Али аль-Мисурати - Барабаны пустыни

Эта блестящая идея была встречена громом аплодисментов. Директор вызвал Сулеймана. В смущении, не зная, что его ожидает, входил он в кабинет, все стены которого были увешаны сверху донизу картами, диаграммами, разноцветными схемами, а стол и столики вокруг заполнены образцами пород и пробами песка.

Раскачиваясь в кресле и не вынимая трубки изо рта, директор объявил:

— Так вот, как я и говорил тебе, в воскресенье, то есть послезавтра, будет устроен торжественный банкет в честь… самых длинных усов… а значит, и в твою честь…

Отпечатали пригласительные билеты и распространили их среди чиновников, экспертов, советников. Приглашения были составлены на трех языках: английском, итальянском, французском. К приглашению был приложен небольшой текст на арабском языке:

«Убедительно просим Вас пожаловать в воскресенье на торжественный банкет в честь самых длинных в компании усов. Форма одежды повседневная. Желательно с женами. Разрешается взять с собой детей. Во время торжественного приема состоится вручение памятного ценного подарка рабочему Сулейману Шанабу».

Служащие компании наперебой пожимали Сулейману руку.

— Поздравляем, Сулейман, от души поздравляем. Да, наш директор — настоящий джентльмен и поистине большой человек.

Когда Сулейман возвратился в свою лачугу, его окружили дети. При виде их у него сердце сжалось от жалости: этот никак не избавится от кашля, другой почти ничего не видит, третий — желтый как лимон.

Он сообщил новость. Всеобщую радость затмила проблема праздничной одежды. Его видавший виды бежевый костюм и пальто с оторванными пуговицами никак не соответствовали торжественности грядущего юбилея, который должны почтить своим присутствием важные господа. Что делать? Пришлось купить у еврея Брахи костюм в рассрочку, в другой лавке взять под залог галстук, лакированные туфли и наручные часы вместо старых, карманных.

Одна из центральных газет, существующая за счет объявлений и рекламы компании, опубликовала на первой странице информацию своего собственного корреспондента под заголовком: «Компания устраивает прием в честь своего рабочего Сулеймана Шанабу».

«Это событие, — писал корреспондент, — следует рассматривать не только как выражение истинного демократизма, столь характерного для нового руководства филиала компании, но и как проявление подлинно отеческой заботы дирекции о нуждах простых рабочих». Ниже была помещена довольно крупная фотография Сулеймана, стоящего у пульта управления сложного агрегата.

Итак, Сулейман приготовил для банкета все необходимое. Осталось написать ответную речь. Он отправился к шейху. Узнав обстоятельства дела, тот с должной серьезностью отнесся к своей миссии и составил Сулейману текст выступления, которое начиналось следующими словами:

«Во имя аллаха, милостивого, милосердного. Помолимся за него, да снизойдет благословение на него и на его пророка…»

Когда Сулейман зачитал вслух эту речь одному из своих друзей, тот резонно сказал, что на банкете будут люди, не верующие ни в аллаха, ни в его пророка, и что эти слова до них просто не дойдут. А затем он поверг Сулеймана в смятение, заметив: «Для такого банкета нужен какой-то особый язык и стиль, даже специальный ритуал».

Тогда Сулейман направился к студенту, который летом обычно подрабатывал у них на нефтеразработках. Тот написал ему свой вариант речи, она начиналась совсем по-иному: «Уважаемый господин директор! Дамы и господа! Господа советники и господа эксперты…»

Всю ночь напролет и весь день Сулейман репетировал речь, точно готовился к выпускному экзамену. В доме было введено чрезвычайное положение, даже дети присмирели.

