СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН - После бури. Книга первая
- Название:После бури. Книга первая
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Известия
- Год:1988
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН - После бури. Книга первая краткое содержание
Главный герой романа лауреата Государственной премии СССР Сергея Залыгина — Петр Васильевич (он же Николаевич) Корнилов скрывает и свое подлинное имя, и свое прошлое офицера белой армии. Время действия — 1921 — 1930 гг.
Показывая героя в совершенно новой для него человеческой среде, новой общественной обстановке, автор делает его свидетелем целого ряда событий исторического значения, дает обширную панораму жизни сибирского края того времени.
После бури. Книга первая - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
А разве нужно ему было такое приближение? Теперь и такое?
Такое «бывшее»?
Неужели и вся эта происходящая с Корниловым жизнь — это тоже «бывшее»?!
Неужели и в самом деле Мстислав Никодимович Смеляков — самый мудрый человек на свете?
Кажется, и вопроса-то этого не было никогда — кто? ..
А между прочим, между вот этими тревогами и тревожными предчувствиями и растерянностью Корнилов принял важное решение — закладывать скважину в том новом месте, которое укажет Барышников.
Потом он отправил связанного по рукам-ногам Ивана Ипполитовича с Елизаветой на тряской ее подводе.
С ней же отправил Барышникову письмо: он принимает условия. Оплата за старую, аварийную скважину должна быть полной, за новую — шестьдесят процентов от сметной стоимости.
Еще Корнилов просил Барышникова срочно определить Ивана Ипполитовича в районную больницу...
И сообщил он в письме о себе, что «завтра уезжаю в Аул, в «Контору» — неотложные дела, а вместо меня и бурового мастера, несчастного Ивана Ипполитовича, останется Сенушкин. Я поручаю ему вести с Вами дела».
Когда Елизавета увозила накрепко связанного по рукам-ногам Ивана Ипполитовича, она соскочила с телеги, отозвала в сторону Корнилова и сказала ему как только могла тихо:
— Он, миленький-то мои, безумный-то, что говорит?! Он говорит, это он бросил в скважину-то камень... Сам бросил ради ужаса какого-то. Верить ему, нет ли?! Верить — возможности нету, да говорит-то он так, что не поверить никак нельзя! Говорит и объясняет, почему он так сказал, очень складно, ну просто заслушаешься, ровно сказку какую-нибудь! Вот вы бы сами послушали бы его, Петр Николаевич, и, ей-богу, поверили бы ему! Сумасшедшему вы, в здравом смысле человек,— поверили бы!
Потом, круто разворачивая телегу, Елизавета стегнула лошаденку, но тут же стала одной рукой подбивать под голову Ивана Ипполитовича его телогрейку, чтобы ему было помягче, а лошаденку, резко дернув вожжами, остановила, потом опять стегнула, опять остановила, и все три животных существа — лошадь, Иван Ипполитович и сама Елизавета — как будто потеряли вдруг дорогу, все потеряли, что имели, и не знали, куда, в какую сторону и зачем им двигаться, ничего не имеющим, все потерявшим.
Из этой рассеянности вышел Иван Ипполитович, он оглянулся и позвал:
— Петр Николаевич, на минуточку!
Корнилов подошел, а Иван Ипполитович кивнул ему и так сделал глазами, что Корнилов понял — он просит к нему нагнуться, хочет что-то тихо и тайно сказать.
Корнилов нагнулся.
