Николай Прокудин - Мятежный капитан

— Не дури! Живи как все: ходи в кино, в кабаки, баб трахай… — Афанасьев не рассчитывая силы, от души хлопнул Эдика по плечу и Громобоев со стоном потер место ушиба.

— Но, ты, полегче! Громила безмозглый!

— Завидую я тебе, Эдик! Мочи нет — домой хочу! Как приеду — сразу женюсь! Такая восхитительная девица у меня на примете в Одессе. До чего же я её здорово отлюбил на ступенях подвала ресторана! Девчонка — супер! Представьте портрет: блондинка, зеленые глаза, осиная талия, стройные ножки от ушей, словно Дюймовочка из сказки! Двадцать восемь лет, но тело девочки! Двое детей, но это пустяки. Громобоев, ты будешь моим свидетелем?

— Если перестанешь колотить меня по плечу и бокам, пытаясь от восторга сломать мне кости. Как же… женится он… Да ведь ты после каждой командировки объявляешь, что женишься и всякая блядь у тебя — классная девка! Уймись!

— Нет, в этот раз «железобетонно» женюсь, пора остепениться. Поверь мне, ох, какая она сладкая и хорошенькая! Зовут её Оксана. Ждёт меня к осени — приеду и женюсь! Ах, моя Оксаночка! Родителям я уже сказал…

— Обязательно засвидетельствую твой брак! — пообещал капитан. — Да хоть с ведьмой, мне то что! Только свою непутёвую башку под пули больше не подставляй!

Афоня обнял друга, чмокнул пьяно в ухо и вытряс в раскрытый рот последние капли из стакана.

— И меня тоже в гости жди, через полгода приеду! Примешь? Хочу Питер посмотреть, ни разу в нём не был, — прапорщик Гонза затянулся сигареткой и закашлялся.

— Сколько раз говорить — не кури! — Эдик выхватил окурок у приятеля и отбросил в сторону. — Твоя простреленная грудь с прошлого года ещё не зажила толком. В лёгких дырка — хрипишь — опять сляжешь…

— Ты что творишь! Целую сигарету выкинул… — обиделся прапорщик. — Кто тебя просил?

— Тебе доктор запретил смолить!

— Жить вообще вредно, особенно здесь в Афгане, — отмахнулся Вадим. — Скоро следующий рейд и мы с Афоней уже будем считаться выздоровевшими. Говорят, пойдем, чесать «зелёнку» возле Джабаль-Усараджа, заставы разблокировать…, а ты говоришь курить вредно… Эдуард, ты как тот палач, что приговорённому отказывает на эшафоте в последней затяжке, мол, бросай курить — вредно для здоровья…

Друзья рассмеялись. Сашка тем временем зацепил ложкой половину содержимого банки тушёнки и забросил в пасть.

— Ну, чисто крокодил! — покачал головой Вадик. — Настоящая яма желудка! На тебя ни выпивки, ни закуски не напасёшься.

— Не жадничай, ты не на складе! Под твоим взглядом кусок в горле застрянет! Эх, ещё бы по стакану опрокинуть! За классного парня Эдика, которого не испортила звездная карьера! Надеюсь, Громобоев, у тебя всё будет хорошо, и даже замечательно!

— Спасибо братцы! Я без вас буду скучать! Честное слово! Надоест — вернусь!

— Офигел? Не навоевался? Вернётся он, герой хренов! — разозлился прапорщик Гонза. — Куда? Зачем? Два раза в одну воду не войдёшь! Лучше уж мы к тебе поскорее в гости приедем!

— Куда это ко мне? Мне и жить-то негде… К жене не вернусь, уже решено…

— На, держи. Пользуйся! — Афанасьев вложил в ладонь Громобоева три ключа на брелоке. — Это от квартиры моего дядьки, он на север завербовался примерно года на три. Поживёшь до зимы, а там будет видно.

Эдик благодарно обнял друг и крепко стиснул ему плечи.

— Да будет тебе! А то тоже расчувствуюсь… Один ключ от квартиры, второй от «предбанника», третий от гаража. Разберешься что к чему, а как приеду — вернёшь.

— Спасибо, брат, выручил, а то в гостиницах жить дорого, да и неуютно.

— Ерунда, сочтемся, ведь за тобой участие в моей свадьбе!

— Замётано!

— Живи, но не свинячь, дядька у меня строгий. Веди себя прилично: мусор выноси регулярно, презервативы не разбрасывай, пустые бутылки не складируй, посуду мыть не забывай — не плоди тараканов. Главное мимо унитаза не блюй!

— Когда это было? Кто сказал? Ты видел? Я никогда не блевал мимо!

— Мимо окна не мажешь — это я подтверждаю, — ухмыльнулся Вадим.

— Короче говоря, живи не тужи, и жди нас в гости, — Сашка крепко хлопнул по плечу молодого бравого капитана. — О, поглядите! Вроде народ зашевелился, за баулы схватились. Давайте, по последней, на дорожку!

— По крайней! — поправил его Вадик. — Но откуда взять горючее?

— Виноват, по крайней, — поправился Афанасьев и вынул из кармана фляжку. — У меня есть НЗ!

— Сволочь! Утаить пытался! — возмутился Гонза, замахнулся на верзилу, однако другой рукой пододвинул поближе стакан.

Старлей разлил коньяк, чокнулись стаканами, быстро выпили, наскоро закусили голубцами и засуетились, убирая грязную посуду с капота. Эдик схватился было за ручку своего огромного светло-коричневого чемодана, но Сашка решительно отстранил его и подхватил объёмистую поклажу как пушинку.

— Оставь, ещё успеешь потягать эту неподъёмную «мечту оккупанта» по Ташкенту…

Самолет громко ревел прогреваемыми двигателями, а позади аппарели шла бестолковая суета: пилоты торопили пассажиров, пассажиры ругали коменданта, создавшего толпу, майор-комендант хрипло орал на отпускников и заменщиков.

— Становись в очередь! Чего столпились! Пить надо было вчера меньше! — активно жестикулируя, комендант размахивал руками и вместе с лейтенантом из службы ВОСО пытался регулировать людской поток.

— На борт возьму не больше ста пятидесяти пассажиров! Перегруз! — спорил с тыловым майором командир транспортника одетый в форменную кожаную лётную тужурку. — У всех куча барахла, да ещё попутный груз всучили большой.

— Сбрендили? Я уже неделю «борт» жду, а они генеральское шмотки вывозят! — громко заорал какой-то крупный прапорщик в годах, опухший от сна и обильно выпитого спиртного, услышав решение лётчика. — Сажай нас быстрее!

Лейтенант невозмутимо сверял списки, забирал талоны на перелёт и проверял паспорта. Народ у рампы бушевал, но каждый, едва попав на борт, мирно усаживался на лавку и сразу успокаивался. Особенно шумели и напирали задние ряды, резонно опасаясь, что всем мест не хватит.

— Сто сорок восемь, сто сорок девять, сто пятьдесят! — отсчитывал пилот, подталкивая пассажиров к трапу. Доведя счет до намеченного числа, он решительно встал поперёк движения и растопырил руки. — Стоп! Всё, посадка окончена. Остальные улетят завтра!

Народ, не попавший на борт, загомонил, засуетился, начал возмущаться. Эдик оказался сто сорок восьмым с двумя чемоданами в руках, один свой, второй был той самой официантки Вики, которая отправлялась домой в отпуск и чуть приотстала от однополчанина. Комендант грубо оттёр стройную девушку от трапа самолёта могучим животом.