Джером Сэлинджер - Собрание сочинений

Миссис Силзбёрн уже приблизилась к столику почти вплотную.

— Что говорят? — нетерпеливо спросила она. — Вы разговаривали с Реей?

Сначала подружка невесты выпила.

— Я со всеми разговаривала, — ответила она, ставя стакан и подчеркнув «всеми» мрачно, однако без свойственного ей лишнего драматизма. Сначала она посмотрела на миссис Силзбёрн, затем на меня, затем на лейтенанта. — Можно выдохнуть, — сказала она. — Все просто чудненько и прекрасно.

— То есть? Что произошло? — резко спросила миссис Силзбёрн.

— Ровно то, что я сказала. Жениха больше не смущает избыток счастья. — В голос подружки невесты вновь вернулись знакомые нотки.

— Как так? Ты с кем говорила? — спросил лейтенант. — С миссис Феддер?

— Я же сказала, я говорила со всеми. Кроме застенчивой невесты. Они с женихом сбежали. — Она повернулась ко мне. — Вы вообще сколько сахару сюда положили? — раздраженно осведомилась она. — На вкус абсолютное…

— Сбежали? — переспросила миссис Силзбёрн и поднесла руку к горлу.

Подружка невесты посмотрела на нее.

— Да ладно, расслабьтесь уже, — посоветовала она. — Дольше продержитесь.

Миссис Силзбёрн вяло опустилась на диван — прямо рядом со мной. Я пялился снизу вверх на подружку невесты, и миссис Силзбёрн наверняка незамедлительно последовала моему примеру.

— Судя по всему, когда они вернулись, он был в квартире. Поэтому Мюриэл просто берет и пакует чемодан, и они вдвоем уезжают, вот так вот запросто. — Подружка невесты старательно пожала плечами. Снова взяла стакан и допила. — В общем, нас всех зовут на банкет. Или как там это называется, когда жених с невестой уже уехали. Я так поняла, там уже целая толпа. По телефону все такие веселые.

— Ты сказала, что разговаривала с миссис Феддер. Что она говорит? — спросил лейтенант.

Подружка невесты качнула головой — довольно таинственно.

— Она была чудесна. Господи, что за женщина. Говорила абсолютно нормально. Я так поняла — в смысле, из того, что она говорила, — этот Симор дал слово ходить к аналитику и вообще исправиться. — Она снова пожала плечами. — Кто знает? Может, все будет первый класс. Я вся измоталась и думать больше не в силах. — Она посмотрела на мужа. — Пойдем. Где твоя шляпка?

И в следующий миг подружка невесты, лейтенант и миссис Силзбёрн уже шагали строем к выходу, а я, гостеприимный хозяин, плелся следом. Меня уже заметно покачивало, но поскольку никто не оборачивался, думаю, на состояние мое не обратили внимания.

Я услышал, как миссис Силзбёрн сказала подружке невесты:

— Вы туда заглянете или как?

— Не знаю, — последовал ответ. — Разве что на минутку.

Лейтенант вызвал лифт, и троица мрачно стояла и следила за счетчиком этажей. Речь им, судя по всему, была уже без надобности. Я стоял в дверях квартиры, от гостей в нескольких шагах, и тускло наблюдал. Когда дверь лифта раскрылась, я попрощался — громко, — и три головы повернулись ко мне одновременно.

— О, до свидания, — выкрикнули они, а когда дверь закрывалась, я услышал голос подружки невесты:

— И спасибо за выпивку!

Я вернулся в квартиру — весьма шатко, по пути пытаясь расстегнуть тужурку — или же распахнуть ее рывками.

Мое возвращение в гостиную было встречено восторгом последнего гостя, о котором я совсем забыл. Кивая и ухмыляясь, словно в конце концов настал наивысший момент торжества, которого мы оба долго ждали, он поднял мне навстречу щедро наполненный стакан. Я поймал себя на том, что при нашем воссоединении не вполне способен ответить такой же ухмылкой. Хотя помню, что похлопал старичка по плечу. Затем подошел к дивану и тяжело плюхнулся прямо напротив гостя, после чего мне все-таки удалось распахнуть тужурку.

— У вас нет дома? — спросил я. — Кто за вами присматривает? Голуби в парке?

