Владимир Файнберг - Второе посещение острова

Иностранная ночь. Чёрное зеркало залива под лоджией моего номера полно отражений звёзд.

Где‑то читал в учёных трудах: если смотреть в самый мощный телескоп, весь небесный свод так тесно набит звёздами, что кажется, будто между ними нет расстояний, потому что за ближними светятся дальние, а за ними – совсем запредельные.

В призрачном планетарном свете смутно видны по берегам силуэты каких‑то деревьев с ниспадающими кронами.

Тишина.

Лишь снизу, очевидно, из ресторана, чуть слышны звуки греческой музыки. Это сиртаки – замечательная мелодия, которую невозможно опошлить даже непременным включением в меню туристских услад.

Неожиданно налетает ветер. Холодный. Деревья очнулись, зашумели. Клонятся так, будто удят ветвями отражения звёзд.

Подзябнув, ухожу в номер. Порыв ветра со звоном захлопывает за мной стеклянную дверь. В соседнем номере пробудился и заплакал семимесячный Гришка. Затих. Видимо, проснулась и Люся, сунула соску или бутылочку с молочной смесью. Грудью не кормит. Бережёт фигуру.

Хороший парень Гришка! Улыбчивый. Только лобик почему‑то в глубоких горизонтальных морщинах, как у некоторых статуэток буддийских святых. Натетёшкался с ним, пока ждали задержанного рейса из Шереметьево и во время полёта.

Вот ведь влип в приключение! Со мною чужой ребёнок, чужая жена.

Сдираю шёлковое покрывало, ложусь на слишком широкое для одного человека ложе. Кладу на тумбочку рядом с телефоном ручные часы, гашу ночник.

Слышно, как вслед за деревьями заговорило море.

Хорошо, что преодолел в себе мальчишеское желание спуститься к ночному заливу, поплавать нагишом среди звёзд. Ещё не хватает простудиться, стать обузой.

…Марина, часть души и плоти моей, Никочка, зачем вы меня отпустили, зачем сам согласился на эту авантюру? Между прочим, захватывающее занятие, скажу я тебе, Марина, оглядываясь назад, различать случайные на первый взгляд сцепления событий, с изумлением прозревать в них внутреннюю логику, некий вектор, намекающий на чью‑то настойчивую волю. Ещё когда летел сюда, в Элладу, и Гришка прыгал у меня на руках, а Люся спала рядом в кресле, впервые думал об этом.

В самом деле, как это всё выстроилось? Сцепилось? Ну, хорошо, я притомился за последний год, завершая трёхлетнюю работу над книгой, сам втихомолку мечтал о том, чтобы всей семьёй поехать на море. Но денег удалось скопить только, чтобы снять дачку для нашей Ники с няней.

Ты ездила туда почти каждый день после работы, а я редактировал, перепечатывал в опустевшей квартире свой пятисотстраничный труд. Так прошло короткое московское лето. К началу сентября зарядили холодные дожди. С дачей было покончено. Наша девочка пошла во вторую группу детсада.

И вот как раз вечером, когда Ника рассказывала о том, как встретилась с подросшей за лето детсадовской детворой и ты расплетала ей косички, к нам, вернее, к тебе неожиданно приехала Люся.

Не позвонив заранее, не предупредив. Прежде я и видел‑то её мельком, от силы два–три раза. Симпатичную, добрую, всегда привозившую для Ники какую‑нибудь игрушку, хвастающуюся подарками своего богатенького молодого мужа. То он купил ей дачу, то автомашину. Потом вроде забеременела и надолго пропала.

И вот возникла. Ворвалась с коробкой торта, с длинным поролоновым тигром для Ники. Ты, Маринка, обняла её, расцеловала, поздравила с рождением сына. А я вспомнил, как однажды ты рассказывала, что Люся мнит себя художницей, что она со своим мужем не венчалась, даже не регистрировалась. Так, мол, принято теперь у свободных от предрассудков людей. Хвасталась, что ездила с мужем на сафари в Южную Африку, в Париж, в Англию и Ирландию, в Таиланд.

Узнав, что Люся родила, ты с облегчением сказала: «Слава Богу! Теперь они нормально поженятся, перестанут жить только для себя, будут нормально растить ребёнка».

Помню, тогда я вспомнил, как Лев Толстой, будучи ещё молодым человеком, поехал в Швейцарию отдохнуть, походить по Альпам и взял с собой подростка – сына своих знакомых. Чтобы заботиться не о себе.

Ты‑то не знала об этой подробности, и я тем более порадовался тому, как совпало толстовское и твоё понимание нравственности.

В тот, совсем ещё недавний вечер, после чая с тортом ты осталась на кухне с Люсей для своих женских разговоров, а мы с Никой поиграли в спальне с игрушечным тигрёнком. Я постелил ей постель, уложил, рассказал сказку. Дождался, пока она уснула. К этому времени, видимо, от приторно сладкого торта, у меня разболелись зубы. Несколько раздражённый вашей затянувшейся болтовнёй, вернулся на кухню.

В тот момент Люся говорила по своему мобильному телефону, а ты бросила на меня предостерегающий взгляд.

Я не понял, в чём дело. Люся давала указания няньке, а потом мужу насчёт того, как нужно покормить ребёнка перед тем, как уложить на ночь. Потом подвесила телефон на пояс своих джинсов, вскочила из‑за стола, прильнула к черноте окна, вглядываясь в освещённую фонарями улицу, беспокоилась, не угнали ли её «Мерседес».

— А вы уверены, что на этом греческом острове, который вы описали в своём романе, нам с Гришкой будет хорошо? – неожиданно спросила Люся. – Там сейчас, в сентябре, не холодно?

— Уверен. А в чём дело? – переспросил я, уже поняв, что она намылилась туда.

И почувствовал укол ревности.

— Видишь ли, – вмешалась ты, – Люсин муж снял по интернету виллу на этом твоём острове. Шикарную. На самом берегу моря. И Люся с ребёнком берут тебя с собой!

— Чего это ради? Да и денег у нас нет.

— Не волнуйтесь, – вставила Люся.

— У тебя будет своя комната. Поможешь Люсе, пока к ней не приедет няня, – продолжала ты. – Я уже отыскала и передала Люсе твой загранпаспорт для визы и покупки билета на чартерный рейс в оба конца. Через месяц вернёшься отдохнувший. Благодари Люсю!

«Вернее, её мужа», – подумал я.

В этот момент раздался писк мобильного телефона. Люся нервно сдёрнула его с пояса и выбежала в коридор для каких‑то переговоров, предназначенных не для наших ушей.

— Без меня меня женили, – проворчал я. – Как это я покажусь там, среди друзей и знакомых с чужой женой и чужим ребёнком, да ещё в качестве нахлебника?

Но ты предостерегающе поднесла палец к губам, давая понять, чтобы я замолк.

Люся на миг возникла в дверях кухни, сказала, что нянька ушла, уже одиннадцать, ребёнок не спит, не ест, капризничает, муж призывает её срочно вернуться.

И она уехала.

— Ну, вы и артистки! Как можно решать за моей спиной? – сказал я, уже думая о подарках для Никоса, Инес, Антонеллы, Рафаэллы, Константиноса…

— Люсе сейчас очень страшно. Очень плохо. Муж бросил! Понимаешь? Побудешь рядом. Месяц назад заявил, что у него другая женщина… Знаешь, как это бывает? Завелась секретарша, откуда‑то из Подольска, энергичная, красивая… Он считает, что поступил благородно: покупает Люсе квартиру на Васильевской улице, в самом центре, отправляет на отдых в Грецию, снял ей с ребёнком виллу за четыре тысячи долларов.