Антон Ботев - Т-390, или Сентиментальное путешествие по Монголии

Так что когда вода пролилась на бабушку, в секунду оборвав ее храп, ничто уже не шевелилось. Только затихал в воздухе звук погремушки.

Хрюша не кусал Степашку, а Степашка не щипал Хрюшу, хотя под кроватью они оказались вполне на расстоянии укуса или щипка.

Тетя Валя проснулась, привела себя в порядок (вставила зубы, переоделась, накрасила старческие тонкие губы) и вышла вон. Куклы сначала следили за ней из-под свисающего покрывала, потом выглянули из-за двери.

Свинья, на ней собака, на собаке Цап-Царапыч, на нем Каркуша. За Каркушей то и дело появлялась морда любопытствующего прыгающего зайца.

Тетя Валя всё замечала. «Осла не хватает», — думала она, — «Осла надо прикупить».

Мысль мелькнула и исчезла, потому что тете Вале было в общем-то не до того. Она прошла мимо соседней каюты, бросив «Здравствуй, девочка Галя» Маше, подглядывающей под дверью, поднялась на палубу. Чуть не поскользнулась, удержала равновесие. Полезла по веревочной лестнице.

Не успевшие еще заснуть члены экипажа в изумлении смотрели на нее.

Бабушка забралась в корзину впередсмотрящего и громким голосом сказала:

— Жили как-то в одном селе! — и прокашлялась, прочищая горло.

Не успел затихнуть звук кашля, а на палубе уже были абсолютно все. Расселись кружком вокруг мачты и устремили очи горе.

— Жили как-то в одном селе…

Жили как-то в одном селе муж с женой. Были у них козы, молоко давали. Молоко муж с женой пили, молоко продавали, тем и жили, так и состарились.

И вот как-то заболели-зачахли козы, не стало у них молока, нечего сбыть-продать, нечего съесть-выпить. Говорит тогда старик своей хозяйке:

— Состряпай-ка ты мне самосы, так, знаешь ли, самосов хочется, сил нет!

— Да где же я возьму муку для самосов? — ответила старуха.

— А ты сходи к дукандару, займи у него.

— Да из чего же я сделаю начинку для самосов?

— А ты покопайся-то в огороде, поскребись на кухне.

Хозяйка сходила к дукандару, замесила мягкое тесто. Нашла на огороде немного-чуть цветной капусты и гороха, на кухне по щепоти куркумы и кориандра, кумина и имбиря, все прогрела-поджарила, перемешала-перетерла, сделала славную начинку.

Разделила старуха тесто на десять лепешек для десяти самосов, да не рассчитала, кусок остался, ни туда, ни сюда, девать некуда. Прилепила она его к последнему самосу. Наконец, обжарила самосы в горячем гхи, и выложила золотистыми на поднос, остывать-прохлаждаться.

А того не заметила, что у последнего самоса лишнее-то тесто отлепилось, получились ноги. Встал самос на свои ноги, поразмялся, потянулся, из окошка выпрыгнул и бросился по дороге убегать-улепетывать.

Идет самос по дороге и весело песенку поет:

Шел он, шел, и завела дорога в джунгли, повернула.

В джунглях увидел самоса вепрь-сукар. Не везло сукару на охоте, никого поймать не удавалось, и уже три дня ходил он голодный. Увидел самоса, взревел радостно и говорит:

— О! Самос! Растопчу тебя, съем тебя!

— Ты не ешь меня, сукар, послушай я тебе песенку спою:

Спел так хитрый самос и убежал.

Бежит себе, подпрыгивает, а тут ему навстречу багх-тигр. Злой, на любого бросится. А тут самос, золотистый, аппетитный. Зарычал тигр и говорит:

— О! Самос! Разорву тебя, съем тебя!

— Ты не ешь меня, багх, послушай, вот я тебе песенку спою:

Допел и сразу исчез в кустах, тигр даже пошевелиться не успел.

А самос продолжил свой путь. Долго шел, топал, к вечеру вышел на поляну. Смотрит — на поляне у пруда гидар-шакал сидит, мачхли ловит. Только где шакалу мачхли поймать!

Увидел гидар самоса, отряхнулся, подошел.

— О! — говорит, — Самос! Какой приятный! Проглочу тебя, съем тебя!

— Ты погоди, гидар, погоди, дай я тебе сначала песенку спою:

— Подожди, подожди, — перебил хитрый гидар, — Песенка-то может и хорошая, но я глуховат стал от сырости, не слышу нечего. Ты иди сюда, поближе, сядь ко мне на хвост, и спой еще раз.

Самос подошел поближе, забрался гидару на хвост и закричал:

— Шайтан! — воскликнул хитрый гидар, — Опять ничего не слышу. Ты, самос, знаешь, что, сядь поближе мне на плечо.

Самос вскарабкался гидару на плечо, встал на цыпочки и громко-громко запел:

— Ну что ты будешь делать, — сказал хитрый гидар, — не слышно. Залезь ко мне на нос, а? Уж очень послушать хочется.

Самос залез шакалу на нос, тут хитрый гидар — раз, и проглотил его, съел. Потом облизнулся и пошел ловить мачхли. Разве может гидар наесться одним небольшим самосом?

Что делать, если очутился вдруг в начале ноября посреди огромного поля?

Именно в начале ноября, в такое странное время между осенью и зимой: снег уже выпадал один или два раза. Черная почва покрыта им полностью; желтая же жесткая щетина соломы хорошо видна на белом фоне, прозрачная, как бородка юноши. От соломы и снег кажется желтым.

С одной стороны находится далекий темный лес, прошитый серебряными нитями берез (на опушке), таящий внутри еще не заснувших медведей, злых волков, капканы и прочие опасности.

С другой стороны… с другой стороны ничего нет. Белое поле сливается с белым небом, видны кое-где какие-то черные пятна, то ли это земля, то ли это лес, то ли еще что, может, горы, тракторы или люди на лошадях.

В любом случае пейзаж там выглядит более обнадеживающим и даже родным, именно туда, наверное, и стоит идти. Может, там черное — это река еще не заледенела.

Сзади черное — это след, полоса взрыхленной полузамерзшей земли. По правую руку неубранная полоса ржи.