В ответ на эти провокационные вопросы мой гость отсалютовал мне с еще большим смаком: так вздымают не стаканы с «томом-коллинзом», а пивные кружки. Я закрыл глаза и откинулся на спину, растянувшись и задрав ноги. Но вся комната от этого закружилась. Я снова сел и скинул ноги на пол — настолько внезапно и с такой плохой координацией, что рукой пришлось зацепиться за кофейный столик, чтобы не потерять равновесия. Я посидел, подавшись вперед и не открывая глаз. Потом, не вставая, дотянулся до кувшина и налил себе «тома-коллинза», расплескав жидкость и разбросав кубики льда по столу и полу. С полным стаканом в руке я посидел еще, так ничего и не выпив, затем поставил его в лужицу на столешнице.

— Хотите знать, почему Шарлотте наложили девять швов? — вдруг спросил я — мне показалось, у меня совершенно нормальный тон. — Мы были на Озере. Симор написал Шарлотте — пригласил ее к нам, и мать в конце концов ее отпустила. Ну и что случилось: однажды утром она присела прямо посреди нашей подъездной дорожки и стала гладить Тяпину кошку, и Симор кинул в нее камнем. Ему было двенадцать лет. И только-то. Он в нее кинул камнем потому, что она так красиво сидела с Тяпиной кошкой. Елки-палки, это все знали — я, Шарлотта, Тяпа, Уэйкер, Уолт, вся семья. — Я посмотрел на оловянную пепельницу на кофейном столике. — Шарлотта ему потом ни слова не сказала. Ни слова.

Я взглянул на гостя, вполне рассчитывая, что он станет спорить со мною, обзывать вруном. Я, конечно, вру. Шарлотта вообще не поняла, зачем Симор кинул в нее камнем. Но гость мой спорить не стал. Напротив. Он ободряюще мне ухмыльнулся, словно сочтет истиной в последней инстанции все, что бы я ни сказал дальше. Но я встал и вышел из комнаты. Помню, на пол — пути решил было вернуться и поднять два кубика льда, что лежали на полу, но задача показалась мне чересчур утомительной, и я вышел в коридор. Проходя мимо двери в кухню, я снял форменную рубашку — содрал с себя — и уронил на пол. В тот миг мне показалось, что здесь я всегда и оставлял верхнюю одежду.

В ванной я несколько минут постоял над корзиной для белья, рассуждая, стоит или не стоит мне вытаскивать дневник Симора и снова в него заглядывать. Не помню, какие доводы я приводил за или против, но в конечном итоге корзину я открыл и дневник достал. Снова уселся на край ванны и пролистал записи до самой последней:

Один из наших только что снова позвонил транспортникам. Если нижний предел облачности будет подниматься и дальше, мы, видимо, вылетим еще до утра. Оппенхайм говорит, чтобы губу не раскатывали. Я позвонил Мюриэл. Очень странно получилось. Она ответила и все время повторяла «алло». Голос мне отказал. Еще чуть-чуть, и она бы повесила трубку. Только бы мне удалось хоть немного успокоиться. Оппенхайм заваливается на боковую, пока нам не перезвонят наземные службы. Мне бы тоже надо, но я слишком взбудоражен. Звонил-то я, чтобы попросить ее — поклянчить в последний раз — просто уехать со мной и выйти за меня замуж наедине. Я слишком взбудоражен для людей. Я как будто рождаюсь. Священный день, священный. Связь была отвратительная, к тому же я по большей части вообще ничего не мог сказать. Какой ужас, если говоришь «я тебя люблю», а человек на другом конце провода в ответ кричит: «Что?» Весь день читал кусками Beданту. Партнеры в браке должны служить друг другу. Возвышать, поддерживать, учить, укреплять друг друга, но превыше прочего — служить. Растить детей достойно, с любовью и отрешенностью. Дитя в доме — гость, коего следует любить и уважать — и никогда не владеть им, ибо оно принадлежит Богу. Как чудесно, как здраво, как прекрасно трудно и, следовательно, истинно. Радость ответственности — впервые в жизни. Оппенхайм уже храпит. Мне тоже надо, но не могу. Кто-то должен посидеть со счастливым человеком.