогой мой, ты только изобрел еще один способ помучить себя, и это при твоей склонности к параноидальным идеям. Впрочем, классический случай. А теперь вернемся к нормальной жизни. Девчонка, конечно, не ответит.

Дорогой Лео,

ты не можешь себе представить, как меня злит тот факт, что тебе так грустно живется с женой. Я думала, что мой отец — самый несчастный человек на свете. Но познакомившись с тобой, я поняла, что бывает хуже. Поэтому я хочу спасти тебя. Спасти от всей этой мерзости, в которой ты живешь. Очень сложно описать, что я испытываю. Но это особое чувство, которое я не испытывала ни разу с самого начала своей жизни. Я люблю тебя. А сейчас я тебя люблю, потому что знаю, что и ты меня любишь. Я знаю это давно. В тот день в горах я не могла поверить, что ты мне ответил. Но когда я увидела твой ответ, я сказала себе: он тебя любит. И тогда я поняла, что должна во что бы то ни стало помочь тебе. Сейчас в мои двенадцать (скоро тринадцать) я поняла, что должна сделать в своей жизни. Я должна помочь тебе избавиться от этого брака.

От всего сердца,

Камилла.

Я должна помочь тебе избавиться от этого брака. Интересно, как бы она это сделала? Хотя да, Камилла сделала бы это. Ей бы удалось провернуть самое большое, самое бесполезное и разрушительное дело в своей жизни: разрушить брак Лео, в котором тот всегда хотел состоять. Она сделала бы это самым смешным и парадоксальным, но естественным для нее образом. При помощи этих слащавых и опасных полуграмотных писем, которыми она засыпала Лео после их возвращения с гор. Эти письма становились более длинными, более страстными и более частыми. Он находил их каждый день в раздевалке, в ящичке с нижним бельем (синьорина не отличалась изобретательностью вопреки его ожиданиям). В конце концов его уже подташнивало от них. Об их содержании можно судить по приведенным ранее строчкам: это было пятнадцатое письмо в сумме и восьмое после возвращения с Анзера.

Месяцы слов, месяцы напыщенных, несвязанных и легкомысленных фраз, в которых проявлялась вся оторванность Камиллы от реального мира. Старый добрый концепт «реальных фактов» в ее случае терял всякий смысл.

Столкнувшись с этим словесным потоком эпистолярного мусора, Лео осознал невыносимость отчужденности, в которой он находился, в которой находимся все мы. Он понял, что оказался в полном одиночестве из-за невозможности открыть кому-либо, что он стал против своей воли одним из главных действующих лиц гротескной комедии. Его положение уже было таковым, что Лео не мог никому признаться, что он потерял контроль, что с ним происходит нечто невероятное и что он ничего не может с этим поделать. У него не было ни одного доверенного лица, психотерапевта, раввина, которому бы он смог объяснить подобную историю.

Самое любимое и заботливое существо в его жизни — Рахиль, женщина, любезно заменившая ему мать, — была последним человеком, которому он смог бы рассказать ее. Если бы он решился на это, ему бы пришлось объяснять слишком много необъяснимых вещей. Во-первых, почему он ничего ей не сказал, когда получил первое письмо? Во-вторых, что побудило его ответить на это письмо и отвечать на последующие письма, даже когда дело приняло абсурдный оборот? Ему пришлось бы объяснять, как почти ребенок смог поставить мат ему, взрослому мужчине. Как он, взрослый мужчина, позволил малышке обвести его вокруг пальца? Как ей удалось так запугать и смутить его? Он должен был объяснить ей, почему отказы, которые он постоянно посылал Камилле, при внимательном анализе казались скорее показными и нерешительными. Он должен был объяснить жене, по какой причине он не отвел в сторонку эту дурочку и не сказал ей: «Послушай-ка, красавица, ты уже надоела. Не смей больше подбрасывать свои бредовые письма в мои трусы и исчезни навсегда из моего дома, моей жизни и жизни моей семьи!» Он должен был объяснить, что ему не хватило мужества, дальновидности, моральной силы, самостоятельности, доверия к близким. И что именно отсутствие этих качеств, которыми мужчина его возраста и происхождения должен обладать, привело к тому, что Лео раз за разом отвечал на письма Камиллы посланиями, в которых он очень мягко просил (или лучше сказать — умолял) ее прекратить всю эту историю. Он должен был объяснить Рахили, что его уступчивое и податливое поведение дало Камилле доказательства, будто между ними есть то, чего на самом деле никогда не было. Выражения вроде: Нужно остановиться здесь. Во что бы то ни стало. Нужно вернуться к нашей прежней жизни — давали законное основание считать, как будто между ними что-то было. Тем не менее Лео должен был объяснить Рахили, что он использовал такой тон и прибег к таким выражениям, чтобы утешить девочку. Потому что он боялся ее. Потому что он видел, в какую ярость приходила Камилла, когда он отрицал существование каких-либо отношений между ними. «Возможно, — подумал он безответственно, — если я немного подыграю ей, скажу, что мне жаль, я легче избавлюсь от нее». Но идя на такие уступки, он добился только того, что будущие читатели его писем только утвердились во мнении, что у него был страстный роман с двенадцатилетней девочкой, к тому же с невестой (если вообще можно так назвать отношения между подростками) его младшего сына.