Владимир Файнберг - Про тебя

— И зимой на велосипеде?

— Снега здесь не бывает. Ну, ладно. Счастливо вам.

Уныло отходит со своей метлой. А я вдруг догадываюсь — этот человек несомненно роется в мусорных баках, выискивает в них полезные для себя вещи. Может, и комбинезон тоже там нашел…

Ты легко поймёшь, о чём я подумал: непременно найдёт пистолет. Не дай Бог застрелится. Или от отчаяния застрелит кого‑нибудь.

Как бы для того, чтоб выбросить окурок, снова подхожу к контейнеру, поднимаюсь на цыпочки. Вон он, мой пакет. Но чтоб достать его, приходится перегнуться через острый железный край.

— Что это вы тут делаете? — раздаётся за спиной голос отца Василия.

Оглядываюсь.

Игорь и отец Василий с большим интересом смотрят на меня.

— Как бы интеллигент, как бы писатель, — говорит Игорь. — Такие ничем не брезгуют.

К счастью, они не задерживаются, проходят дальше.

Вытряхиваю из пакета пистолет, снова засовываю в карман. А вот уже и автобус разворачивается от колонок, чтобы подъехать за пассажирами.

…Смеркается. Но свет в салоне ещё не горит. Рядом со мной на свободном сиденье гора сумок и пакетов, принадлежащих пузатенькому Вадиму, Нине Алексеевне, Зинаиде Николаевне со Светланой. По требованью Нади проход освобождён. Подъезжаем к французской границе.

А я с пистолетом в кармане.

Когда Фриц, заботясь обо мне, а может, сам желая избавиться от страшного соблазна, предложил мне эту штуку в подарок, он не подумал о том, что я должен буду пересекать много границ. Если сейчас что‑либо случится, пострадаю не только я. Будут серьёзные неприятности у Нади. У всех.

Как ты думаешь, отчего этот красавец с косой и серёжкой в ухе так ненавидит меня? Эту ненависть я чувствую давно, с самого начала путешествия. То‑то будет злобной радости, если меня накроют с пистолетом.

В салоне вспыхивает свет. Автобус останавливается. Надя с отцом Василием выходят наружу. Мне видно в окно, как они вместе с немецким пограничником оказываются в освещённом изнутри домике, как показывают там папку со списками и документами.

Сейчас все они поднимутся в автобус. А тут ещё привлекающая внимание гора чужих вещей именно рядом со мной. Пропаду, как дурак, ни за грош!

Но вот Надя и отец Василий возвращаются в салон, и автобус въезжает на мост. Яркие огни фонарей отражаются в водах широкой реки. Рейн. Если меня арестуют, это будет во Франции.

— Всем приготовить паспорта! — приказывает Надя.

Мост кончился. Передние двери снова раскрываются.

— Бон суар! — приветствует всех молодой французский пограничник.

Он быстро идёт по проходу. Взгляд на визу в паспорте, на фотографию, взгляд в лицо. Ставит штамп.

Дошел до меня. Та же процедура.

Пошел дальше в глубь салона. Пронесло!

И тут в автобус врывается таможенник с собакой на поводке. Пробегают мимо. Ищут наркотики.

Теперь, кажется, все. Мы остаёмся одни. Автобус медленно набирает скорость. Едем по Франции

Мои соседи тотчас разбирают сумки и пакеты. Снова загромождают проход. Боятся, что ли, что я что‑нибудь украду? Может, с этим пистолетом я обрёл особо подозрительный вид?

Сзади подходит Катя.

— Можно я с вами посижу?

— Садитесь.

Достаю апельсин, угощаю.

— А у меня там есть термос, кофе. Хотите принесу?

— Хочу.

Весь автобус смотрит, как она несёт мне термос, чашку. Даже отец Василий с Игорем обернулись.

— Это мои немецкие хозяева заправили термос, подарков надарили. А как вас принимали?

— Отлично.

Кофе горяч и сладок.

— Что, Катенька? Вы хотели о чём‑то спросить?

— Миша с Леной отчитывают её молитвами каждый день, — шёпотом отвечает Катя. — Сказали, в Олю вселился бес.

В этот раз Ольга на месте. Сидит у окна рядом с Георгием. Поглощена рассматриванием своего лица в зеркальце. Красится. Видимо, по случаю скорого прибытия в международный экуменический центр.

— Тонечка говорила, что тоже беспокоится за неё. Катя, а вы уверены, что у Миши и Лены есть сила изгонять бесов?

— Не знаю… Очень боюсь за Олю.

— Она — ваша подруга, близкий человек?

— Нет. Я видела её в храме, а познакомилась здесь, во время поездки.

— Катя, скажите честно, зачем вы поехали? Зачем вам это паломничество? Посмотреть Францию? Какова ваша цель?

— Если честно?

— Конечно, честно.

— Говорят, там, в экуменическом центре молодёжь со всего мира. Я хотела бы познакомиться с американцами, итальянцами… Переписываться. Может быть, выйти замуж.

— Понятно. Спасибо за искренность. А что дома, в Москве, знакомых ребят нет?

— Куча! Ходим на дискотеки, в театры. Телефон обрывают. Но все они какие‑то…

— Какие?

— Неустроенные. Один богатый. По ночам работает в киоске на Аэровокзале, продаёт водку и сигареты. Другой бедный, грузчик при художественной галерее. Третий ушёл из мединститута, лечит частным образом кошек и собак. Он очень милый.

— А вы где учитесь?

— В педагогическом, на втором курсе. Отпросилась ради этой поездки. Мама и бабушка дали денег.

— Катя, вы чувствуете, что я к вам хорошо отношусь? — Да.

— Умолите Мишу и Лену, чтоб они больше не приставали к ней. Добром не кончится.

— Хорошо, — смиренно отвечает Катя. — Если смогу…

Автобус резко тормозит, останавливается.

Со своего места вскакивает Надя.

— Кто хочет, может выйти минут на двадцать!

— Давайте‑ка, Катенька, погуляем.

— Сейчас. Только отнесу на место термос и чашку.

Мы с Катей выходим наружу под французские звёзды. Стрекот цикад. Фары автобуса освещают наших пассажиров, толпящихся впереди.

Подходим ближе.

Оказывается Коля и Вахтанг, как грифы на падаль, набросились с гаечными ключами и отвёртками на брошенный у обочины разбитый «Ситроен».

— Разве так можно? — спрашивает Катя. — А если вернётся хозяин?

— Не вернётся! — вмешивается Надя. — Здесь дешевле бросить битую машину, чем починить.

…Отвинчивают колеса, дверные ручки, выдирают пепельницу.

— Коль, сними‑ка мне эти два подголовника, — просит Игорь и объясняет заворожённой толпе. — Будет на моём «жигуле» как бы память о поездке.

Отхожу в темноту. Справа от шоссе тянется проволочная сетка. За ней смутно различаю виноградник. Ни канавы вдоль обочины, ни ямы. Жду пока прервётся слепящий поток машин на трассе. Перебегаю шоссе.

Вот незадача! И здесь почти рядом с асфальтом тянется высокое проволочное ограждение. И здесь виноградник. Если перекину пистолет через сетку, рано или поздно кто‑нибудь найдёт. А я не хочу брать грех на душу.

Иду вдоль сетки. Должна же она когда‑нибудь кончиться!

Нет ей конца. Поворачиваю обратно.

Оказывается, избавиться от оружия труднее, чем его получить. Скоро, через несколько часов, мы приедем во всемирный религиозный центр, можно сказать, в святое место.