Нэнси Хьюстон - Дольче агония

— Нет, я имела в виду не это , — сказала Бет.

— Белым не следовало бы усыновлять черных, — заявляет Чарльз.

— Ну и ну! — Хэл поднял бокал. — Да здравствует сегрегация! Пускай белые и черные ходят в разные школы! Закрепить за ними разные места в автобусах! Учредить для них отдельные сортиры в общественных местах!

— Расовая ненависть не исчезает от того, что ее формально объявляют незаконной, — продолжает Чарльз, его голос по-прежнему нежен, как летний ветерок. — Во внешнем мире ваш Джордан сталкивался с ней ежедневно, нахлебается по горло, а вечером приходит домой, и вы хотите, чтобы он вел себя так, будто все идет как по маслу… Вам невдомек, до какой степени его загнали в тупик?

— Я бы съел еще немного рубленого мяса. — Леонид резко меняет тему.

— И кусочек индейки туда же? — подхватывает Хэл.

— Ладно… только, пожалуйста, небольшой.

— Еще кому-нибудь подложить индейки?

— Да… Мне тоже… Еще бы! — откликаются сотрапезники, и миски с овощами, передаваемые по кругу, снова обходят стол.

— А за что его упекли в тюрягу? — оживившись, вопрошает Хлоя.

— О, за пустяки, отвечает Брайан. — Грабил прохожих по мелочи, только и всего. Это его седьмой приговор за четыре года, и статья все та же. Мне надоело вносить за него залог. В первые разы он был еще несовершеннолетним, я мог сам его защищать. А теперь я ничего больше не в силах для него сделать. На сей раз он схлопотал полгода; надеюсь, это послужит ему уроком.

— Ну разумеется! — произносит Чарльз, перед глазами снова стены кухни, забрызганные мозгами брата Мартина, он стискивает зубы, прогоняя это видение. — В тюрьме чернокожие парни обучаются множеству захватывающих вещей!

— А кого он грабил? — любопытствует Хлоя.

— В основном старушек, — вздыхает Брайан. — Работенка для храбрецов. С корешем или двумя взять в кольцо бабулю, одиноко сидящую в городском саду на скамейке, малость ее потрясти, отобрать сумочку, да и смыться. Блеск, а? Воистину спорт отважных. Старушки черные, белые, латиноамериканки, никакой разницы — эти ребята не расисты.

— Может, ему нужны монеты? — предположила Хлоя.

— Вот-вот, монеты. — От гнева лицо Брайана багровеет, и тотчас стрекотание в ухе усиливается, достигая непереносимого уровня громкости. — Мы вносим за него квартирную плату и сверх того ежемесячно выдаем кругленькую сумму, но нет, ему этого мало. Нет, у него большие расходы, у нашего Джордана. На прошлой неделе я его навещал и как раз спросил, на какие столь важные нужды он тратит эти деньги. Хотите знать, что он ответил?

Молчание. Кэти и Леонид, заранее напрягшись, ждут слова «героин».

(Это случилось в воскресенье утром, вспоминает Кэти. В то утро они сели пить кофе после бессонной ночи, их взгляды встретились, никто не произнес ни слова, даже головой не кивнул, но решение ехать в Бостон было принято. Им было необходимо знать. Они не могли так больше. Все два часа пути прошли в полном молчании, Леонид сидел за рулем, Кэти застыла рядом, глядя прямо перед собой, сложив руки на коленях. Так как уже началась сильная жара, вскоре обещавшая стать изнурительной, они ехали, опустив все стекла; на полдороге в автомобиль залетела большая муха и принялась биться о ветровое стекло, она натыкалась на него снова и снова, первый раз, второй, пятнадцатый, но отказывалась сделать из этого выводы, тупо надеясь, что, может быть, на шестнадцатый твердое стекло внезапно сделается проницаемым и позволит ей вырваться на волю. В сознании Кэти повторяющееся прерывистое жужжание этой тупой мухи как-то связывалось с сигналом «занято», который она за последние три дня слышала сотни раз… не считая сонных наваждений, настигавших ее в редкие часы беспокойной дремоты. У развязки они припарковали машину под указателем на Дорчестер и, пройдя под эстакадой, наконец добрались до Пауэр-стрит. Вскарабкались на четвертый этаж маленького обветшалого дома с законопаченными окнами, дома, в который они никогда не заходили и где их сын был, похоже, единственным жильцом. В те минуты каждый шаг Кэти уже был глубоко осознан, полон решимости, обременен тяжестью трагедии. Ее взгляду, устремленному внутрь, истина уже открылась. Этот день перевернет твою жизнь, говорила она себе. Сейчас произойдет нечто огромное, такое, после чего тебе уж никогда не стать прежней, На сей раз случится большая катастрофа, из числа тех событий, о которых ты всегда напоминала себе, чтобы обрести равновесие перед лицом мелких невзгод. Плохие оценки Элис по математике, сломанная нога Марти, дерзости и вранье Сильвии, отказы журнальных редакций, которым ты предлагала напечатать твои стихи, споры с Лео по поводу счетов за электричество… Нечего кипятиться, вечно твердила ты себе, все это не более чем мелкие заботы. Не драмы. Не конец света. Зато сегодня все более чем серьезно. Нынче день, который всю жизнь разделит на До и После. Так что приготовься, голубушка.)

— Золотой зуб! — возвестил Брайан. — Вот зачем ему понадобилось столько денежек. Вот в чем они с приятелями видят свою жизненную цель. Они все буквально помирают от желания выдернуть у себя резец и вставить на его место золотой. Но поскольку один такой зуб стоит около тысячи двухсот долларов, а их четверо, им нужно примерно кусков пять… это, скажем, в пересчете на старушек выйдет порядочно.

— Еще кому-нибудь положить индейки? — решительно прерывает его Хэл. Неужели это так уж необходимо — без конца переводить разговор на зубы? Я думает он про себя. Они что, не в состоянии поговорить о чем-нибудь другом? («Ладно, так и быть, передай мне мою челюсть…») Хотя… постой… это мне, пожалуй, сгодится для моего романа, да, недурная идея, герой может стать серийным убийцей, уйму старателей укокошить, особенно ежели стариков, там, среди бескрайних ледяных и заснеженных просторов, где на горизонте не маячит ни один коп, а свидетели — только ездовые псы, это провернуть легче легкого, он мог бы их глушить топором и бросать подыхать на морозе, а потом щипцами вырывать у них золотые зубы, сбывать их, а самородки везти в Доусон-Сити, утверждая, будто нашел их в речной долине, да, таким манером он бы обзавелся состоянием, замысел просто гениальный, правда, тут есть проблема, как бы читатели-евреи не оказались слишком чувствительными, чего доброго, их это заденет — насчет зубов, вырванных у покойников, да ладно, не могут же они до скончания времен наложить запрет на эту тему, однако все же… гм… надо будет это обмозговать.

Все дружно мотают головами, нет, спасибо, индейки больше не надо, было очень вкусно, но ведь нужно оставить немного места и для десерта. Кэти и Патриция начинают убирать со стола грязные приборы, составлять стопками тарелки, и тут всеми овладевает легкое мимолетное замешательство: а дальше-то как все пойдет? Если теперь начать расспрашивать Бет и Брайана, как идут дела у Ванессы, потом придется демонстрировать интерес и к чадам всех прочих родителей, это ввергнет их в безысходную мешанину подробностей касательно внуков, учебных занятий и профессиональной ориентации, всего того, о чем они завтра же забудут.