Рене Домаль - Великий запой: роман; Эссе и заметки

Постулат отрицания получает дальнейшее развитие в эссе «Свобода без надежды» (1928). «Акт отрицания, — пишет Домаль, — не свершается раз и навсегда, он есть вечное жертвование мятежностью». Человеку познающему предстоит пройти три стации: принятие всех правил и условностей, дарующих покой; мятежность во всех ее формах, будь то борьба против общества или уход в пустыню; и, наконец, смирение, подразумевающее неизбывную мятежность духа. Рациональное сомнение (картезианский анализ) и сведение (гегелевский синтез) сочетаются в скептическом и аскетическом подходе, который Домаль называет диалектикой отрицания: «Отрицание есть постоянное разрушение всех панцирей, в которые стремится облечься индивидуум; когда человек <���…> засыпает в удобном умиротворении, этот панцирь утолщается, и сокрушить его можно лишь с помощью насилия. Постоянно отбрасывать любые костыли надежд, ломать прочные творения клятв, беспрерывно преодолевать каждое свое желание и никогда не быть уверенным в победе — таков трудный, но верный путь отрицания» [20] R. Daumal, «Liberté sans espoir», Lévidence absurde, p. 13–14. .

В 1928 году с тремя реймскими «братьями-ангелами» и чешским художником Жозефом Сима (Йозефом Шима [21] Именно Йозеф Шима предложил использовать патафизическую спираль Жарри в качестве эмблемы журнала «Большая игра» (позднее Пикассо предложит ее для «Ордена Великого Гидуя» Патафизического коллежа). ) Домаль основывает группу и одноименный журнал под названием «Большая игра» («Grand jeu»). Впоследствии к ним примыкают А. Роллан де Реневиль [22] Андре Роллан де Реневиль (André Rolland de Renéville; 1903–1962) — французский поэт, эссеист, один из основателей «Большой Игры», автор книг «Крашеный мрак» (с предисловием Ф. Супо, 1926), «Рембо ясновидец» (1929), «Поэтический опыт, или Тайный огонь языка» (1938), «Вселенная слова» (1944), «Ночь, дух» (1946), главный редактор собрания сочинений Рембо в коллекции «Библиотека Плеяды» (1946); основатель журнала «Кайе д’Эрмес» (1947). , М. Анри, А. Арфо, Мони де Булли, Ж. Рибмон-Дессень [23] Жорж Рибмон-Дессень (Georges Ribemont-Dessaignes; 1884–1974) — французский писатель, поэт, драматург, художник. С 1915 г. вместе с Ф. Пикабиа и М. Дюшаном зачинает в Париже движение, которое позднее в Цюрихе получает название «дада»; в 1919 г. знакомится с цюрихскими дадаистами (Т. Тцара, Г. Арп) и парижскими литераторами журнала «Литератюр» (А. Бретон, Ф. Супо, Л. Арагон). Активно участвует во всех самых скандальных дадаистских и сюрреалистических акциях, печатается в журналах «291», «391», «Проверб», «Са ира», «Кёр а барб». В 1928 г. сближается с «Большой игрой» (по словам Рене Домаля, был «ближе всего к эзотерическому ядру»). Позднее заведует журналом «Бифюр», пишет критические статьи, сопроводительные тексты и комментарии к классическим произведениям (Стендаль, Толстой, Дидро, Вольтер, Рембо), книгам о художниках (Брак, Пикассо, Дюбюффе, Шима), ведет радиопередачи (Шагал, Матисс, Тцара). и еще несколько эпизодических участников. С 1928 по 1930 годы выходят три номера: № 1 — март 1928-го, № 2 — май 1929-го, № 3 — октябрь 1930 года; в 1931 году группа распадается, частично подготовленный четвертый номер журнала так и не увидел свет.

