Владимир Гончаров - Апокриф

Мамуля не отвечал, видимо, обдумывая полученную информацию, а Тиоракис к этому времени уже высказал все, что хотел, и на некоторое время в полусумраке комнаты повисла тишина.

Встреча происходила на конспиративной квартире. Самое забавное, что шифровались на этот раз вовсе не от того, против кого работали, а, можно сказать, от своих, а также от тех, кто именуются «широкими кругами общественности». «Чужой», не предполагавший, что на него может вестись профессиональная охота, демонстрировал совершенную беспечность, а вот допустить утечку информации о том, что партия власти готовится руками ФБГБ убрать со своего пути ставшую очень серьезной помеху, было никак нельзя. Скандал мог выйти грандиозный. Поэтому человек, который в последние месяцы успел примелькаться в окружении Острихса и соответствующим образом «засветиться» в средствах массовой информации, и человек, возглавлявший политический сыск, встречались по доброй шпионской традиции с соблюдением всех мер предосторожности.

— Если подводить итог, — всплыл из своих раздумий Мамуля, — то мотивы, по которым объект отказывается идти на сотрудничество, не так уж важны, — эту линию работы с ним следует считать исчерпанной. Судя по всему, она действительно бесперспективна, да и времени не остается вовсе. Резюме такое: переходим к подготовке принудительного изъятия «Чужого» из игры. По твоей информации и из других источников известно, что его обхаживают «Либеральный Центр» и «Радикальные демократы». Кого бы из них он ни осчастливил своим жребием, это будет очень опасно. Нужно успеть все провернуть, пока он не бросил свою монетку…

— Ну, и какой план? — спросил Тиоракис.

У него еще оставалась надежда, которую он сам считал наивной и призрачной: а вдруг Мамуля предложит что-то такое, более или менее человеческое, и свое участие в этом можно будет как-то для себя оправдать.

Как и следовало ожидать, не выгорело.

— Общая схема та самая, которая предполагалась с самого начала. Первое — подвести объект под контакт с группировкой, которая воспринимается в обществе, как однозначно негативная сила. Второе — произвести надежную фиксацию контакта. Третье — обеспечить обнаружение у объекта предметов, доказывающих продолжительные конспиративные контакты с такой группировкой. Нужно сделать это так, чтобы изъятие вещественных доказательств, с процессуальной точки зрения, выглядело безупречным. Четвертое — хорошо бы как-нибудь спровоцировать самого «Чужого» или кого-то из его окружения на сопротивление при аресте. Возможно, вам, Тиоракис, это придется взять на себя. Над таким вариантом мы еще подумаем. Пропагандистское прикрытие всей акции, это уже не наша задача, но оно будет самое мощное и, собственно, уже началось… Вопросы?.. Что молчим?

Тиоракис уже понял, что сейчас совершит второй в своей жизни поступок, который радикально, а может, и фатально повлияет на дальнейшую его жизнь. Однако, для этого нужно было решиться и произнести необходимые слова, которые застряли не в горле у него, а где-то в узости между инстинктом самосохранения и совестью. Тут простым прокашливанием не обойдешься.

Тиоракис все ждал того самого внутреннего толчка, который с самого детства помогал ему совершать иногда совершенно отчаянные шаги, и, пребывая в этом ожидании, совершенно механически продолжал задавать вопросы, которых от него ждал Мамуля.

— Что за группировка?

— Ваши старые знакомые, Тиоракис: «Свободный Баскен».

— Ну, я то имел дело с ФОБом, с боевиками.

— Не придирайтесь, все они одним миром мазаны! У «Свободного Баскена» есть свое боевое крыло. У нас все доказательства в наличии, осталось только реализовать. Вот как раз одним заходом и…

— «Свободный Баскен» запрещен. «Чужой» вряд ли свяжется с нелегалами.

— А откуда он узнает, что на контакт с ним выходят нелегалы? Мы тут, вроде, выяснили, что он в информационной самоизоляции и политикой не интересуется. Вы же ему не скажете, я полагаю? А он в предварительных контактах почти никому не отказывает. Так?

— Репт может отказать.

— Не откажет.

— Почему вы так думаете?

— Мне почему-то так кажется. А потом, вы ведь уже как-то пробовали… для тренировки, так сказать… в обход Репта? Получилось, однако… И в этот раз получится!

— Я не буду в этом участвовать.

Слова эти выскочили у Тиоракиса так спокойно и, как бы в контексте разговора, что Мамуля на полном ходу чуть было не пролетел мимо них:

— Ну и замечательно! Теперь в деталях… Простите, Тиоракис, я не расслышал, кажется… В чем вы не будете участвовать?!

Это, конечно, не было арестом в полном смысле слова. Тиоракис хорошо понимал, что побег из госпиталя не представляет для него большой сложности, однако, такой ход означал бы окончательный, демонстративный даже разрыв с системой и переход в разряд ее врагов со всеми вытекающими последствиями. Он немедленно превратился бы в дичь, охота на которую ведется без лишних сантиментов.

«И без того удивительно, — мысленно увещевал сам себя Тиоракис, что Мамуля повел себя подобным образом. В общем-то он старается меня таким образом прикрыть. Хотя… Может быть, и свою задницу прикрывает! В конце концов, это он меня поставил на операцию. Наверно, ручался кому-нибудь за мою надежность… Так что теперь представить мой провал следствием нервного срыва, а не сознательной изменой присяге, — для него тоже выход».

А еще Тиоракис злился на Острихса: «Строго говоря, это все из-за него — упрямого инфантильного осла! Любой нормальный человек, получив такую информацию, какую я ему дал, как минимум поостерегся бы, осторожничать бы начал, затих бы на время… А этот… На рожон ему непременно надо!»

Тиоракис вспомнил то чувство тихого бешенства, когда он услыхал ответ Острихса, лишавший его возможности дальнейшего маневра и роковым образом толкавший к выбору между двумя возможностями, каждой из которых он одинаково желал избежать.

— А у меня создается такое впечатление, — сказал тогда Острихс, — что тебя могли просто использовать с целью повлиять на меня.

— Что ты имеешь ввиду? — этот вопрос был задан Тиоракисом исключительно в рамках роли, которая им разыгрывалась. Он уже понял, в чем состояла мысль Острихса.

— Если уж за мной действительно так внимательно следят, то эта самая встреча с твоим старым знакомым могла быть вовсе не случайной. Его могли специально к тебе подослать, чтобы испугать меня и заставить поступить так, как им нужно. Ты меня все в наивности подозреваешь, а сам наивен, как ребенок! Ну, сам посуди, Воста! Чего ради человек, который тебя Бог знает сколько лет не видел, не знает, в чем твоя нынешняя суть, вдруг станет выбалтывать тебе «служебную тайну». Да просто в расчете на то, что ты передашь мне, а я испугаюсь! Элементарная манипуляция! Не беспокойся ты так за меня. Если предположить, что они на это пошли, значит, реально ничего такого они не замышляют. Знаешь старую истину? Угроза — оружие бессильных! Еще раз прошу тебя — не беспокойся за меня! Выборы пройдут, и я свои эксперименты, которые кажутся тебе такими опасными, брошу окончательно…