Владимир Степаненко - Точка росы

— Ядне Ейка, постой! Окно открою.

Охотник узнал хриплый голос приемщика.

— Однако, зачем открывать окно? Дверь есть. Я в дверь войду!

— Я замок повесил.

— Однако, зачем замок повесил?

— Себя закрыл.

— Прячешься? — Охотник догадался, что Филька боится Шибякина.

Ядне Ейка не один раз видел пьяного приемщика. Но когда он всунул в окно голову, отпрянул в сторону. Лицо Фильки заросло жесткой щетиной. Глаза заплыли. Руки тряслись. Вспомнил, как Шибякин однажды приемщику пригрозил: «Выгоню к чертовой матери, — так сказал Большой Мужик, — чтобы духу твоего пьяного тут не было».

Большого Мужика Ядне Ейка встретил на вертолетной площадке, обрадованно закивал ему головой. Большому Мужику некогда пить и петь песни. Не будет он стучать головой по стенке, как Филька.

— Смотри, наши трактора, — сказал охотник, тыча пальцем в газету.

— Трактора, но не наши. Подожди, будут еще писать и о нас. И скоро будут писать об Уренгойской экспедиции. Газ мы открыли! Не понимаешь? Подожди, скоро все поймешь. Вертолет возит нам баллоны с газом. Придет время, будут об этом вспоминать со смехом. В Уренгой газ привозили! Понимаешь? — Шибякин весело похлопал охотника по плечу.

— Мало, мало!

— Хорошо, что честно признался. А твой друг, приемщик фактории, ничего не понимает. Куда-то убежал. Замок повесил на дверях фактории и убежал.

— Филька не друг! — резко сказал Ядне Ейка.

— Если не друг, хорошо.

— Ты мне друг.

— Знаю! — Шибякин напряженно посмотрел на небо. Ему не нравились темные облака. Их где-то потрепал ветер, и рваные хвосты свешивались до самой земли. — Ну, метеоролог, наблюдатель природы, скажи, прилетит вертолет? Не зря ждем с тобой?

Охотнику понравилось, что Большой Мужик обратился к нему ласково и назвал новым именем, видно, хорошим. Посмотрел озабоченно на небо, потом на кустарник. Порывы ветра шевелили листья, и они переворачивались на ножках, показывая сероватые рубашки.

— Солнце скоро прибежит. Ветер повернул. Прилетит вертолет.

— Если твои предсказания сбудутся, назначу тебя метеорологом!

В конце дня звук летящего вертолета обрушился на землю. Тяжелая машина выскочила из-за леса, как будто прыгала с разбегу. Через три прыжка зависла над площадкой.

Ядне Ейка не первый раз видел вертолет. Он знал, что должно произойти. Длинные лопасти, как хореи, сразу сгонят с земли лужи воды, листья с кустов и белые шарики пушеницы. На землю один за другим спрыгнут парни в синих фуражках. Шибякин жадно набросится на газеты, которые привезут летчики. Тут же примется их читать.

— Узнаем, как на земле живут! — скажет и потом будет то улыбаться, то хмурить густые брови.

Но на этот раз Василий Тихонович зажал газеты под мышкой, а читать стал маленький листок. «Письмо получил», — решил Ядне Ейка, взглянув на подобревшее лицо Большого Мужика. Не дочитав письма, Василий Тихонович окликнул Ядне Ейку.

— Ай-яй-яй! — сказал укоризненно. — Как же это мы прозевали! Пирцяко Хабиинкэ давно уже был здесь!

Рыжий олененок с белыми пятнами по бокам на тонких ножках-палочках медленно двигался за Пирцяко Хабиинкэ. Много дней шагали они так вместе, бывший бригадир и спасенный им малыш. Олененок не научился еще копытить наст, чтобы самому добираться мягкими губами до травы и ягеля.

Земля между Пуром и Ево-Яхой с набегавшими от рек косами тайги давно была исхожена вдоль и поперек. Пирцяко берег в голове все переходы. Два раза не гонял по ягельникам, когда откочевывал летом в сторону Тазовской губы и возвращался обратно к зиме. Сейчас он все чаще об этом думал.

Олененок смотрел большими и грустными глазами. Заглядывая в них, мужчина старался вымолить прощение. «Зачем он все еще не со своим стадом?»

Схваченная картина у озера не забывалась. Среди столпившихся людей он видел одного Большого Мужика.

Он стоял за высокой железной вышкой, кряжистый, как старая лиственница.

Пирцяко Хабиинкэ долго смотрел, задрав голову. Все старательно разглядывал: приваренные поперечины, ползущую вверх лестницу. Пугали висящие трубы. Зачем их бросают с силой в землю?

Может, Большой Мужик шаман? Даже тысячи аргишей не притащат в тундру столько сразу железа.

Не отрывая глаз, Пирцяко Хабиинкэ смотрел, как все, без исключения, слушались Большого Мужика. Без страха бригадир не мог вспомнить, что было потом. Большой Мужик закричал громким голосом, и разными голосами сразу откликнулась тайга:

«Открыть задвижку!»

«Открыть задвижку!»

Пирцяко Хабиинкэ, как и в тот раз, втянул голову в плечи и задрожал. Самый храбрый человек испугался бы на его месте. Из земли вырвалась вьюга. Надо было бежать, чтобы не сбил шальной ветер, не погнало но земле сорванным листом с березки, но ноги не слушались. Он стоял, точно прирос.

Солнце висело большим круглым шаром над обручем горизонта. Сверкающие пучки лучей несли к земле тепло. Каждый лучик старался его отогреть после страшных морозов и долгих метелей.

Пирцяко медленно шел на солнце. Закрывал теплые веки, чтобы не ослепнуть. И без того у него болели глаза от снега, блеска прыгающих ручьев. Грелся сам и поворачивал олененка к солнцу. Иногда останавливался. Пятками крошил лед, чтобы добраться до земли. Рвал руками тонкие веточки березок и ягель. С ладошки кормил сироту, гладил заботливо рукой по шерстке и, прижимая к себе олененка, слушал глухие удары сердца.

Несколько раз Пирцяко Хабиинкэ выходил на становище. От чумов остались протаянные круги, черные угли от костров. Олени истолкли снег острыми копытами и обсыпали горошинами.

Принюхиваясь к земле, олененок ловил запахи животных. Волновался. Беспокойно вертел головой по сторонам. Прядал оттопыренными ушами.

— Матку ищешь? — спрашивал заботливо Пирцяко и еще крепче прижимал к себе олененка. — Нет у тебя матки!

Олененок всхрапывал, как настоящий хор. Тыкался холодным носом в руку своего спасителя.

— Авка, нет у меня хлеба, — оправдывался Пирцяко Хабиинкэ. — Сейчас нарву ягель. Пирцяко, а ты совсем бабой стал. Бабы прикармливают авок хлебом. Мальчишки и девчонки кормят оленят. Так делает и Няколя. — Озабоченно проверил, не слетел ли обвязанный вокруг малицы тынзян. Не сомневался: это веревочный аркан его сына. Няколя рос смешным. Смешно зашатал, стуча босыми ножками по латам. Любил прятаться в шкурах, чтобы его искали. Спал всегда с двумя собаками около очага.

Неожиданно снова вспомнил о железной вышке. Начал считать, сколько потребовалось аргишей, чтобы доволочь ее до озера. Много раз сбивался, по десятку раз загибал все пальцы на руках. Выходило, что для аргишей не хватило бы всех оленей со всех колхозов с Тазовской стороны.

От голода, наверное, он много думал на ходу. В который раз вспоминал Няколю. Потом снова Марию.