Сильви Тестю - Небо тебе поможет

Теперь я знаю, что коты не разговаривают.

— Ты нас напугал.

Я не испытываю, однако, страха, как в последний день Помпеи.

— А мог бы ответить, когда тебя зовут.

Я добавляю немного иронии в эту реплику. Понятно, что коты не откликаются: «Я здесь!» — когда хозяева зовут их по имени.

— Твое воспитание никуда не годится.

Пытаюсь как бы найти с ним немного взаимопонимания.

Режиссеру так нравится больше. Он уже не спрашивает, не издеваюсь ли я над присутствующими.

Мы продолжаем разыгрывать мизансцену.

— Жози, ты входишь на реплике «Твое воспитание никуда не годится».

Я повторяю, теперь немного громче, две последние фразы, чтобы Жози успела не вбежать, а войти в комнату:

— А мог бы ответить, когда тебя зовут.

Тяну время.

— Твое воспитание никуда не годится!

Стараюсь хорошо артикулировать звуки, чтобы Жози услышала. Я хорошая партнерша. Не хочу, чтобы она из-за меня пропустила свой выход.

Жози, появившись, идет в мою сторону.

— Не кричи так громко, — шепчет она мне на ходу.

Ей самой не нравится, что меня нужно поучать.

Жози направляется к коту.

— Ах, вот он где! Наш милый Гаспар нашелся!..

Она нежно улыбается, подходит к Гаспару и ко мне. Она довольна. Мне же так радостно, что прижимаюсь к Жози, сжимаю ее в своих объятьях. Я не выпущу больше Жози, с которой делю это мгновение огромного счастья. Если не остановиться, я ее задушу. Если я буду так сильно обнимать ее, то просто раздавлю кота между ее грудью и своей. Слышу:

— Нет! Нет!

Это режиссер опять мной не доволен. А казалось, что прежняя Луиза вернулась. Вновь стала менее истеричной, менее сварливой. Однако у нее и теперь не все в порядке с мозгами. Режиссеру такого не нужно. Он хочет видеть свою Луизу с нормальной головой. Умственная калека подошла бы разве для другого фильма.

— Почему ты так сильно ее обнимаешь? — спрашивает он раздраженно. — Луиза, конечно, рада, но не до такой же степени!

Он прав. Это действительно перебор. Я обнимаю Жози так, будто мы потеряли друг друга в начале войны. Обнимаю так крепко, будто нашла ее уцелевшей после бомбардировок.

Помимо моей воли у меня начинает дрожать подбородок. Мой подбородок делает так, когда я вот-вот заплачу. А заплакать собираюсь потому, что я больше не нравлюсь режиссеру. Я делаю неизвестно что с котом, теперь с Жози, я совершенно выдохлась. Чуть не убила Луизу.

— Что с тобой? — спрашивает меня режиссер.

— Прости меня. Я не знаю, — говорю, опустив глаза. Подбородок продолжает дрожать. Глубоко вздыхаю.

— Ладно, успокойся, — говорит он, положив руку мне на плечо.

Не хочу, чтобы режиссер так делал! Немного отстраняюсь от него.

Если режиссер будет и дальше любезен, я точно заплачу. Когда я пытаюсь сдержать слезы, худшее, что можно встретить, — это искреннее внимание. Его рука на моем плече заставит меня разреветься!

— Хочешь стакан воды?

Я все еще не поднимаю глаз. Бормочу едва слышно «да».

— Оскар, принеси Сильви стакан воды.

Оскар выбегает. Нельзя терять ни минуты. Да уж, деликатная сцена разыгрывается сейчас на съемочной площадке между режиссером и одной из его главных актрис.

Я бросаю взгляд на Жози. Она улыбается мне. Она поняла, что я переволновалась. Жози поняла, что я играла напропалую. Она считает, что это не важно. Мне даже кажется, что такого от меня она и ожидала. «Жози, а как было у тебя?» — хочется мне спросить.

Оскар приносит мне стакан воды. Он не смотрит на меня. Наступил критический момент. Никакого шума на съемочной площадке. Луиза спряталась где-то глубоко во мне. Вряд ли уже выйдет сегодня. Малейшее насмешливое слово может загнать ее еще дальше.

— Я тоже хочу стакан воды! — бросает Жози.

Этими нежданными словами она разряжает обстановку. Эти несколько слов объявляют, что все нормально. Не случилось ничего такого, что могло бы поставить под вопрос продолжение съемок. Луиза где-то близко. Она придет. Достаточно послать ей красивое приглашение с правильным адресом.

Я делаю еще один глубокий вздох. Сцена завершилась удачно.

Свет сейчас будет установлен. Двадцать минут на свет. Мы сделаем последнюю репетицию. Если все пойдет нормально, мы снимем этот эпизод.

Гримерша хочет подкорректировать нам макияж.

— Ты сегодня немного уставшая, — говорит она мне на лестнице, ведущей в гримерку.

Съемки вернулись в свое русло.

Все, кроме осветителей, пошли в аппаратную выпить кофе.

— Вчера вечером с кем-то встречалась? — бросил мне мрачный тип Паоло, игриво посмотрев на меня, когда я проходила мимо него.

Он спросил так потому, что хорошо знает, в каких случаях актрисы бывают усталыми по утрам: значит, накануне вечером принимали кого-нибудь в своих «апартаментах». Для него в этом нет ничего удивительного, да и сам не раз ходил в такие гости. Что еще, кроме ночного визита, может так измотать актрису?

Паоло несколько потерял в своей таинственности, когда на съемочной площадке звукооператор сказал, что с таким голосом ему вообще не стоит открывать рта.

С тех пор Паоло старается говорить громче.

Слышу за спиной его рассуждения бывалого человека:

— Люди занимаются всякими глупостями, а гримерша потом затирает следы!

Паоло — отвратительный актер! Мало того, что он надоел мне своим разговором о квартале Круа-Русс, так потом еще прицепился ко мне в бассейне. В бассейне Экс-ле-Бэна я поняла, что этот парень — прилипала.

— Тоже любишь поплавать? — спросил он с глубокомысленным видом, войдя в воду.

Он плыл за мной. Я плавала полчаса. А когда вышла из бассейна, через десять минут он присоединился ко мне в джакузи:

— Можешь поделиться своими пузырьками?

Это меня задело, и я ушла, не ответив. Я усадила господина Приставалу в его собственные пузырьки. Однако Паоло не понял. Он упрямо навязывает свою близость, что бы я ни делала, что бы ни говорила, как бы себя ни вела. А сейчас он надоедает мне на площадке! Помимо всего прочего, его зовут не Паоло. Его зовут Бернар Бонсекс. Когда он мне это сказал, я подумала: «вот не повезло». Теперь я спрашиваю себя, не сам ли он придумал себе это идиотское имя.

Устраиваюсь перед зеркалом у гримерного столика. О, Боже… Да уж, лицо представляет собой нерадостное зрелище. В комнату входит парикмахер.

— Зайдешь потом ко мне, Сильви? — спрашивает Стефан.

Вот как? С моей прической тоже не все в порядке? Я разглядываю свои волосы в зеркале. Все сбилось на макушке.

— Я верну объем, — продолжает Стефан.

— Но ведь я вчера вечером ничего такого не вытворяла…

Ну вот, докатилась до того, что стала оправдываться.

Мой подбородок снова начинает дрожать. Он дрожит еще сильнее, чем раньше. Боюсь, теперь у меня не получится сдержаться. Я совсем пала духом. Комок из груди подкатывается к горлу.