Наконец наступило долгожданное воскресенье. Ранним утром Сулейман, облачившись в праздничный костюм, отправился в парикмахерскую. Мальчишка-парикмахер без умолку трещал о последних событиях, ценах на помидоры, о кризисах холодной войны, о новых песнях Фейруз, о последних происшествиях в квартале, концертах на сцене кинотеатра «Аль-Хамра», об эффективных средствах борьбы с муравьями. Видимо, иначе он просто не мог работать. Сулейману пришлось услышать и о пользе пенициллина, и о новых средствах против насморка, десятки новых анекдотов и небылиц.

Недрогнувшим голосом парикмахер принялся пересказывать содержание кинофильма, который он видел на прошлой неделе в кинотеатре «Али Баба», и стал изображать героя и героиню. Он рассказывал, не выпуская из рук острой бритвы, которая то и дело мелькала перед глазами Сулеймана. И столько уверенности было в его трескучем голосе, что Сулейман невольно стал прислушиваться. «И вот в этот момент герой вместе со своим другом ворвался…» Что было дальше, Сулейман не услышал: точно молния сверкнула бритва, и он лишился правого уса. Видя в зеркале, как его драгоценный ус медленно падает на салфетку, Сулейман замер на месте, точно громом пораженный.

— Что ты наделал, негодный мальчишка! — взорвался Сулейман яростным криком.

Цирюльник прирос к своему месту. Что случилось потом, можно было узнать из протоколов в ближайшем полицейском участке.

Сулейман сбрил и второй ус.

Целую неделю он не выходил из дому и никого не хотел видеть. Вскоре он получил письмо из компании. «Уважаемый господин Сулейман Шанабу, компания вынуждена с горьким сожалением уведомить Вас, что Вы уволены с работы, так как, не предупредив дирекцию, позволили себе не являться на работу в течение недели. Так как господин директор обещал Вам подарок, то, дабы не нарушать решение дирекции от 5.07. с. г., посылаем обещанное». Сулейман вскрыл пакет. Там лежал вымпел с эмблемой компании. «Есть чем заткнуть дыру в лачуге, — подумал он. — Или, может быть, вернуть им по почте?» Но тут же его пронзила молнией другая мысль: «Куда теперь идти?»

Перевод В. Шагаля и Н. Фетисовой.

© Перевод на русский язык «Прогресс», 1980.

Обычно Халим-эффенди просыпается рано. Сразу же спешит умыться, одеться, наскоро привести себя в порядок. А когда старая служанка приносит завтрак, он второпях вливает в себя чашечку кофе, заедая его куском вчерашнего пирога. Трудно ему стало есть — зубы еле-еле пережевывают пищу. Что и говорить, он сильно сдал за последнее время. Сегодня, бросив случайно на служанку быстрый взгляд, Халим-эффенди вдруг неожиданно для себя заметил, что она тоже сильно сдала за последнее время, будто разом, в один день, постарела. Впрочем, чему удивляться, ведь он взял ее к себе в дом, когда еще был студентом. Сколько с тех пор лет прошло? Страшно не то что сказать, но и подумать.

Двадцать лет уже он работает учителем. Учи-тель! Раньше он произносил это слово по слогам с гордостью. Ему казалось, что нет никого в округе, кто бы мог с ним сравниться. А сейчас?! Подумаешь, учитель! Никакого престижа, особенно в городе. В деревне или где-нибудь в сахарской глуши, говорят, все по-другому. Учитель по-прежнему окружен уважением и почетом. А в городе? Что здесь он видит? Встает ни свет ни заря; по вечерам — горы тетрадей, а по выходным и в дни каникул он только и знает, что бегает по частным урокам. Были бы хоть деньги приличные, а то мелочишка, всего ничего — с трудом хватает, чтобы свести концы с концами. Сколько раз говорил он себе: перемени профессию. Подумаешь, учитель! Ну что тебе стоит стать, например, торговцем. Будут тогда у тебя и деньги, и роскошная большая квартира, и машина. Все, что душе угодно! И будешь ты желанным гостем на всех банкетах и коктейлях. Отдыхать будешь только за границей! Путешествовать по всему миру. Ну что тебе стоит переменить профессию?!