Нэнси Хьюстон - Линии разлома

— Где живет Бог, дедушка?

— Бог повсюду, малышка.

— Если так, зачем Ему дом?

Дедушка с хохотом повторяет мой вопрос бабушке и маме, но ничего мне не отвечает.

— Иисус волшебник, дедушка?

— Что за странный вопрос, детка?

— Ну, Он ведь превратил воду в вино на свадьбе в Кане.

— Нет, дорогая, это было не волшебство, а чудо.

— Какая разница?

— Волшебство — всего лишь иллюзия. Волшебник мог бы изменить цвет воды, но не ее вкус. Чудо же действительно меняет вещи. В Кане вода и правда стала вином со вкусом вина.

— Но ведь причастие…

— Да?..

— Причастие — чудо, правда?

— Да, и что?

— Значит, вино действительно превращается в кровь со вкусом крови?

— Дедушка, Бог правда создал все на свете?

— Да, Кристина, Он создал все сущее.

— И войну?

— Нет, Он создал людей… а люди воюют… и Господь печалится. Люди его разочаровывают.

— Но если Он всемогущ, почему не сделал людей хорошими?

Многие мои вопросы остаются без ответов. Когда я вырасту, стану Толстой Дамой из цирка, знаменитой певицей, прочту все-все книги, все запомню и, когда мои дети и внуки станут задавать мне вопросы, смогу на них ответить.

Вечером свет зажигать запрещено, иначе мы превратимся в мишени, враги пошлют самолеты и разбомбят нас. Дедушка говорит, это не те враги, с которыми воюют отец и Лотар, не русские, а англичане и американцы. «Весь мир ополчился против Германии, — объясняет он. — Думаешь, это игра? Вовсе нет! Представь, моя маленькая девочка, что ты выходишь на школьный двор, а остальные дети — все вместе — на тебя накидываются. Понравится тебе такая игра?»

Сирена воздушной тревоги завывает практически ежевечерне, и все обитатели нашего дома прячутся в погребе и ждут отбоя. Нам повезло, что мы живем в маленьком городке и враги думают, что на него не стоит расходовать бомбы. Иногда по ночам небо становится красным от зарева горящих городов.

Я придумала и пою песенку обо всем, что звенит.

Когда наша служанка Хельга слышит, как я ее пою, она укоризненно качает головой: мол, не над чем тут смеяться!

Лето подходит к концу, и я иду в школу. В честь первого дня учебы мама дает мне с собой кулек из глянцевой бумаги с яблоками и конфетами, а новый пенал, чистые тетради, линейку, грифельную доску и мел укладывает в кожаный ранец. Все учителя отправились убивать русских, и их заменили молодые незамужние женщины, вдовы или старики, не забывшие, как учились в школе. С нами занимается учительница, она строгая, энергичная и быстро замечает, какая я способная. В первый же месяц она награждает меня тремя золотыми звездами — за успехи в правописании, арифметике и вышивании. В нашем классе три возрастные группы: выполнив все задания для «малышей», я слушаю, чему учат «средних» и «старших», и все запоминаю. Я перегоню Грету, как черепаха кролика, несмотря на фору: вид у нее будет ошеломленный, но ей останется только пыль глотать! Вместо того чтобы учиться постепенно, я хотела бы узнать все сразу, а еще я мечтаю проглотить всю еду, какая есть на столе, чтобы стать Толстой Дамой из цирка.

Научившись читать, я запоминаю наизусть стихи из книги «Кудлатая замарашка». Про маленькую Паулину, которая играла со спичками, подожгла дом и погибла в огне. Про Гаспара, который ни за что не хотел есть суп и умер от голода. Про Конрада, лишившегося больших пальцев. Я снова и снова читаю стихи, сама сочиняю музыку и пою их, как оперные арии, погружаясь в транс.

На перемене мы с девочками из класса играем в штандер. Я бросаю мяч вверх, как можно выше, они разбегаются в разные стороны, поймав мяч, я кричу «Стоп!», и они должны замереть на месте и не делать больше ни шага. Я оглядываюсь, смотрю, кто стоит ближе всех, и кидаю мяч. Если попадаю, жертва «убита», наступает ее черед водить. Промахнувшись, я не огорчаюсь, потому что больше всего люблю кричать «Стоп!» и видеть, как весь мир замирает на полувздохе, на полужесте, подобно статуям в Цвингеровском дворце не двигайся не двигайся сиди смирно я научу тебя сидеть смирно!

Я просыпаюсь и слышу как наяву: «Шесть лет». Выпрыгиваю из кровати, сбегаю по лестнице, и все кричат: «С днем рождения, Кристина! С днем рождения!» — и целуют меня, и обнимают, и прижимают к себе. К праздничному обеду мама купила жирное свиное ребро. Когда мы с Гретой возвращаемся из школы, кость лежит на газете, на кухонном столе, мама готовит чечевицу. Я украдкой хватаю ребро и впиваюсь зубами в сало. Это невыносимо вкусно, но тут раздается мамин возглас: «Эй! Ты что делаешь?! Это на всех. Будешь есть сырой жир — заболеешь!» Я хихикаю и укрываюсь за столом, держа кость в зубах, как собака, мама, не сняв фартук, ловит меня, я ныряю под стол, она наклоняется, хватает меня за ногу, я лежу на полу, так и не выпустив кость из зубов, и тут раздается звонок в дверь. Мама идет открывать. Я грызу сало, мечтая съесть все, без остатка. Нельзя, иначе мама разозлится по-настоящему. Я слышу в прихожей незнакомый мужской голос, мама ничего не отвечает, потом раздается страшный грохот.

Я осторожно кладу кость на стол. Бабушка с дедушкой кидаются в прихожую, Грета и наша служанка Хельга бегут по лестнице, перескакивая через ступеньки. Мама лежит на полу она упала в обморок. Почтальон стоит рядом с мамой на коленях, пытаясь привести ее в чувство, дедушка наклоняется, берет телеграмму, медленно распрямляется, читает и произносит — очень тихо: «Лотар погиб». Потом дедушка с почтальоном относят маму в гостиную, кладут на диван, Хельга приносит мисочку с водой и полотенце для компресса. Мама стонет, бабушка плачет, служанка Хельга ломает руки, а я говорю себе, что теперь все забудут про мой день рождения, потому что он стал днем смерти Лотара, всю оставшуюся жизнь мой день рождения будет для семьи днем скорби, но потом понимаю, что ошиблась, Лотар, должно быть, умер вчера или позавчера, известия теперь доходят до людей не сразу — не важно, хорошие они или плохие.

Мой брат мертв. Я не очень хорошо его знала, он был слишком взрослый — семнадцать лет! — и даже перед самым уходом на фронт все время пропадал на собраниях. Мой брат погиб, но что я чувствую? Горе? Не знаю.

Все отменяется.

В доме траур, все ходят печальные. У мамы красные от слез глаза, она надела черное платье. Бабушка застыла, заледенела. Дедушка закрылся у себя и слушает радио. В школе учительница велит Грете встать перед классом и рассказать, как она гордится братом, отдавшим жизнь за Вождя. Голос сестры дрожит, в глазах стоят слезы, и ее слова звучат не слишком убедительно.