Мариуш Вильк - Волчий блокнот

— А если б они были виновны, тогда пожалуйста? — поинтересовался прыщавый парень из заднего ряда, на вид совершенный Иванушка-дурачок. Снова аплодисменты — на этот раз хлопают и гости. Андрей смешался.

В ходе дискуссии эмоции берут верх и молодежь сбрасывает маску равнодушия. За шутками проступают убеждения, а порой и вера. Все резче обозначаются расхождения между организаторами встречи и студентами. Особенно яростные споры вызывает вопрос: «Можно ли говорить о духовном возрождении России без искреннего всенародного покаяния?» Моральному позерству членов «Мемориала», их категоричному требованию коллективно покаяться за отцовские и дедовские грехи молодые россияне противопоставляют идею существования на свой страх и риск.

— Хочешь каяться — иди в монастырь, молись или вешайся, — заявил тот прыщавый, который только что сорвал аплодисменты, — а другим дай возможность жить так, как им нравится. Нельзя спрашивать с людей за грехи предков, это ведет к коллективной ответственности и одновременно размывает личную вину. История многоголосна. Разные партии, полярные позиции. То, что одни почитают как заслугу, другим кажется ошибкой, и нет гарантии, что за полученную сегодня медаль ты завтра не окажешься за решеткой. Поэтому не ищи оправдания в чужих учебниках — сам пиши свою судьбу и ставь под ней отчетливую подпись.

— А не приведет ли подобное пренебрежение к истории и ее релятивизация к возрождению СЛОНа? — спросил Блинушов…

…Я вышел из зала, не дожидаясь ответа и продолжения дискуссии. О каком возрождении СЛОНа может идти речь, если на Островах дух этого зверя по-прежнему жив? Да и не только здесь. Недавно в Москве, услыхав, что я только с Соловков, меня спросили: «За что сидел?» Для многих россиян Соловецкий лагерь — все еще реальность. И правда: приглядись повнимательнее, отвлекись на мгновение от западных фантов и грантов — и увидишь вокруг колючую проволоку. Самую что ни на есть настоящую — взрослые обносят ею огороды, а дети связывают друг друга, когда играют «в тюрьму». Минувшей зимой на Соловках съели нескольких собак. С голодухи! Мечта моей знакомой — приватизировать комнату с кухней в бывшем лагерном бараке, где она живет уже двадцать лет. Увы, согласно последней инвентаризации жилых помещений в поселке этот барак нигде не числится. Саша X. повесился, проиграв сожительницу в бильярд. И мораль СЛОНа — «не пойман, не вор» — я слыхал здесь не раз. На Островах — и в пейзаже, и в человеческих умах — приметы СЛОНа ощутимы на каждом шагу. Ясное дело, постояльцу самой дорогой соловецкой гостиницы, организатору встреч с молодежью, которая проводит здесь каникулы, трудно понять, о чем я думал по дороге домой.

19 июля

28 марта 1959 года Милош писал Томасу Мертону: «Джоффри Горер настаивает, что история знала лишь одно общество, основанное на грехе (в то время как западная цивилизация опирается на идею вины), имея в виду царскую Россию. Мне кажется, он абсолютно прав. Вина индивидуальна — это моя вина. А грех универсален — согрешил не я, согрешило общество, и путь к спасению лежит не через собственные усилия (оказанную мне милость), а через некое совместное действие. Вот почему они всегда ищут Царство Божие, причем обязательно имеющее временную привязку, будь то коммунизм или — в будущем — другая эсхатология. Личная же ответственность размывается, и в 1945 году я оказался свидетелем убийств, совершавшихся русскими солдатами с глубоким ощущением греха, но без чувства личной вины». А теперь вернемся на мгновение ко вчерашней встрече в Соловецком монастыре. «Мемориальщики» спрашивают, возможно ли духовное возрождение общества без искреннего всенародного покаяния? Так ведь покаяние есть компенсация за грехи, и вопрос, включенный в программу дискуссии, подтверждает прогнозы Горера — дело касается именно России. Но, возразят мне, есть ведь и студенты стройотряда, принявшие эту тему близко к сердцу. Они хотят жить нормально, подобно своим ровесникам на Западе, и отнюдь не собираются коллективно каяться за грехи предков. Быть может, молодые россияне наконец покончат с многовековой традицией «общества, опирающегося на идею греха», перестанут искать Царство Божие на земле и будут руководствоваться личной ответственностью за собственные поступки? К сожалению, боюсь, что вопрос это столь же абстрактный, как и вся дискуссия в Прачечном корпусе, потому что реальность за окном ехидно строит рожи и тому, кто жаждет покаяться, и тому, кто предпочитает жить на собственный страх и риск.

Конец лета на Соловках напоминает сон: вырисовывается в тумане горизонт, словно сюжет оборванной на полуслове повести; пепельное небо, перламутровое море, а в воздухе витает бабье лето. Тут и там вспыхивают березки, трава выгорает, пахнет мхом. Землю окутывает серый пар, в котором спят луга и поймы, и озера словно бы дремлют, видя во сне склонившихся над ними людей и деревья. А человек печалится, что лето подходит к концу, и пьет, желая оттянуть пробуждение. Птичья суета перед путешествием: утки учат молодняк плавать, чайки стонут перед отлетом, гаги волнуются, гагары что-то замышляют. И вдруг наступает осень. Дни то палят солнцем, то дождем хлещут. Белое от пены море беснуется, штормит. В лесу вакханалия цветов: желтые свечи берез в темной еловой зелени, осины заливает бордовым, ягодники краснеют, а болота тлеют оранжевым. Земля медленно остывает. Утренний иней обваривает цветы в саду. В доме — запах сушеных грибов, бульканье варенья, повсюду развешаны пучки трав, петрушки и укропа. Укрываем от мороза картошку, свеклу, морковку и брюкву. Солим селедку и грузди. Ночи на Островах удлиняются, словно тени дней, чернеют — хоть глаз выколи. Иногда только, нежданно-негаданно, замелькают в небе огненные брызги — будто с того света просачиваются. Северное сияние…

Нина Михайловна прислала мне из Москвы первые четыре тома «Библиотеки литературы Древней Руси», подготовленной в отделе Древнерусской литературы РАН под руководством Лихачева (бывшего узника СЛОНа). Можно смело утверждать, что это событие в истории русской культуры — событие, которое невозможно переоценить. Впервые нам оказалось доступно все наследие древнерусской литературы (с параллельным переводом на современный язык). Двенадцать томов: начиная со «Слова о Законе и Благодати» Илариона XI века и кончая перепиской старообрядцев XX века (включенной в «Библиотеку» по причине языкового и жанрового консерватизма этого документа). Наряду с известными произведениями, вроде «Слова о полку Игореве» или «Жития Аввакума», в серию включены тексты, ранее доступные только специалистам: например, блестящие памятники литературной школы раскольников Выга, берестяные грамоты XII века, найденные недавно под Новгородом, апокрифы хлыстов… впрочем, всего не перечислишь. До нас дошли лишь крохи литературы Древней Руси, но благодаря «Библиотеке», собравшей их воедино, мы можем увидеть контуры огромного целого и отраженную в нем картину. Академик Лихачев пишет в «Воспоминаниях», что древнерусская литература интересовала его, в частности, «с точки зрения русского национального характера».