Сергей Саканский - Когда приходит Андж

— Кстати, — сказала Анжела, которая последние минуты вроде и не слушала разговорившегося Стаканского, — отца выписывают через два дня.

— Очень жаль…

— Что-о?

— Я хотел сказать, — Стаканский вдруг нащупал удивительную, волнующую мысль. — Ведь у меня завтра именины! — весело соврал он. — Будут друзья — художники, скульпторы, придешь? — сердце его отвратительно забилось: в голове как бы из стеклистых палочек выстроилась надежная ловушка.

Анжела, помедлив, обещала, и Стаканский на радостях чмокнул ее в верхнюю губу, за что тут же получил звонкий гонорар, но не сильно, скорее, как-то ложно, шутя…

План был кристально прост: гости задержаться, а потом и вовсе не придут, наверно, перепутали числа, как в Библии, и мы начнем пировать вдвоем, ведь все уже приготовлено, затем, если недостаточно будет просто вина, мы предложим попробовать замечательной афганской дряни, выросшей на полях сражений, а если девочка откажется или дрянь не зацепит — применим набоковско-бериевский прием: таблетка клофелина вкупе с вином гарантировано завершит процесс…

Проснувшись наутро и увидев себя обнаженной рядом с обнаженным мужчиной, Анжела ахнула и в ужасе натянула одеяло на грудь. Было? Неужели было? — прошептала она в растерянности. — Какая дрянь! Я ничего не помню. — Ты сама предложила, — сказал Стаканский, закуривая. — Сама затащила в постель. — Анжела села, одеяло сползло, обнажив смуглую грудь с розовым, нет, темновишневым соском, — продолжал фантазировать Стаканский, очищая картофелину… Три вида салата уже были готовы. Мясо томилось в утятнице. Бутылка коньяка, бутылка водки, две бутылки вина, крепленого и сухого, плюс, на всякий случай, четвертинка водки — на это ушла вся его стипендия. Не забыть еще и соблазнительный натюрморт экзотических фруктов посреди стола, и розу в бокале. Сидя в ванне, Стаканский похотливо разглядывал собственное тело, не веря, что через несколько часов оно будет обладать женщиной.

Зазвонил телефон.

— Я не смогу приехать, — сказала Анжела.

Мгновение — и вокруг его черепа, словно какая-то планетная система, закружилось несколько круглых хохочущих лиц.

— Почему? — только и сумел выдавить он.

— Потому что. Дело в том, что сегодня приходит Андж.

— Какой еще Андж? Когда приходит Андж? Куда?

— Ко мне, идиот! Да и ваще, забудь меня на несколько дней. После расскажу. Андж — это мой жених.

Стаканский вдруг увидел в зеркале, каким неприятным стало его лицо, как противна его светлоголубая рубашечка.

— Неужели? — тускло выдавил он, стараясь придать своему голосу жесткость. — Ты мне никогда… — в этот момент кто-то позвонил в дверь. — Одну секунду! Не бросай трубку, тут пришли… Похоже, уже собираются гости.

Какие еще к чертовой матери гости?

Стаканский кинулся открывать, он настолько был ошарашен, раздавлен (задним планом прошло: как же натрескаюсь я сегодня, один!) что не смог полностью воспринять происшедшее в следующие секунды.

Он увидел незнакомого человека, огромного, за два метра ростом, тот без приглашения вошел и сразу сильно ударил Стаканского в челюсть.

— Ограбление! — успел подумать он, падая в нокаут.

Вероятно, несколько мгновений его не было, очнувшись, он увидел квартиру почти с горизонта пола, поначалу она показалась ему чужой, тем более, что какой-то неправдоподобно большой человек с телефоном под мышкой расхаживал по ковру.

— Ах это ты… — говорил он. — Откуда звонишь? Нет, я ему не буду делать больно. Очухался. Все — кончаю, — он положил телефон на пол, нагнувшись над поверженным Стаканским.

— Ты ведь уже знаешь, кто я? Вот и хорошо. Прелесть!

Он взял с полочки «Прелесть», лак для волос, и побрызгался. Стаканский потрогал виски: голова гудела, хотелось пить. Он поднялся с пола, паукообразно шевеля конечностями, прошел на кухню и выдул кружку воды — одним глотком, словно водку, поискал глазами топорик для мяса, представил, как ему придется разделывать труп на мелкие кусочки, порциями спускать в унитаз, ужаснулся…

— Надеюсь, мы все решим мирно, — сказал Андж, входя. — Недурные у тебя картинки, и портрет очень похож. — Он держал изображение Анжелы на отлете, любуясь.

— Незаконченно ведь, — пролепетал Стаканский, ненавидя свой голос. Он ясно видел, что этот человек намного сильнее и может сделать с ним все, что захочет.

— Сойдет и так, — сказал Андж, засовывая портрет за пазуху. — Вы, конечно, понимаете, милорд, что ждет вас в случае, если вы попытаетесь искать встреч, писать жалостливые письма и прочее… Понимаете или нет?

Он сунул руку Стаканскому в пах и с бесстрастным лицом сдавил ему яички. Стаканский взвыл от боли.

— Да! Да! Отпусти, — взмолился он.

— Вот-вот, — с нескрываемой заботой в голосе подтвердил Андж… Тут его взгляд проследовал куда-то мимо, он простодушно улыбнулся, вошел в комнату, отодвинул стекло серванта, достал маленький серебряный бокальчик, из которого Стаканский так любил пить, осмотрел и засунул в карман.

— Это я тоже заберу, — сказал он, сняв со стены бронзовое распятие, оставшееся от бабули. Стаканский было двинулся на него, но Андж успокаивающим жестом ладони его осадил и тут же вышел, посмеиваясь и качая головой. В дверях он на секунду замер, оглядел праздничный стол, сервированный в комнате отца, и произнес с досадой:

— К сожалению, я сыт.

Стаканский запер за ним дверь на цепочку и, трясясь, как алкоголик, выпил полный стакан водки. В миг, когда жидкость достала желудка, снова зазвонил телефон.

— Что? Ушел? Я с ним поговорю сейчас. Ты, главное, ничего не делай и жди. Будь умницей. Жди моего звонка или письма, страстно жди, как у Симонова. Если будешь хорошо себя вести, я поеду с тобой на дачу. Все. Вешаю трубку. С днем тебя рожденья!

Стаканский выпил второй стакан водки, бросился ничком на кровать и пьяно разревелся в подушку, в ту самую подушку, на которой сегодня ночью, согласно его плану, должны были лежать ее бедра. Все это было чудовищно еще и потому, что вот сейчас тут, в этом пространстве, находился счастливый художник, всесильный, повелевающий мирами, и достаточно было каких-то минут, чтобы растоптать его, повергнуть ниц — как Художника и Человека.

Стаканский ненавидел свои шедевры, бесстрастно наблюдавшие весь процесс. Он выпил еще, его сразу вырвало, опьянение сползло вниз, он забил папиросу и выкурил, затем принял таблетку клофелина и, уже выключаясь, увидел цветную отчетливую галлюцинацию: идет огромный переваливающийся Андж, за ним мелко семенит мультипликационный Стаканский, в его руках водопроводная труба, он настигает, замахивается, но не достает до затылка, мажет по спине, Андж оборачивается всем телом, обеими ногами затаптывает его, слышен хитиновый хруст, но тут появляется совсем уж гигантская Анжела и накрывает сандальчиком обоих — Андж лопается, словно помидор.