Основополагающие манифесты «Большой игры» пронизаны пафосом противостояния и борьбы, созвучным не столько с сюрреалистическим, сколько с дадаистским протестом. Вот что декларируется в статье «Фокусировка, или Ломка догм»: «Мы готовы на все, мы решились целиком посвятить себя тому, чтобы по возможности портить, рушить, ломать и взрывать любые социальные институты, разбивать любые моральные оковы, уничтожать любую самоуверенность» [24] R. Daumal, R. Gilbert-Lecompte, «Mise au point ou casse-dogme», L’Evidence absurde, p. 150. . Авторы отметают идеологические и эстетические ограничения, нормативность, конформизм; отвергают дискурсивный разум. «Как внутри, так и снаружи человек думающий, — пишет Домаль в „Письме к себе самому в форме притчи“, — непримиримый враг любой навязанной веры, любой догмы, любой тирании. Он — Революционен по своей сути» [25] R. Daumal, «Lettre à soi-même en forme de parabole», Les pouvoirs de la parole, p. 127. . Разрушать все, что ограничивает и порабощает, все, что останавливает и увековечивает: не указывать человеку, где правильный выход, а попытаться «закрыть как можно больше выходов; он будет биться в двери, которые ведут ко сну, к рабству, к духовной смерти» [26] R. Daumal, Tu t’es toujours trompé, Mercure de France, 1970, p. 166. и сам найдет выход. Разрушать все, но не занимать место, не заполнять, но оставлять для заполнения: предлагать не полноту, а пустоту. Разрушать все, отказываться от застывших теорий, воспевать динамику и практику, где проживаемое неразрывно связано с продумываемым, а само продумывание важнее того, что его спровоцировало: «Нас интересует не мысль автора, а то, что мы мыслим, читая его произведение» [27] R. Daumal, «Essai sur l’introspection», L’évidence absurde, p. 172. . Причем нигилизм продумывается коллективно. «Большая игра» отказывается от самодостаточной индивидуальности во имя многогранной, гармоничной общности, однако объединяться с кем угодно не намерена. В «Открытом письме Андре Бретону» Домаль, поясняя свое нежелание сближаться с сюрреалистами, критикует их деятельность, которая сводится к «путанице, неуклюжести и обманкам», их «салонные игры» и «развлекательные находки типа „изысканного трупа“ или автоматического письма» и противопоставляет им задачи «Большой игры». «В ответ на вашу забавную науку, — объявляет он, — у нас — изучение всех приемов деперсонализации, переноса сознания, ясновидения, медиумических возможностей; у нас — безграничное поле (во всех возможных ментальных направлениях) индийской йоги; систематическое сведение лирического и онирического факта с учениями оккультной традиции (но к черту живописность магии!) и практиками так называемого примитивного мышления… и это еще не все» [28] R. Daumal. «La lettre ouverte à André Breton», Les Poètes du Grand Jeu, p. 344. .

Цель этой титанической программы одна: достичь другого состояния «я», где жизнь и смерть, реальное и воображаемое соединяются, добраться до того главного, сокровенного, истинного ядра, где сокрыта человеческая суть. «…Мы верим во все чудеса, — заявляют авторы предисловия к первому номеру журнала. — Поведение: нужно привести себя в состояние полного приятия, для этого быть чистым, достичь пустоты внутри себя. Отсюда — наше стремление к идеалу, установка на то, чтобы каждый миг все ставить под сомнение… Мы не желаем писать сами, мы позволяем писать собой» [29] R. Gilbert-Lecompte. «Avant-propos au premier numéro du Grand Jeu», Les Poètes du Grand Jeu, p. 31–32. . В этом медиумическом творчестве языку придается особое значение. Следует найти истинное слово, которое содержит и пронизывает все слова, пароль, способный открыть все грани реальности: «Большая игра объединяет людей, которые должны сказать одно Слово, неизменное и постоянное на любом из тысячи языков: то самое, которое было изречено ведическими риши [30] Р и ши, или рши (санскр. — провидец, мудрец) — мудрецы, которым боги открыли ведийские гимны. , раввинами-каббалистами, мистиками, великими еретиками всех времен и поэтами, истинными поэтами» [31] R. Daumal. «Projet de présentation du Grand Jeu», Les Poètes du Grand Jeu, p. 27. . Истинные поэты, о которых пишет Домаль, — Рембо, Нерваль или Лотреамон — воспринимаются сквозь призму традиционного визионерства и эзотерического опыта. Чтение «озаренных» и «одержимых» всех времен и народов сочетается с изучением работ современных антропологов и этнографов, в частности, трудов Л. Леви-Брюля о «дологическом мистическом мышлении».