Нагиб Махфуз - Зеркала

Сведения о прошлом Ашмауи стали известны со слов людей, давно живших в Аббасии. По их рассказам, в молодости он был весьма замкнутым, однако хорошо воспитанным юношей. Несмотря на прилежание, в учебе он не преуспел, и его отец, инспектор вакуфов, был вынужден отдать его в военную школу, прибегнув к протекции Герберта-паши, в то время инспектора школы. После выпуска Ашмауи был направлен в Судан. На военной службе он проявил рвение, проводя в жизнь тщательно продуманную политику англичан, которые собирали налоги с суданского населения руками египетских офицеров. Англичане оценили Ашмауи, он подружился с английскими офицерами, которыми безмерно восхищался. Дружбой с ними он всегда гордился. Свой отпуск он обычно проводил в Англии, объехал всю страну и окончательно уверовал в то, что англичане — цвет человечества и что небесами на них возложена великая миссия цивилизовать другие народы, особенно такие отсталые, как египетский. Реда Хаммада рассказал мне, что эти взгляды Ашмауи послужили причиной ссоры между ним и отцом Реды, врачом. Они наговорили друг другу столько резких слов, что с тех пор всякие добрососедские и дружеские отношения между ними прекратились.

В 1919 году египетская армия была брошена на помощь оккупационным войскам для подавления революции. Но армия эта не оправдала доверия англичан, в ней сильны были сочувствие революции и преданность ее лидеру. Она даже выступила в защиту Саада Заглула, когда против него был организован заговор. Однако Ашмауи оказался поганой овцой в стаде: с разнузданной яростью боролся он против революции, преследовал и подвергал изощренным пыткам ее руководителей, превзойдя в жестокости самих англичан. Так заслужил он их безграничную благодарность, какой не удостоился до него ни один египтянин. Сограждане же возненавидели его смертельно. Египетские власти тоже не испытывали к нему симпатии, так как знали, что Ашмауи служил не им, а англичанам. Предприняты были безуспешные попытки убить Ашмауи. Однажды осколком бомбы, брошенной патриотами, он был ранен в ногу. До чувств народа Ашмауи не было никакого дела, со слепым фанатизмом продолжал он нести свою подлую «службу». Жена Ашмауи рассказывала, что ее отец однажды потребовал от Ашмауи, чтоб тот подал в отставку. На это Ашмауи заявил:

— Делай свое дело и не вмешивайся в то, чего не понимаешь. Я не только выполняю свой долг как офицер, но исхожу из убеждения, что независимость от Англии приведет Египет к упадку и разложению. Отделившись от Британской империи, мы тем самым удалимся от цивилизации!

Незадолго до второй мировой войны умерла от сердечного приступа жена Ашмауи и была похоронена всего в нескольких шагах от того места, где в комнате для посетителей в одиночестве проживал ее муж. Он последовал за нею через год из-за болезни печени. Как ни странно, образ его не изгладился еще из памяти нашего поколения. Многие и по сей день помнят народную песню, которая предает проклятью само имя Ашмауи.

Сегодня, когда его нет в живых, о нем рассказывают множество историй, по-разному отображающих его личность. Сам я, хоть и встречал с его стороны лишь самое доброе, братское отношение, всегда чувствовал себя как-то неспокойно под проницательным взглядом его выпуклых глаз. Познакомился я с ним в годы второй мировой войны в салоне доктора Махера Абд аль-Керима. Было ему тогда лет тридцать, и преподавал он арабский язык в одной из средних школ. Иногда публиковал в литературных журналах критические статьи либо касыды [83] Касыда — традиционный арабский поэтический жанр. . Он был выпускником Аль-Азхара и не владел иностранными языками. Тем не менее вызывал у меня восхищение той безукоризненной логикой мысли, которую демонстрировал в дискуссиях со столь известными своей образованностью и глубоким знанием иностранных языков людьми, как доктор Ибрагим Акль, Салем Габр и Зухейр Кямиль. Отличался большой выдержкой и высокой культурой речи — никогда не горячился, не выходил из себя, никогда не терял объективности. Одним словом, он ни в чем не уступал своим многознающим собеседникам, был равным им в полном смысле этого слова. Я имел возможность убедиться в остроте его ума, полемическом таланте и эрудиции, хотя он полностью опирался только на классическую арабскую литературу и переводные европейские произведения. У меня не было сомнений в том, что он умнее Ибрагима Акля, Салема Габра и Зухейра Кямиля, вместе взятых. Его критические высказывания о произведениях современной литературы были лишены той легковесности, что проскальзывала иногда в суждениях специалистов с парижскими и лондонскими дипломами, хотя в этих суждениях имелись какие-то нюансы, обнаружить которые мог лишь человек знающий.

— Этот молодой человек необычайно талантлив. Жаль, что он не был послан учиться за границу, — сказал мне о нем однажды доктор Махер Абд аль-Керим. А он был из тех людей, кто тщательно взвешивает свои слова.

Хотя Абд аль-Ваххаб Исмаил не любил говорить о религии и старался показать, что по образу жизни и мыслей он человек вполне современный — одевался по-европейски, отдавал предпочтение европейской кухне, был завсегдатаем кинотеатров, — но для меня не были секретом его глубокая религиозность и даже фанатизм. Помню, как-то молодой писатель-копт подарил ему свою книгу — сборник критических и публицистических статей. Рассказывая мне об этом в тот же день в кафе «Аль-Фишауи», Абд аль-Ваххаб заметил:

— Он умен, эрудирован, тонко чувствует и оригинально мыслит.

Будучи поклонником молодого писателя, я без всякой задней мысли спросил:

— Когда же ты напишешь о нем?

— Тебе придется долго ждать! — с неопределенной усмешкой ответил он.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я никогда не поддержу талант, — решительно отчеканил он, — который завтра всеми доступными средствами будет порочить ислам.

— Ты что, фанатик?! — возмущенно воскликнул я.

— Не пытайтесь приклеивать мне ярлыки. Меня это не трогает, — с пренебрежением ответил он.

— А меня огорчает твоя позиция.

— С вафдистом на эту тему спорить бесполезно. Я сам в свое время был вафдистом, но скажу тебе откровенно: я не доверяю тем, кто исповедует другие религии!

Он действительно был когда-то вафдистом, но вышел из «Вафда» вслед за доктором Ахмедом Махером, которого глубоко почитал. При правительстве саадитов [84] Саадиты — члены реакционной буржуазно-помещичьей «партии Саада», отколовшейся от «Вафда» после смерти ее лидера Саада Заглула. он получил должность инспектора. Гибель Махера нанесла тяжелый удар по его мечтам. Пуля, оборвавшая жизнь доктора, словно бы поразила и самого Абд аль-Ваххаба.