Николай Прокудин - Мятежный капитан

— Мне приказ не ясен, — буркнул Громобоев.

— А, Вас, капитан Громыхалов…

— Громобоев, — поправил генерала Эдик.

— Какая разница, да хоть Громодуев! А если приказ будет не выполнен, громыхнешь с должности. Я тебе так громовдую!

— Не Вы назначали меня, — буркнул Эдик, — не Вам и…

— А я сниму! — заверил Эдика красномордый генерал. — Поверь! Каков наглец! Неделя срока и ни днём больше! Полетишь с должности под фанфары и с барабанным боем!

Генерал хотел было еще раз ткнуть Громобоева в грудь, но передумал упирать пальцем в боевые орденские колодки, и чуть сместив направление, ткнул в пуговицу кителя.

На Эдика внезапно нахлынуло, сердце бешено заколотилось и в висках запульсировала кровь, его переполнило желание дать в морду, с размаху, с оттягом, завалить на пол и запинать этого мордатого и холеного начальника, брызгающего слюной. В мозгу промелькнула шальная мысль:

«Эх, справиться с таким кабаном в честном поединке было бы нелегко, и если по-честному, то практически совсем не реально, но если неожиданно ударить хорошенько коленом по яйцам, и одновременно врезать справа с короткого замаха кулаком по носу, да подсечкой свалить с ног, то может быть, всё получится. Но, пожалуй, за мордобой, за драку с генералом, судом чести офицеров не отделаешься — наверняка посадят!»

Эдик подавил внезапно нахлынувшее желание и лишь крепче сжал кулаки.

«А если просто послать на….? Беззлобно, как само собой разумеющее? Сказать небрежно: да пошёл ты… И всё. И самому почти сразу пойти тоже, или куда-нибудь подальше, например, обратно в Афган! Ах, досада, война для полка завершена, недавно вывели в Термез родной горнострелковый, возвращаться-то уже некуда… Но можно просто послать, хлопнуть дверью и уйти на гражданку, правда выслугу на пенсию жалко, ведь осталось всего несколько лет потерпеть этот дурдом…»

Генерал не был ясновидящим, потому не мог прочитать мыслей и заметить нахлынувших чувств распекаемого им капитана и продолжал яростно бушевать.

— Исполнять! Немедленно! Подполковник Орлович, оставайтесь и работайте, можете меня не провожать! — рыкнул генерал в сторону начальника политотдела, хлопнул дверью, и громко топая каблуками сапог, покинул казарму.

В помещении повисла напряженная тишина, такая, что был слышен полёт последней мухи под потолком, слишком зажившейся почти до зимы. За окном продолжал громыхать громогласный голос Никулина, который за что-то распекал поспешивших за ним подручных прибывших вместе с ним с Дворцовой площади.

Начальник политотдела и весь политический аппарат уставились на Эдика.

— Что скажешь? — спросил подполковник Орлович. — Наговорился? Довыступался? Теперь исполняй приказ! И какой чёрт дернул тебя болтать о внутрипартийной демократии? Ведь я читал твои краткие наброски, в них не было ни слова…

— Экспромт! Не удержался… Так вышло…

Эдуард снял фуражку, почесал затылок и оглядел недавно приведенное в порядок помещение. Как раз именно то, что тут было раньше, могло называться сараем и бардаком, ведь предшественник, почти пенсионер ленился и ничего не делал. А теперь после ремонта тут вполне приличная обстановка! Кстати, эскиз Ленинской комнаты утверждал подполковник Орлович сам лично. И теперь этот начпо растерянно озирался и нервно теребил ухо.

— Ну, смотри говорун, думаю, теперь тебе войдет ниже спины! Ладно, будем пытаться спасать ситуацию. Так, так, так… Что делать, что делать! — подполковник схватился за голову. — Ну! Что молчишь? С чего начнешь-то?

— С денег, — ответил Громобоев. — Средства на ремонт есть?

— Нет!

— А на нет и суда нет. У меня тоже нет, — Эдик демонстративно вывернул карманы галифе. — Хрен с ним, пусть снимает…

Политотдельцы осуждающе покачали головами и засеменили к выходу, начпо Орлович матюгнулся и тоже вышел из казармы. А Эдуард в сердцах пнул стул стоящий возле тумбочки дневального, и побрел ремонтировать недавно полученную служебную квартиру.

Неделя пролетела со скоростью экспресса. Громобоев велел солдатам покрасить с обеих сторон дверь, надраить мастикой полы, помыть столы и стулья, обновил подшивку газет, принёс из дома шахматы. На этом косметика завершилась.

Комбат всю неделю хмурился и нервно курил, ждал повторного приезда генерала, начальник штаба Шершавников теребил свой большой нос и успокаивал Эдика, мол, ничего страшного, ну сошлют тебя обратно в Афган, так ведь, это не страшно, не в первой, тебе ведь воевать привычно. Громобоев в ответ ухмылялся, часами размышлял, что можно предпринять, но умные мысли в голову не приходили. Делать было нечего, и ожидая разъяренную толпу проверяющих, капитан привел в порядок документацию, ведь они в первую очередь, сунут нос туда, полезут рыться в бумажках. На седьмой день его вызвал подполковник Орлович.

— Что будем докладывать? — спросил он Эдика.

— Доложите, что Ленкомната приведена в надлежащий порядок. Я сейчас велел подкрасить ножки стульев, вымыть пол, ну и вчера освежили побелку стен.

— А стенды?

— А что с ними? Наглядная агитация в соответствии с требованиями ЦК КПСС. Даже новое руководство повесил…

— Ого! — ухмыльнулся начпо. — Лихо ты, говори, да не заговаривайся!

— Портреты членов Политбюро вывесил, — поправился Громобоев.

— А я уже забеспокоился, было, кто тебя знает….

Начальник политотдела снял трубку с аппарата и доложил в Политуправление округа о выполнении поставленной задачи. Дежурный ответил, мол, понял, передам генералу Никулину и на этом разговор завершился.

Следующим утром в полк примчалась комиссия из округа и ретиво принялась «выкручивать» руки всем, но Эдику особо. Начпо собрал офицеров, положил фуражку на стол, выразительно повел глазами в её сторону и сам же первым положил в нее червонец. Политотдельцы поняли, не маленькие. Эдуард бросил двадцать рублей, но его заставили добавить еще пятерку.

Застолье, конечно, вряд ли бы спасло Громобоева от скорой расправы. Выручило эхо войны — догнал третий орден «Красной звезды», который свалился, как снег на голову. В канун празднования Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота СССР из управления кадров сообщили о награде и велели вручить в торжественной обстановке, пригласить школьников и армейскую прессу. Опять повезло!

В клуб собрали весь полк, Громобоев пригласил бывшего подчиненного, Героя Советского Союза сержанта запаса из своего батальонного разведывательного взвода Юрку Жукова. Проверяющие политуправленцы были как раз на месте и старенький полковник, кривя губы, бормоча что-то дежурное, лично вручил Эдуарду орден и даже обнял.

— С тебя причитается, капитан, — пробормотал ненавязчиво проверяющий, пожал руку и похлопал по плечу.