Али аль-Мисурати - Барабаны пустыни

После очередного наводнения делегаты пострадавших с трудом пробились к губернатору, в его застланный коврами роскошный кабинет. Не предложив им даже сесть, облеченный высокой властью чиновник встретил посетителей словами назидания и упрека:

— Подумайте только, они пришли сюда жаловаться. Да поймите же вы наконец: не потоки воды обрушились на вас, а вы сами преградили им путь. Разве можно было там строить дома? Конечно, нет. Для жилья это место непригодно.

— Перебирайтесь как можно скорее на новые земли, — вторил губернатору его заместитель, — и все будет в порядке…

Выслушав добрые советы и пожелания, делегаты ушли, воздав должное мудрости провинциальных властей.

— О аллах, — вскричал Сулейман, выходя из здания резиденции губернатора, — если бы не страх за детей, которые останутся после меня сиротами, клянусь, я бы свернул этому увещевателю шею. — И, сжав в гневе кулаки, тихо добавил: — Не хочу, чтобы они шлялись по улицам и просили милостыню…

Наступал Новый год, снова разливалась река, затопляя все вокруг. И вновь первые страницы газет заполняли репортажи с места событий. Из репродукторов неслись сводки, их сменяли комментарии и информации. «Его превосходительство губернатор лично посетил зону наводнения». Фотографии. Призывы. Передовицы. Броские заголовки. И опять килограмм риса, горсть ячменя или килограмм муки. Новые дыры, заткнутые тряпьем.

И снова к представителю центральных властей направляется делегация. На этот раз их встречает, смачно попыхивая трубкой, новый губернатор.

— Кто вас приглашал в наш город? — вопрошал он своим зычным голосом и, ощупывая глазами делегатов, советовал: — Уезжайте отсюда. Возвращайтесь к себе, в свои родные места. А ко мне ходить нечего.

Но как ему объяснить, что в их деревнях нет ни фабрик, ни заводов, нет ни полей, ни воды, нет никакой работы?

Сулейман Шанабу вышел из лачуги, согнувшись в три погибели. Жизнь ломает и более могучих мужчин. Обернувшись, он бросил взгляд на младшего сына: больной полиомиелитом, этой болезнью бедняков, ребенок заново учился ходить. Болен и второй сын: у него постоянно слезятся глаза. Врачи говорят, что мальчику грозит слепота. А Сулейман так мечтал отдать своего сына в школу, чтобы он выучил Коран, зазубрил ритуальные стихи и читал бы их по праздникам или на похоронах.

Трудная жизнь была и у его сестры. Всего два года назад завершился бракоразводный процесс. Ее бывший муж, познакомившись с иностранкой, уехал на заработки в дальние страны. Его новая жена тешила себя надеждой, что выходит замуж за одного из богатейших людей легендарной страны нефти и получит возможность швырять деньги налево и направо. А в доме Сулеймана прибавились сестра и шестеро ее детей. На его плечи легли новые тяготы. Сулейман пристроил к своей хижине еще одну комнату, там и поселилась сестра с детьми, уповая всецело на волю аллаха. Однажды она чуть было замуж не вышла. Но жених, ненароком узнав от соседей, что у его нареченной детей хоть пруд пруди, тотчас сбежал, надеясь подыскать себе где-нибудь вдову без детей, но, разумеется, с капиталом.

Чтобы прокормить свою возросшую семью, Сулейман стал трудиться денно и нощно. Донимали его боли в желудке, он обращался к врачам — и к местным, и к заезжим, иностранным. Делали ему снимки желудка, выписывали рецепты. Но он предпочитал лечиться травами и терпеливо ждать, когда утихнет боль. Боль проходила, но скоро возвращалась.

Сулейман был вежлив со всеми чиновниками; вынужденный то и дело угождать им, потакать их желаниям, он заискивал перед ними. С некоторых пор в его душе поселился страх, боязнь потерять работу. На что он будет тогда кормить детей, которые верили в своего отца, думали, что ему все под силу?

Сытые, живущие в довольстве чиновники нередко проводят уик-энд на Мальте, а то и в Афинах; кое-кто летает на ночь даже в Рим или Париж. В понедельник они возвращаются в офисы и роскошные виллы. Построенные местными удачливыми торговцами и предприимчивыми маклерами виллы сдаются компании внаем. А она строит в садах вилл плавательные бассейны и фонтаны и платит баснословные деньги за все: за роскошную коллекционную мебель, за кондиционеры, за прислугу, за телевизоры… Каждый день не один раз проходил Сулейман мимо этих зданий, отделанных гранитом и мрамором, зеленых, красных, желтых, светлосерых. В безбрежном желтом море пустыни они казались ярким узором на огромном персидском ковре. Из окон вилл доносились звуки музыки. Крыши ощетинились крестами телевизионных антенн.

А в своей лачуге Сулейман слышит иную музыку: крики и плач детей.

Предмет законной гордости Сулеймана — великолепные, черные как смоль длинные усы, за которыми он старательно ухаживает: подкрашивает, расчесывает и приглаживает доведенными до автоматизма движениями. Никто, собственно, не знает, что побудило Сулеймана отращивать усы. Когда он только начинал свою работу в компании, его густые, с завитками на концах усы привлекали всеобщее внимание, но постепенно к ним привыкли и перестали замечать.

Однажды Сулеймана увидел новый директор филиала. Он только недавно пожаловал сюда из-за моря и решил ознаменовать свое правление, проявив демократизм и интерес к нуждам простых рабочих.

— Сколько лет ты отращиваешь усы? — спросил он Сулеймана.

— Лет двадцать пять, — ответил Сулейман.

— Так вот, у меня для тебя сюрприз! Я решил устроить в твою честь банкет, точнее говоря, мы отпразднуем юбилей твоих усов. Как-никак нам надо думать и о простых людях, о таких рабочих, как ты.

Он вышел из-за стола и, вплотную подойдя к Сулейману, демонстративно пожал ему руку.

В отделе рабочей силы было созвано экстренное совещание. Присутствовали начальник отдела, три его заместителя, руководители других отделов, представитель компании по связи с прессой. Всего человек тридцать, не меньше. На длинном столе — чашечки с кофе, бутылки пива, пепси-колы и виски. Над дверью включили красную лампу и повесили табличку: «Закрытое совещание. Посторонним вход воспрещен».

Первым делом завели досье — кожаную папку «Торжественный обед в честь рабочего Сулеймана Шанабу. Дело № 30».

Далее следовал подробный план предполагаемых торжеств: виды напитков, подарок от компании, порядок его вручения, краткое содержание юбилейных речей и список ораторов.

Дабы сделать приятное юбиляру, начальник отдела предложил, чтобы речь в его честь была произнесена на арабском языке. Присутствующие в недоумении стали пожимать плечами и переглядываться. Выход из положения, как всегда в таких случаях, нашел старший технический советник.

— Я предлагаю, — сказал он, — чтобы все слова речи были написаны латинскими буквами.