Анатолий Гладилин - Вечная командировка

Интересующие нас ящики были найдены в трюме парохода «Алдан», только что пришедшего с западного побережья Камчатки. Ящики были накрыты брезентом, и команда, обнаружив их, была удивлена не меньше наших работников.

Севший на «ТУ-104» пассажир Свиридов во время полета таинственно исчез. На Петропавловском аэродроме так и не могли понять, почему вышло только 39 пассажиров, хотя по списку их 40.

Установлено, что в радиорубке «Алдана» никто не находился в момент, когда передатчик начал отбивать какой-то шифр.

В общем, в Петропавловске явно резвится нечистая сила. Повторяю, уважаемый товарищ, в любом деле много странного, непонятного и невыясненного. Но постарайтесь изложить это внятно, без чертовщины.

Год назад в Петропавловске было землетрясение. Оно длилось две минуты. Треснуло здание обкома. Только два человека оставались в здании — секретарь обкома и редактор «Камчатской правды».

Секретарь обкома сидел тихо в углу приемной и смотрел, как раскачивается огромная люстра. В конце концов она рухнула.

Редактор газеты выбежал со всеми. Но вдруг вспомнил, что оставил открытым сейф с партийными документами. Вот тогда он испугался по-настоящему и пулей обратно.

Петропавловск меня поразил:

1) Отличным снабжением. Правда, кто-то, приняв меня за рафинированного москвича, пытался жаловаться. На что я ответил: «Братцы, вы заелись».

2) Авачинской бухтой. Рядом с лайнерами — парусники. Кстати, в этой бухте может укрыться флот всего мира.

3) Памятником английским морякам у здания обкома. Памятник пытались перенести в другое место. Запросили английское посольство. Там ответили, что не возражают, но по церемониалу должна прибыть английская эскадра и в торжественной обстановке… Пришлось отказаться.

Ночью ухожу на «Алдане».

Здесь наши работники толковые. Теперь сами разберутся. Да мне у них пришлось еще кое-чему поучиться.

Ночь. В свете прожекторов портовые краны как огромные кузнечики. Дождь. Редкие близкие огни Петропавловска, много труб, мачт, шлюпок, стоящих у причала судов.

Огни удаляются. Огни города разрезаны темной сопкой Любви на две части.

Курилы. Черные туши островов. Их головы окутаны туманом.

Когда «Алдан» наваливается на волну — вода вылетает из-под бортов черно-бутылочного цвета.

За кормой в белом шарфе крутящегося воздуха и пены расцветают пронзительные голубые цветы. Потом цвет их меняется.

Корабль оставляет после себя карбидные зеленые лужи.

А названия какие: остров Онекатан, мысы Темный, Крутой, Предчувствий, скалы Авось, Братья, Ловушки.

В моряки шли все-таки романтики. Магеллановские впечатления.

Кашалоты (не разглядел, наши или японские) помахали нам хвостами и ушли в Тихий океан. А наш путь — море Охотников.

Капитан мне заявил весьма меланхолично:

— Наши суда ходят до тех пор, пока не протрут железо о воду.

Он же:

— Моряков на флоте не осталось.

Первый помощник переводит:

— Лучший состав забирают на загранплаванье.

Капитан явно недоволен современным поколением.

«Современное поколение», свободное от вахты, резвится. Кто-то из машинной команды долго смотрит вниз, во второй трюм, где матросы в масках омывают застывший цемент. Потом машинист наклоняется и орет:

— Пошли ловить рыбу!

И довольный уходит.

А вот встречаются два человека, с которыми я уже беседовал по «интересующим меня вопросам». Это матрос Михайлов и второй механик Викторов.

— Михайлов, боцман просил подшлифовать конец якоря.

— А как туда пройти?

— По ватерлинии, а там повернешь направо.

Но для этого Михайлов уже достаточно опытный моряк. Он улыбается добродушной улыбкой человека, выжимающего десять раз двухпудовик.

— Кстати, Михайлов, а вы долго собираетесь плавать?

Михайлов уже заметил мое присутствие. Поэтому отвечает не двухпудовой улыбкой, а четко и громко:

— Всю жизнь!

— Пропал «Алдан»!

Теперь Викторов заметил меня. Тащит в машинное отделение.

Между прочим, неделю назад на корабль приходил мастер спорта. Он демонстрировал чудеса закалки. Он сказал, что на Камчатке можно купаться, и стал раздеваться. Но пока он раздевался, тринадцать человек «современного поколения» прыгнули в воду. И первым — Михайлов. Кстати, лично для меня интересен этот мастер спорта и два человека, что были с ним. Но я их уже встретил в Петропавловске.

А что касается Викторова, то подсмеиваться — это у него не основная специальность. Под его руководством механики отремонтировали машину за пять дней. А предполагалось, что ремонт займет месяц.

Я заметил, что настоящими моряками сейчас себя чувствуют не те, что стоят у руля и влезают на грот и фокмачту «солнцу и ветру навстречу», — а те, что в глубоком трюме, перепачканные маслом, стоят у машин.

— Петро Яковлевич, ходят слухи, что сыграем в волейбол.

— У меня нет основания им не верить. Сам распускаю.

(Викторову двадцать пять лет. Но его, как и весь командный состав, зовут по имени-отчеству. И с матросами командный состав только на «вы». Как и в армии.)

Викторов имел полные основания верить слухам.

В первом трюме натянули сетку, и машинная команда обыграла палубную. Это было захватывающее зрелище.

«Современное поколение» не теряло зря времени.

Необходимо на всех наших предприятиях ввести обсуждение работы каждого рабочего, каждого инженера, как это принято на флоте.

Целый день я на заседании судового комитета. Все — от уборщицы до старпома — отчитываются перед «совестью корабля» о своей работе. Председатель судкома — Викторов.

Судком дает оценку работы за месяц:

Лучший по профессии.

Передовик производства.

Хороший работник.

Соревнующийся.

Без оценки.

И от решения судкома зависит дальнейшее продвижение моряка, премия, рекомендация на загранплаванье.

Если бы в каждом цехе каждая бригада раз в месяц обсуждала бы друг друга, каждый рабочий и инженер чувствовал бы контроль сотен глаз.

Каждый член экипажа раскрылся передо мной на этом обсуждении, пожалуй, больше, чем в индивидуальной случайной беседе.

Я и не подозревал об огромной работоспособности старшего помощника. Он успевает быть всюду, видеть все и делать все.

Второй помощник, с которым мы много говорили о классической музыке и который подробно объяснял мне принципиальное отличие кораблей, называемых моряками весьма просто: поляк, финн, ганс, либерти, писатель, — в общем показавшийся мне образованным морским волчонком, — на поверку ленив. Оставлял несколько раз вахту во время стоянки в Авачинской бухте.

Корабль пришвартован, все добрые люди спят, что может случиться, если полчаса посижу в каюте? Начальство ушло, вахтенный матрос задремал.