Владимир Гончаров - Апокриф

— Весьма, весьма интересно, — похвалил мэр этот литературно-философский опыт Острихса, — хотя и не все бесспорно, конечно… Ну, а все-таки? Самый свободный режим я вам гарантирую. Будете мыслить и творить, так сказать, в свое удовольствие! Издаться поможем…

— Нет, господин Намфель! Нет! Еще раз прошу меня понять… Вы сами только-только упомянули, что я стараюсь на деле следовать тому, что провозглашаю на словах. Состоя на службе, даже при самом лояльном с вашей стороны отношении, я не смогу себя обмануть и делать вид, будто нахожусь совершенно вне субординации. Как можно чувствовать себя свободным в решениях и поступках, получая от кого-то жалование? Кроме того, каждый находит себе пищу для ума по-разному. Кому-то достаточно сидеть у телевизора, кто-то способен удовлетвориться библиотекой… А вот мне совершенно необходимо быть в дороге, перемещаться с места на место, насыщаться новыми впечатлениями, фильтровать, если так можно выразиться, через себя встречающихся людей… В общем, мне бы очень не хотелось, чтобы вы сочли меня неблагодарной… м-м-м… неблагодарным, одним словом… но принять ваше великодушное предложение я никак не могу!

— Жа-а-ль, — якобы обреченно протянул Намфель, будучи практически на сто процентов уверенным, что уже в следующую минуту получит от Острихса требуемый ответ, — а я, честно говоря, надеялся, что удастся на вас опереться… Ну что ж, с моей стороны, могу вас уверить, — никаких обид! Насильно мил не будешь…

— Господин Намфель, я еще не все сказал… Я готов вам помочь, но не как ваш сотрудник… Не по служебной обязанности… Понимаете? Я не хотел бы чувствовать себя ничьим орудием…

Намфель очень серьезно, очень понимающе, очень сочувствующе смотрел на Острихса и очень значительно молчал.

Внутри он ликовал: «Это просто замечательно, мой дорогой мальчик, что ты не хочешь быть ничьим орудием! Вполне достаточно побыть немного моим. А там — посмотрим!»

Намфель, пробыв к тому моменту в должности Ялагилского мэра уже почти три срока, вознамерился убить сразу двух зайцев. Первым — стало неожиданно освободившееся «сенаторское» место от административного кантона Лиазир в Федеральной палате парламента. Вторым — было намерение Намфеля оставить пост мэра своему сыну, Намфелю-младшему. А роль секретного заряда, которым предполагалось поразить обе цели, отводилась Острихсу.

Если с технологией применения способностей Острихса на выборах мэра все было более или менее ясно, — вполне годился прежний опыт с использованием элементарных агитационных роликов, то борьба за место в Федеральной Палате требовала более изощренной тактики. Выдвижение туда осуществлялось коллегией выборщиков, состоявшей из представителей всех муниципальных собраний кантона, и склонение их в свою пользу являлось главной задачей кандидата. Проходилось неделями мотаться по всем закоулкам кантонального избирательного округа, встречаясь с компаниями местных интриганов то пленарно, то кулуарно и агитируя в свою пользу.

Для Острихса это оказалось неожиданно интересным делом. Во-первых, он получил возможность объездить весь немаленький Лиазир, площадью и населением способный сравниться со средних размеров страной, то есть напитывался столь важными для него дорожными впечатлениями; во-вторых, никто не ограничивал его в завязывании любых знакомств, и он получал необходимое ему обширное и свободное общение; в-третьих, он наблюдал изнутри политическую кухню, продукция которой давала хорошие подтверждения той любезной ему философской концепции, что любое государство — главный враг личной свободы.

Намфель изначально избавил Острихса от необходимости присутствовать на рабочих и оперативных совещаниях агитационной команды. Он резонно полагал, что фонтанирующий там откровенный политтехнологический цинизм у неискушенного человека ничего, кроме отвращения, не вызовет. Зато Намфель брал Острихса с собою на все встречи с депутатами муниципальных собраний. Там он представлял его просто другом и философом, отправившимся в вояж как бы заодно, а в основном, с тем, чтобы получить дополнительную пищу для своих размышлений о природе общественных процессов. В общем-то, это почти не было враньем. Острихс принципиально отказался от получения какого-либо вознаграждения, довольствуясь тем, что совершает бесплатные переезды, получает даровую еду и крышу. В ходе встреч Намфель всегда находил возможность передать слово своему спутнику, который, вполне искренно произносил несколько дежурных комплиментов отзывчивости и порядочности кандидата, а затем почти мимоходом изрекал что-нибудь вроде: «Поверьте, господа депутаты, Вииста Намфель лучший кандидат в члены Федеральной палаты парламента!» Тихое волшебство совершалось, и специалисты по борьбе за голоса, сопровождавшие мэра, поражались той легкости, с которой им удавалось получать нужные протоколы.

Тогда практически никто из них ничего не знал о феномене Острихса. Почти десятилетней давности история, связанная с его необычным даром, совершенно забылась, и тот факт, что патрон везде таскает за собой малахольного философа, воспринимался не более чем каприз шефа, выбравшего себе живой талисман. Но, когда Намфель, получив вожделенное кресло в Федеральной палате, против ожидания, легко провел вместо себя в Ялагильские мэры своего сына, некоторые профессионалы сделали предположение о возможном нестандартном действии тех самых примитивных теле- и радиоагиток, в которых единственным действующим лицом был Острихс Глэдди со своим тривиальным «Поверьте!»

Вот тут и поползли слухи.

Нашлось достаточно заинтересованных лиц, которые предприняли раскопки прошлого Острихса, и догадки превратились в уверенность, а сам Острихс — в публичное лицо, о даре которого распространялись самые фантастические сведения.

Бывший мэр Ялагила и нынешний Член Федеральной палаты парламента Вииста Намфель был по-своему весьма порядочный человек. Его цинизм все же имел определенные границы, а в подчинении своим интересам других людей он придерживался некоторых достаточно твердых принципов. От типов, вроде покойного папаши Дрио, его отличало отвращение к использованию физического насилия и прямого шантажа. Зато он считал, что манипулирование всей гаммой явных и скрытых человеческих побуждений и чувств, как индивидуальных, так и коллективных, — единственно достойный, а также, при должном умении и терпении, вполне достаточный инструмент для достижения собственных целей.

Получив от Острихса то, что ему было нужно, Намфель понял, что тем самым исчерпал имевшийся у него потенциал влияния на этого человека. Необычный дар перестал быть тайной, и тут же появилась масса соискателей, желавших поставить его себе в услужение. В таких условиях оставаться монополистом Намфель мог только в том случае, если бы продолжал держать Острихса на привязи какого-нибудь подходящего обязательства. Но Острихс, хотя и был очень бесхитростен во взаимоотношениях с другими людьми, однако, не настолько, чтобы не понять масштаба услуги, оказанной им Намфелю. Из всего поведения его становилось ясно, что свой долг по отношению к «благодетелю» он считает окончательно погашенным. В то же время, соорудить новые путы для Острихса Намфелю не удалось. Философ-чудак никак не хотел попадаться в ловушки предложенных ему соблазнов, а к более жестким методам Намфель не был готов.