— Николаевич... Николаевич... Николаевич...— услышал он тихий, но отчетливый голос...— Нэп... нэп... нэпман. Нэпман и совладелец! А ну как другого совладельца вы лишитесь — сможете ли единственным-то владельцем быть? Сможете ли? Подозреваю, нет... Сильно подозреваю. Вы-то нэпман, справедливец, вы-то, вы-то теперь обязательно уже возьмете белыми своими ручками ужасную мою книгу! Замочек на сундуке с инструментом, с ловильными всяческими крючками сломаете, затем возьмете! Непременно! Не хватит у вас смелости ее не взять, бросить на произвол судьбы! Оставляю великую на ваше попечение — не чужим же людям мне ее оставлять, будьте той книге родным отцом, а не отчимом — завещаю! Да храни вас вместе с нею бог, а также и нэп! Ну, а когда возьмете вы ее в белые свои ручки, то и глазами не минуете, нет, вы погрузитесь в нее и не только что мыслью, а всем существом своим проникнитесь ею, поймете великий труд... Берегите ее душевно и духовно, а вас уже бог за то сохранит. И нэп! Берегите и себя, книга эта единственная будет причина, чтобы себя беречь, другой у вас нет... И не бывало.
Тут Елизавета еще раз стегнула лошаденку.
IV. ГОД 1926-й. ВЕСНА, ЛЕТО
Город Аул именовался городом вот уже почти два столетия. И не напрасно — немало в нем было истинно городских примет.
Аул делился на части — Центральную, Нагорную, Зайчанскую и Сад-город, последняя была населена почти исключительно железнодорожниками. Наименования эти были официальными, в просторечии же Центр назывался «Базаром», Нагорная часть — «Горой», Сад-город — «Садиком» или «Железкой».
Часть Зайчанская так Зайчанской и оставалась на всех наречиях.
Город стоял на высоченном берегу огромной жестко-стального цвета реки, известной всему свету своим притяжением и могуществом, но эта известность жителям Аула была ни к чему, они ее не знали и никогда не называли реку по ее всемирно известному имени, называли просто — Рекой.
«Пошел на Реку», «поплыл за Реку», «утонул в Реке» — так в обиходе говорилось и даже не в очень важных бумагах писалось.
Еще в направлении с запада на восток город Аул пересекался небольшой речушкой, вот она-то называлась по имени обязательно — Аулкой — и очень была своенравной, в межень — курица перебредет, в разлив разбушуется иной год так, что затопит Базарную площадь, размоет и унесет в Реку десятки деревянных домишек.
Однажды Аулка подкопалась под стены аульского женского монастыря, едва-едва удержались над откосом каменные стены и угловая башня.
Зимой, подо льдом, Аулки этой было не видать — есть она там, течет ли или совсем уже иссякла, заморозилась — об этом не догадаешься, летом же она веселой становилась речушкой, журчала коричневой своей из соснового бора текущей водой, показывала наружу песчаные мели-островки, песок на дне ее и на этих мелях был крупный, желтый, только что не золотой, чуть где поглубже — там произрастали длинные-длинные волокнистые водоросли, в этих водорослях скрывались щуки.
Щуки с острыми зубами охотились за пескарями, за щуками охотились мальчишки с рогожными мешками.
Аулка являлась для города существом свойским, домашним, вроде кошки какой-нибудь, все знали ее норов и привычки, и двух мнений быть не могло: «Блудливая наша Аулка!» — так про нее говорилось.
Однако самой примечательной географией здешней местности, самым значительным и замечательным пейзажем была, вероятно, та сторона, тот, правый, берег Реки.
Левый берег, высокий и крутой повсюду, а в месте, где основан был город Аул, высокий и крутой особенно, не назывался никак, не было в лексиконе аульских жителей такого названия, как «Эта Сторона», но «Та Сторона» была, существовала в неизменности, изо дня в день, из века в век, открываясь взгляду со многих аульских улиц и переулков, частью даже и с площади Базарной.
Это было пространство пойменное, заливаемое стальными водами Реки дважды в год — весенними, талыми и «коренными», июльскими, когда в горах, откуда проистекала Река, таяли ледники.
И весною, и в июле и в июле месяце, при том и при другом разливах, Река будто бы переставала быть рекою, и морем не становилась, и на озеро была не похожа — быстрое и заметное было ее течение, становилась она в это время не похожа ни на что на свете, кроме самой себя, никакие определения географии и гидрологии к ней не подходили, ее не обозначали.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: