Тони Дювер - Околоток

- Государь мой отец, выслушай меня внимательно! - воскликнул юный принц в приливе радости. - Теперь я знаю, что мне нужно. Я женюсь на Тупоголовом Мальчике.

От этих слов душа короля Великолепный Кол омрачилась, и он упал в обморок.

Слуги кинулись к нему, уложили на диван и омыли его лицо розовой водой, апельсиновой водой и коловой водой. Наконец он пришел в чувство.

- Лунный Свет, сын мой, о пушистая, пусть небольшая, соловьиная головка! - пробормотал король. - Как же ты хочешь жениться на Тупоголовом Мальчике, если ты знаешь, и я знаю, и все эти люди знают, что Тупоголового Мальчика не существует! Его не существует! Это просто легенда, выдумка Мастера ворованных историй - будь он неладен!

- О нет, государь мой отец, Мальчик существует! Он существует! И вот доказательство - чтобы встретиться с ним, достаточно пройти через это игольное ушко!

Тогда король разодрал свои щеки, собрал свою бороду в две пригоршни, поломал свои зубы о корону, в которую с горя вгрызся, и запричитал:

- Мой сын лишился рассудка! Увы мне! Теперь у Лунного Света мозгов не больше, чем у мухи (о, развратные дщери сатанинские)!

И приказал он закопать себя по самую шею на площади Ежедневных козней, дабы заглушить физическими страданиями страшную моральную боль. Но это не помогло. Тогда повелел он всем жителям города собраться на площади и потоптаться на его голове. Но и это не помогло. И тогда разрыдался он горючими слезами.

«Мой отец сошел с ума! - одновременно подумал принц Лунный Свет. - Я собираюсь жениться на Тупоголовом Мальчике (о, чудесный, бессмертный малыш!), а он зарывает себя по самую бороду, и народ топчется по нему, а он рыдает. Настоящий безумец - а еще король по профессии!»

И народ на площади зароптал:

- Взгляните - это же наш король! Посмотрите на него! Он заставляет топтаться у него на голове! А его сын, Велоликий, хочет пройти сквозь игольное ушко! Проклятие!

Сколько горячности, сколько скорби...

Ну а Лунный Свет поднялся к себе в комнату и старательно приколол Золотую иглу посредине своего кресла. Потом он сел напротив и стал ждать, обложившись бархатными подушками и одеялами на гусином пуху, но ничего не происходило.

- Отец Стариков обманул меня! - наконец воскликнул Лунный Свет.

И тогда его охватил гнев, он заметался по комнате, точно разъяренный медведь, приговорил к посажению на кол слугу при двери, слугу при задвижке, слугу при дверных петлях и слугу при коле. И стал он биться головой о стену, и рвать на себе одежду, и чулки, и красивые кальсоны в зеленую полоску, о которых поэт сказал:

«Очи твои, Лунный Свет, подобны янтарному соку пылающих небесных апельсинов, что утоляют жажду смертного путника, - о, сок!

Улыбка твоя, Лунный Свет, подобна лукавому веку молоденького слона, продолжению его хобота - о, веко!

Зад твой, Лунный Свет, подобен чашечке, откуда напивается болтливая пчела с покрытыми растительным золотом ляжками, - о, чашечка!

Но твои кальсоны в зеленую полоску о Лунный Свет, подобны раю воителей! И детской соли! И мечтательным душам влюбленным! И храму Наследия! И равноденствию! О, необъятные, блистательные кальсоны, о полоски! Какие кальсоны!»

Как бы то ни было, Лунный Свет порвал свои кальсоны в зеленую полоску и содрал бы с себя даже кожу, будь у него острые ногти. Так он бушевал и суетился, пока в изнеможении не рухнул в кресло.

И, словно по волшебству, Золотая игла напомнила о себе: принц подскочил и выкрикнул что-то на неизвестном языке.

И вслед за этим криком в комнату ворвался крылатый конь: масть его была серебристая, крылья золотые, глаза сапфировые, а во лбу горел алый камень в форме звезды.

- Лунный Свет, мой прекрасный, отважный повелитель, - сказал конь, - ты призвал меня, и вот я здесь!

В полнейшем изумлении, юный принц выдернул иглу из того нежного места, куда она вонзилась, погладил коня, чтобы убедиться, что это не сон, и конь заискрился под его прохладной рукой. Тогда юноша спросил:

- Куда же мы направимся, самый отважный из отборных скакунов?

- Я повинуюсь тому, - ответил конь, - кто изволил жениться на Тупоголовом Мальчике (моем прекрасном друге и младшем брате)!

Тогда Лунный Свет умылся, расчесал свои пышные локоны и облачился в вышитое платье, приятное безволосому телу, и новые изумрудно-перламутровые кальсоны. Он обул лимонно-желтые сандалии, приколол Золотую иглу к воротнику и, потребовав котомку со съестными припасами и питьем, сел верхом на крылатого коня - без поводьев, седла и шпор. Принц обнял серебристую гриву, погладил изогнутые золотые крылья, и счастливый конь выпорхнул в окно.

Быстрее вихря пронеслись они над семью островами седьмого моря, и над всем другими островами, и над всеми другими морями. Красивый отважный юноша и конь с крепкими боками - вскоре они уже далеко отлетели от этого мира, который казался там внизу крошечной лепешкой, посыпанной кунжутными зернышками, да к тому же слегка заплесневевшей.

Когда они вырвались за пределы этого мира, конь мягко опустился в саду с множеством цветов и деревьев, полном праздных певцов и изрезанном быстрыми говорливыми ручьями, над которым сияло весеннее солнце - резвое и пылкое, будто поцелуй ребенка. Здесь простирались бархатистые лужайки, напоминавшие своей нежностью освященные любовью ляжки, а цветом -кальсоны Лунного Света! И ветерок легче птичьего пенья ласкал птиц, цветы, деревья, лужайки и солнце.

- А теперь, - пояснил конь, - если хочешь совета, я тебе его дам. Спрячься вон за той купой деревьев и подожди, пока к фонтану не придет Тупоголовый Мальчик (мой прекрасный друг, мой младший брат!). А потом сделай то, что сделаешь! И когда захочешь снова меня призвать, просто возьми Золотую иглу - ты уже знаешь, как с ней обращаться.

И крылатый конь исчез.

Юный принц подошел к фонтану, встал на колени, благоговейно поцеловал его край, которого, возможно, скоро коснется Тупоголовый Мальчик, а затем спрятался за кустом и стал ждать.

Вскоре послышался негромкий шум шагов, и появился необыкновенно красивый мальчуган лет восьми-девяти. Его взъерошенные, прямые, короткие волосы, ослепительные, точно солнце в зените, были усыпаны пылью и сухими травами; его щеки, белее камфары и розовее роз, были испачканы шоколадом, землей и томатами; в уголках его глаз, больше, радостнее и резвее хрустального родника для измученного жаждой, чернели маленькие точки помета; его силуэт, стройнее, полнее и гибче апельсиновой ветви, на которой качается плод, был опоясан ремнями с нескромными прорехами; а его ладони, нежнее шафранового стебля, были такими же грязными, как и его ступни. Своим детским голоском он сочинял и тут же декламировал вдохновенные стихи: