Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана

Но Куропёлкин вёл себя так, будто голодовку он продолжает и поддерживает свой организм исключительно водой из крана.

Через день к нему, сидевшему на персональной каравелле «Нинон», приблизились двое.

Одним из них был стюард Анатоль, он сопровождал низенького, согнутого возрастом, почтенного господина, вызвавшего у Куропёлкина мысли о добряке из диснеевской «Белоснежки».

Куропёлкин не успел вскочить, а почтенный гражданин испросил разрешения:

— Мы присядем, Евгений Макарович?

— О чём вы говорите! — воскликнул Куропёлкин.

— Удочкин Сергей Митрофанович, — протянул руку Куропёлкину визитёр. — Ихтиолог, профессор, член многих академий. Вопреки моей фамилии до рыбьего мяса не охоч. Ну, если только севрюга под хреном…

— Чем обязан? — спросил Куропёлкин.

— Баборыба, — сказал профессор Удочкин. — Своим заявлением вы ошарашили ихтиологическую науку. И конечно, рыболовов, для которых поймать язя — подвиг жизни. Ведь баборыб нет.

— Есть! — вскричал Куропёлкин. — В особенности если принять во внимание новейшую теорию о том, что Земля имеет форму Чемодана. Есть Баборыба! Это такая же истина, пусть мелкая, не всеобщая, но истина, как и то, что севрюга с хреном хороша.

— Вы не представляете, как я рад вашей убеждённости! — возликовал профессор Удочкин.

— Не понял, — сказал Куропёлкин. — Я на вашем месте не слишком ликовал бы. Моя убеждённость излишне романтическая и сродни грёзе.

— И замечательно! — продолжал радоваться Удочкин. — Замечательно! Вся реальность рождается из грёз и туманов!

— Не буду возражать, — сказал Куропёлкин. — Чем, вы считаете, я могу посодействовать вам?

— Помочь представить нам желаемый образ заказанного вами экземпляра.

— Я же передал кому надо требования об особенностях экземпляра, — сказал Куропёлкин. — Анатоль, ты что стоишь? Не топчи землю. Садись.

— Мне не по чину! — скрестил руки на груди Анатоль. В правой руке его была чёрная папка с тесёмками.

— Евгений Макарович! — воскликнул профессор. — Согласитесь, что ваши указания чисто эстетического характера, и вообще их можно отнести к капризам. Поймайте то, неизвестно что…

И Удочкин обиженно запыхтел.

— Ничего себе! — заявил Куропёлкин. — Вес, рост, две ноги, две ягодицы… Какие же это эстетические указания? Это потребность моей жизни.

— Есть разработанная наукой, — уже упрямо, с укором неучу, сказал Удочкин, — классификация рыб, их отрядов и пород. Существо, какое вы пожелали, науке неизвестно. Возможно, оно лишь создано вашим воображением. Но нам нужно точно знать направление поисков морского продукта. Или речного продукта.

Куропёлкин растерялся.

— Ну, я не знаю… — пробормотал Куропёлкин. — Если бы я умел рисовать…

— Ваши рисунки смогли бы помочь лишь милиционерам, — сказал Удочкин.

— Милиционерам уже ничто не может помочь, — сказал Куропёлкин.

— Ах, ну да! Ну да! — закивал профессор. — Но это ничего не меняет. Вы же всё равно нарисовали бы существо сказочное…

— Сказочное существо, — сказал Куропёлкин, — отловить проще всего.

— Не согласен с вами, — покачал головой Удочкин. — Но не буду вступать с вами в дискуссию. Анатолий, подайте нам папку.

Папка, поданная Удочкину прежде стюардом Анатолем, а ныне ассистентом профессора-рыбоведа, была рослая, высотой в метр.

— Да садись ты, Анатоль! — потребовал Куропёлкин.

— Никак нет, — сказал Анатоль. И отчего-то поклонился Куропёлкину и Удочкину.

Профессор развязал тесёмки папки и стал предъявлять Куропёлкину, будто производилось дознание, ватманские листы с изображениями рыб.

— Это пиранья… — сказал Куропёлкин. — Это ротан, он же головёшка, та ещё сволочь, это сиговые — простипома и пелядь, хороши имена, это стерлядь, это — калуга амурская, это опять пелядь…

— Вы, оказывается, знаток! — удивился рыбовед.

Куропёлкин же вспомнил, как однажды он сидел в пивной во Владике или в Корсакове и заказал к напитку вяленую поронайскую корюшку, официантка чуть ли не расплакалась, ничего дальневосточного нет, а завезли с какой-то речушки Иртыш из Тобольска сиговые — простипому и её сестру, извините, пелядь. Позор для Тихого океана!

Тут Куропёлкин спохватился.

— Что вы мне подсовываете! — возмутился он. — Картинки с рыбёшками, поставленными на хвосты башками вверх!

— Желаем выяснить, — Удочкин совершенно не смутился, — в какой из пород можно будет выискивать Баборыбу, скорее всего — мутантку…

— И позволяете себе оскорблять её, — расходился в гневе Куропёлкин, — причисляя её к простипомам, пелядям или к гнусным пожирателям водяной живности — ротану!

«Что я дурю его?! — ругал себя Куропёлкин. — Зачем издеваюсь над заслуженным человеком?»

Но остановиться не мог.

— Что вы подсовываете мне эти рыбьи морды. Эти плавники, хвосты, шкуры из чешуи. Я же требовал, чтобы всего этого не было! А рыбьи глаза? На них смотреть тошно!

— Мы ожидали подобной вашей реакции, — спокойно сказал Удочкин. — Приготовили и варианты возможных баборыб.

И можно было догадаться, что сам профессор доволен предлагаемыми вариантами.

Были переданы в руки Куропёлкина листы с портретами в рост преображённых стараниями профессора рыб. Рыбьи морды остались на них прежними. Но тела их, действительно, освободились от чешуи, плавников и хвостов. Тела их, правда, были прикрыты купальниками, стилизованно-старомодными, иные — с панталонами в кружевах, что могло вызвать мысли об эстетических ущербностях моделей.

— Мне нужна не рыбобаба! — вскричал Куропёлкин. — А Баборыба! Всё в ней должно быть прекрасно! И лицо, и глаза, и наряды. Впрочем, наряды не обязательны! Кстати, в какие это шмотки вы обрядили своих красоток? И главное, повторюсь, она должна рожать, как рожают бабы, а не снабжать икрой браконьеров.

— По поводу икры мы помним, — мрачно пробормотал рыбовед. — А по поводу купальников ваши претензии нам обидны. Их создавал знаменитый кутюрье сам Константин Подмышкин.

— Гоните в шею этого Подмышкина! — не мог успокоиться Куропёлкин. — Пусть одевает чабанов и фабрики звёзд!

— Евгений Макарович, — подскочил к Куропёлкину Анатоль, — вы хоть подскажите нам, кого лицом должна напоминать ваша Баборыба.

— Кого! Кого! — всё ещё кипел Куропёлкин. — Да хотя бы Катрин Денёв. Молодую! Или шоколадницу Лиотара… Или… Или девушек Боттичелли…

«Ну и хватил!» — подумал Куропёлкин.

Профессор Удочкин стоял подавленный, сгорбившийся, с папкой, тесёмки завязать не смог, бормотал:

— Мы вас поняли, поняли…

Куропёлкину стало жалко его.

Будто бы и не было рядом профессора, ведущим в разговор вступил Анатоль.