Джон O'Xapa - Инструмент

— Ага. Ну, если вы кончили, я покажу вам вашу комнату. Она в мансарде, там вам будет спокойнее, и отдельная ванна есть. Раньше наверху ванны не было, но я поставила позапрошлым летом. Новенькая. Я весь день то ухожу, то прихожу, так что если вы проснетесь и захотите есть, можете слазить в холодильник.

— Я, кажется, целый день просплю. Может быть, даже до следующего утра.

— Вот и хорошо. По вечерам у нас делать особенно нечего. В Джорджтауне есть кино, да мне до того надоело — все Джин Отри, Джин Отри, Джин Отри. Я совсем перестала ходить. Эду он ничего, нравится, но Эд любит пение, а я нет.

— Большое вам спасибо, миссис Фелпс, — сказал Янк.

Они продолжили знакомство ближе к вечеру. Янк, в пижаме и в купальном халате, пил на кухне кофе с поджаренным хлебом, и в это время вернулись миссис Фелпс и Принц.

— Сами хозяйничаете? — сказала она. — Ну как, отоспались?

— Спасибо. Немножко, — сказал он.

Она улыбнулась.

— Я вижу, вы поджарили хлеб над огнем. Эд тоже так любит. А готовить вы умеете?

— Не мастак. Зато посуду мою очень хорошо.

— В армии многие молодые люди этому научились.

— Я научился в ресторанах. Работал мойщиком посуды.

— Чем вас покормить? Если подождете, то скоро ужин. Нет, лучше подгоните сюда машину, пока заправочная станция не закрылась. А то еще заподозрят что-нибудь, если она простоит всю ночь. Хозяин там Мэтт Льюис. Скажите ему, что остановились у меня, тогда он не станет приставать с расспросами. Он вроде полисмена. Констебль. Я не знаю, как это у них там, но Мэтт имеет право арестовывать. Если машина заночует у него, не миновать вам его расспросов, и тогда выяснится, что у вас нет прав.

— Господи! Да вы обо всем подумали, — сказал Янк. Он оделся и пригнал машину. У него появилось смутное подозрение, что Анна Фелпс заглянула к нему в чемодан.

— Я перестелила вам постель, может, вы еще не выспались. И прибрала в комнате и проветрила. Ну, как там с Мэттом, все обошлось?

— Стоило только сказать, где я остановился.

— По-моему, вы еще поспите. Правда, вид у вас — не сравнить с утренним. Давайте я сделаю вам гренки на молоке, вы поедите и пойдете к себе досыпать.

— А одеяльце вы мне подоткнете?

— Что?.. Знайте меру, мистер Лукас. Знайте меру.

— Да я пошутил, вы же понимаете, — сказал он.

— Дурная шутка, — сказала она.

— Да, верно. Извините меня. Больше я не буду злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Прошу не забывать, всему есть мера. Я, может быть, гожусь вам в матери, но я не мать вам. Гренки принесу, когда будут готовы.

Раз или два в течение ночи его будили какие-то звуки и отсутствие звуков, но все остальное время он спал крепче даже, чем днем. Долгий сон показал ему степень его физического и нервного истощения, и не столько путешествие, сколько сон был тем средством, тем мостом, по которому он совершил переход от мира, оставленного позади, к миру, открывшемуся перед ним. Он лежал в уюте чистых белых простынь, на чистой белой наволочке, заведя руки за голову, спокойно глядя перед собой широко открытыми глазами. Он освежился, восстановил, укрепил силы и чувствовал себя свободным. Он узнал по грохоту молочную цистерну, когда она проехала мимо дома, и этот звук был уже знаком ему, уже входил в его новую жизнь. Он встал, побрился, надел халат и сошел вниз. Фокстерьер проворчал для порядка и умолк.

— С добрым утром, миссис Фелпс.

Она подала ему чашку кофе.

— С добрым утром. Я слышала, как наверху вода бежит. Ну вот, теперь вид у вас ничего.

