Владимир Гончаров - Апокриф

Возвратившись медленными шагами в дом и войдя в гостиную, где, сбившись, сидело все семейство Варбоди, она безвольно махнула рукой и, произнеся лишь одно слово: «Уезжайте», — тяжело пошла к себе в комнату. Дочь, схватив заранее приготовленные бутылочку с настойкой валерианы и мензурку, побежала вслед.

Утром следующего дня Варбоди вызвал такси и отправился в железнодорожные кассы, где взял билеты на ночной поезд до административного центра кантона, откуда было прямое авиационное сообщение с Тервином. Таксист, делавший большие крюки, чтобы избегнуть встреч с возбужденными толпами молодежи, по дороге поведал ему последние городские новости, главной из которых было побоище, произошедшее накануне вечером между находившимися в явном большинстве сторонниками «Объединенного Отечества» и устроившими контрдемонстрацию членами национал-сепаратистской партии «Вольные Кантоны», имевшей традиционно неплохие позиции в национальном кантоне Версен.

— «Вольники», — тарахтел таксист, — крепкие ребята, и в былую-то пору во время выборов самые задиры были. Спасу от них не было. И студиозусам доставалось… Теперь другое! Студиозусы-то как крепко скучковались… Патримол этот ихний — серьезная я вам скажу организация! Ну и поддержку от властей, конечно, чувствуют, да-а… В, общем, вчера, часов в шесть вечера, стенка на стенку сцепились… Чем только не лупили друг друга! Полиция, слыш-ка, — в стороне… Не вмешивалась, только побитых подбирала. Ну, конечно, патриоты-то задавили «вольников», гнали их уж не знаю сколько. А штаб квартиру-то ихнюю подпалили. Правда, пожарные рядом были — быстро потушили… Ну, заодно, понятное дело, кое-кому из наших умников тоже досталось. Погромили кое-кого, слышали? Ну и правильно, чего против ветра-то… это самое… Вон у меня на бампере флажок наш с соколиком — и нет вопросов!.. Сынок, опять же, в прошлом году в Патримол вступил, уже там заместитель кого-то… Хоть и не попал в колледж, а человеком, чувствую, станет. Он у меня такой — хваткий: и покомандовать любит… и умеет… Только дай! А с другой стороны, понимает: когда, кому, где и чего… С вилами на паровоз без нужды не попрет — политик!

Варбоди в разговор не вступал — ему и без того было тошно — а только изредка неопределенно мычал и кивал, дескать, — «да, конечно».

В два часа ночи семейство инженера, имея на руках минимальный багаж, погрузилось в вагон проходящего экспресса.

Варбоди проснулся, когда жена и дети еще спали. Кроме них в купе никого не было. Одно из шести имевшихся кресел — пустовало. В вагоне не было слышно обычной утренней суеты — хлопанья дверей, дребезжания разносимой на подносах чайной посуды, разговоров попутчиков, предупреждающих возгласов проводников и стюардов. Пассажирский состав, шедший к северу, был на две трети пуст.

По оконной занавеске в рваном ритме и очень часто мелькали тени. В окно било невысокое утреннее, еще слегка теплое солнце ранней осени. Вагон, как ему и положено, плавно качало на поворотах и стрелках, а из-под пола, к удовольствию путешествующих, доносился равномерный, приглушенный и успокаивающий перестук и время от времени раздавалось мягкое, почти нежное, поскрипывание.

Варбоди подобрался в кресле, осторожно, чтобы не мешать спящим, отодвинул рукой край занавески и уставился в образовавшееся пространство, в судорожную скачку за стеклом близко растущих деревьев и кустарников, столбов с проводами, каких-то будок, иногда, чуть ли не на рельсах построенных жилых домиков (и как только в них живут?), привязанных к колышкам коз…. Время от времени, когда рельсы выносили поезд на пологий склон холма или на высокую насыпь, деревья, столбы, козы проваливались куда-то вниз, а за окном начинал плыть спокойный вид на равнину с небольшими возвышенностями, поросшими приветливым на вид лесом, богато изукрашенным разноцветной осенней листвой с темно-зелеными, почти черными пятнами хвойных рощ.

Варбоди поймал себя на мысли, что последние месяцы по-настоящему спокойно он чувствует себя только в дороге. Дорога давала ощущение оборванности связей и поэтому — защищенности от вторжения в раковину его персонального мира всего постороннего и неприятного. Он знал, что, пока находится в пути, никто не позовет его к телефону, огорошив какой-либо дурной вестью, никто не войдет в дверь с целью нагрузить его обременительной заботой, никто не вручит ему какую-нибудь дурацкую повестку… Наверное, так чувствует себя человек, убедившийся, что наконец оторвался от погони. А мелкие проблемки (ночевка, еда, сохранность багажа и тому подобное), которые приходится решать относительно обеспеченному путешественнику в относительно цивилизованной местности, — даже не проблемки, а развлечение от однообразия дорожной жизни.

В полдень поезд пришел на вокзал. Еще через час Варбоди с семейством уже был в аэропорту. Рейс на Тервин отправлялся только на следующий день, поэтому на ночь они расположились в гостинице здесь же неподалеку. Убивать время до полета, осматривая местные достопримечательности, никто не захотел, поскольку даже из окон такси, которое пронесло семейство инженера через город, было понятно, что жизнь столицы кантона безобразно смята политической истерией и вакханалией избирательной компании, самой безумной за все годы, прошедшие после Войны за Объединение. Наблюдать это не было ни малейшего желания.

Поэтому девочки погрузились в чтение взятых с собою в дорогу романов; Темар оккупировал балкон, откуда с восторгом наблюдал взлеты и посадки самолетов на близком аэродроме, сам себе о чем-то рассказывал и даже показывал руками, в общем, всецело погрузился в радужные сны детского воображения; госпожа Варбоди снова и снова обращалась к мужу с просьбами поведать ей о том, что их ждет на новом месте и как они будут устраивать там свой быт; господин Варбоди, решительно не знавший, что еще можно прибавить к тому, что он уже неоднократно излагал супруге (тем более, что сам опирался на довольно скудные сведения, полученные из телефонных переговоров с Греми Садером), все-таки умудрялся находить дополнительные светлые мазки к рисуемой им для измученной беспокойством женщины картине их будущей жизни.

Полет до Тервина занял четыре часа.

Еще одна ночь уже в другой, но тоже аэропортовской гостинице, и наконец двенадцатиместный двухмоторный самолетик авиакомпании «Айсберг» стартовал в направлении Нефтяных Островов…

Лорри возвращалась домой в мечтах. Она только что посмотрела в клубном кинозале иностранный фильм о страстной любви белого дикаря, еще мальчиком потерянного несчастными родителями в тропических джунглях, и молодой светской красавицы-путешественницы, также, по случаю, заблудившейся в тех же дебрях. Молодой человек имел привлекательное лицо, узкий таз, широкие плечи и великолепно развитую мускулатуру груди и брюшного пресса. Дикарь был безупречно выбрит, восхитительно чист и облачен в ладно скроенные кожаные плавки, с изящной небрежностью обернутые поверху подобием короткой юбочки из неровного куска кожи, края которой эффектно разлетались, когда герой делал грациозные повороты при совершении разного рода подвигов.