— И чувствую я себя тоже ничего, — сказал Янк. — Мистер Кросс уже был?

— Ему еще рано. Но он придет, не беспокойтесь. Не забыть бы поговорить с ним о ваших правах. Если не я, так вы вспомните.

— Хорошо. Еще я хотел спросить, вам не помешает, если я буду стучать на машинке? Она у меня портативная, не очень стрекочет.

— Вон оно что! Вы писатель? Нет, ничуть не помешает. Писатели у меня никогда не останавливались, но одно время раз в месяц приезжал коммивояжер и печатал свои отчеты на машинке. Иногда за полночь, но мне это спать не мешало. А могла я слышать о ваших книгах?

— Не думаю.

— Значит, в библиотеке их нечего и спрашивать?

— Пока нет.

— Ну хорошо, идите работайте. Тут грузовики ходят мимо дома, может, это вас потревожит, но после Нью-Йорка… Господи, как там живут в таком грохоте? Я была в Нью-Йорке пять раз, и раз от разу он все хуже и хуже.

— Что поделать, привыкаешь.

— Как и ко всему другому, — сказала она.

Теперь не то что вчера, он смотрел на Анну Фелпс как на женщину, а не как на хозяйку. Прическа у нее была с пробором посередине, сзади волосы собраны в узел. Кожа так туго обтягивала скулы и подбородок, что не морщинилась и чуть блестела. Нос с горбинкой, ноздри вырезные, губы тонкие, линия зубов ровная. Волосы неопределенного цвета — каштановые с проседью, но сейчас, сегодняшний его взгляд открыл, что глаза у нее карие, поразительно карие и лучшее, что есть в лице. В плечах некоторая округлость, грудь полная, а талия уже не тонкая, но когда-то, наверно, была тонкой. Икры и щиколотки изящные, ступни немаленькие, руки привыкли к работе и не украшают ее. Лет Анне Фелпс за пятьдесят — точнее он затруднялся определить. Он подумал: а что будет, если положить ей руку на бедро? Ему казалось, он знает: замрет, а потом скажет что-нибудь вроде: «Перестаньте, мистер Лукас. Я таких вещей не люблю». А через несколько минут, конечно, подаст счет, где все будет выверено до цента, вернет оставшиеся деньги и велит ему собраться и уехать. Но опять-таки, если прийти к ней в постель часа в три ночи, когда грудь у нее не затянута в лифчик, а равнодушный мир крепко спит, она позволит ему все и не отпустит до рассвета. Не так же сильно она привязана к Эду Кроссу, чтобы лишать себя удовольствия с другими мужчинами. Может, это будет только одна ночь, а утром она выпроводит его, но эта ночь останется у нее обретенной уверенностью в себе, когда она выйдет замуж за Кросса, что, несомненно, произойдет. Не исключена и еще одна возможность: как-нибудь ночью она сама придет к нему. Но это, конечно, маловероятно, если он первый не придет к ней.

— Здесь продают где-нибудь нью-йоркские газеты?

— У нас в Ист-Хэммонде — только летом. Спросите у Боствика в Куперстауне. У них, может, и есть. А если вам только просмотреть, по-моему, куперстаунская библиотека выписывает какую-то нью-йоркскую газету. Хотя я не уверена. Знаете что? Кажется, Сеймур Эттербери получает нью-йоркские газеты по почте. Это здешний фермер, джентльмен, у него около тысячи двухсот акров земли справа от дороги на Куперстаун. Когда едешь, видно крышу их дома. Он стоит в глубине, на четверть мили от шоссе. Но не заметить этих угодий нельзя — побеленная изгородь и на лугах стадо эйрширов, даже не знаю, во сколько голов. Я могу позвонить их управляющему, Адаму Фелпсу, он двоюродный брат моего мужа. Адам, наверно, знает. Вам что-нибудь определенное надо отыскать?